В его истребители (за время боёв сменил больше десятка самолётов) попало в общей сложности несколько сотен пуль! Если бы их расположить по фюзеляжу равномерно – это был бы большой дуршлаг, а не истребитель.
.jpg&w=180)
Десять лет назад, аккурат к 90-летию выдающегося отечественного лётчика-аса времён Великой Отечественной войны, наиболее результативного лётчика-истребителя в авиации союзников, трижды Герой Советского Союза, кавалера 19 орденов и 14 медалей, почётного жителя 6 городов бывшего СССР, Маршал авиации Кожедуба Первый канал показал документальный фильм, посвящённый этому великому крылатому воину. Даже если бы мне были известны про Ивана Никитовича только вышеперечисленные хрестоматийные данные, всё равно бы прикипел к экрану телевизора. За так называемые постперестроечные времена зомбоящик не очень-то балует нас повествованиями о героях войны и труда. Там нынче прописаны в основном гламурные или криминальные личности. Но ведь я хорошо знавал маршала лично, многажды писал о нём в различные издания, был знаком с его дражайшей супругой Вероникой Николаевной, с его сыном офицером-подводником Никитой Ивановичем.
Увы, однако, неприятно напрячься мне пришлось буквально с первых кадров, как оказалось даже полу игрового фильма. Представьте себе, читатель: ночь, белое здание с колоннами. А за кадром – почти трагически-надрывный голос ведущего: «Поздним вечером у здания кисловодского военного санатория остановилась машина «Победа». Несмотря на неурочный час, дежурный без слов пропустил двух офицеров в васильковых (так!) фуражках. Один из офицеров госбезопасности уточнил: «В каком номере проживает лётчик Кожедуб?». После настойчивого стука дверь открыл удивлённый хозяин номера. (Артист действительно выказал удивление, утираясь махровым полотенцем). «Товарищ Кожедуб, вам срочно придётся проследовать за нами! Одевайтесь! У вас три минуты на сборы! Мы подождём». Эта фраза словно молотком по голове. Больше всего испугалась жена, Вероника».
Не сказать, конечно, чтобы и я перепугался, но всё же был сильно ошарашен. Как, неужели же и Кожедуба терзала ненавистная Контора Глубокого Бурения имени товарища Берии? А если так, то почему тогда за долгие годы нашего знакомства Иван Никитович ни словом, ни полусловом о том никогда не обмолвился? Ведь он (видит Бог, не рисуюсь!) иногда посвящал меня даже в некоторые интимные стороны своей биографии, поскольку всегда был веселым и искренним, с распахнутой душой человеком. А тут о столь зловещем факте и молчок полный…
Меж тем трагизм в голосе ведущего всё густел: «Она хорошо знала, что означают такие поздние визиты. Успокоил её, как мог. Боялся только что услышит, как стучит его сердце (?). Вот так неожиданно под конвоем чекистов (?!) оказался лучший лётчик Великой Отечественной войны, трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб». Синхронно, во весь экран моего 32-дюймового телевизора с полминуты демонстрировались полные почти животного страха глаза актрисы, играющей жену лётчика. И – музыка, аж мурашки по коже. Потом, правда, пошли мульткадры и вполне такой нормальный себе пересказ хорошо всем известной (во всяком случае, тем, кто авиацией интересуется) биографии действительно выдающегося лётчика-истребителя двадцатого века. Но я уже смотрел их, что называется, в полглаза. Всё жаждал узнать, за что же Ивана Никитовича в застенки-то волокли? Тем более, что его, (на самом деле артиста, игравшего испуг), то и дело (7 раз!) показывали сидящим между двух упитанных мордоворотов. Долго ждал. Из 50 минут фильма, авторы ровно 21 минуту терзали мою душу неведением, всё нагнетая и нагнетая всякой леденящей жути. И вовсе я не стебаюсь. Почитайте дальше, что пришлось с нескрываемым удивлением услышать за кадром: «Сидя на заднем сидении между офицерами госбезопасности, Иван старался ничем не выдать своей тревоги. Только перебирал варианты, куда и зачем его могут везти. Если арест: почему не предъявили ордер? Никакой вины он за собой не чувствовал. Ни в каких интригах не участвовал. Да и не принято это было среди военных лётчиков. Неужели у кого-то могли быть подозрения, что трижды герой может оказаться врагом народа? Ведь все награды у Кожедуба заслуженные, боевые. И всё же не сомневался: и на этот раз ему повезет. Только как же там его Вероника? Перед ним постоянно всплывало испуганное и растерянное лицо жены, с которой он расстался, не сказав даже прощальных слов». (Так ведь выше сказано: «успокоил как мог»!). Дальше шли трагические игровые кадры якобы с Вероникой, которой «страх ледяными тисками сжимал её сердце. И что ей сказать дочери, когда она проснётся?»
Но вот и развязка: «Машина остановилась у здания Кисловодского горкома партии. Кожедуба провели в кабинет первого секретаря. Тот встал, протянул трубку кремлёвского телефона. (То есть до этого он её всю дорогу держал, а на противоположном конце провода столь же терпеливо дожидался абонент?). «Товарищ Кожедуб, Василий Иосифович на связи». Кожедуб услышал голос генерал-лейтенанта Василия Сталина, командующего ВВС Московского округа. После длинной матерной тирады (?!), последовал приказ немедленно вылетать в Москву. «Есть работа, а Ваня отдыхает! Немедленно вылетай!» До отлёта он успел черкануть Веронике несколько строчек».
Тут бы и прекратить уже изрядно затянувшееся цитирование закадрового текста, где злостное нагнетание страха в итоге оказалось полным пшиком. Только есть в нём ещё одна «изюминка», о которой ну никак нельзя умолчать. Оказывается, «та ночь переживаний за мужа не прошла для Вероники даром. У неё, двадцатилетней девушки, стали седыми виски!» Во как!
А теперь, читатель, переведите дыхание и приготовьтесь к сообщению потрясающему: ничего из того, что вы выше прочитали, а я смотрел 21 минуту на голубом экране не было в жизни и быть не могло по определению! Всё это выдумка, нелепая «голубая» фантазия председателя совета директоров независимой телекомпании «Останкино», автора и ведущего телевизионных циклов, лауреата телевизионной награды «ТЭФИ» в номинации «Сериал телевизионных документальных фильмов», члена Союза журналистов РФ, члена Союза кинематографистов РФ, бывшего пресс-секретаря Ельцина Сергея Медведева. Потому как любой военный человек не просто удивится, а даже возмутится высосанной из синюшного идеологического пальца нелепостью, о которой столь надрывно повествует якобы документальный телефильм. Ибо на кой ляд командующему ВВС Московского округа, пусть он даже и сын Сталина, стоило разыскивать своего зам. комдива через органы госбезопасности, если тому можно было элементарно позвонить в номер санатория по спецсвязи? Эта старейшая в вооружённых силах здравница существует с 1922 года. С тех пор она всегда снабжалась первокласснейшей связью со столицей! Да по-иному и быть не должно – элементарная же вещь для военной структуры. Ко всему прочему сын вождя никогда не дружил с представителями спецслужб – «был в контрах с контриками». И я даже знаю, откуда Сергей Константинович «черпанул» столь развесистой клюквы. Но не стану делать рекламы довольно посредственной книжке известного лётчика, который просто доверился очень бездарному литзаписчику: «Город Кисловодск. Поздним вечером ноября 1950 года за Кожедубом, отдыхавшем в местном санатории пришли два офицера МГБ и дали несколько минут на сборы. В обкоме партии по правительственной связи он получает приказ командующего ВВС московского округа В. И. Сталина прибыть в Москву. «Есть работа, а Ваня отдыхает».
Ну, относительно обкома в Кисловодске (!) Медведев усёк авторскую глупость, однако все лжесобытия до неё и после расцветил с удивительным сладострастием и слюнопусканием. Вплоть до того, что у «двадцатилетней девушки» аж виски поседели. Это притом, что прожила она с мужем уже шесть лет, и за ним едва ли не каждодневно приезжали машины с посыльными. Но тут бедная женщина чуть, видите ли, с ума не сошла. (Умолчу уже о том, что в 50-м «девушке» стукнуло 23 года). Автору и невдомёк, что Вероника Николаевна была как раз из породы тех русских женщин, которые и коня на скаку останавливали, и в горящую избу входили, как в бутик. Спрашивается, зачем же понадобилась неплохому вроде бы журналисту такая дешёвая бредятина? А всё потому что в затянувшейся войне Останкинской телебашни с башней Кремлёвской первая в лице особенно Первого канала усиленно очерняет, как слон посудную лавку, вытаптывает социалистическое прошлое нашей страны. Ведь, казалось бы, взялся человек за благое дело: рассказать о самом результативном пилоте истребительной авиации Советского Союза, так и карты ему в руки. Биографии Кожедуба ведь на несколько полнометражных фильмов с лихвой хватит. Но как раз о ней во вторую, в третью, в седьмую очередь думал тележурналист. У него, как у чесоточного, свербело одно неизбывное желание «уесть систему». Чтобы зритель определённо подумал: если даже трижды героя коварные и злые кэгэбэшники запросто выдергивали из ванной, приказывали одеваться (за три минуты!!!), то что тогда говорить о людях простых, «винтиках системы», которыми помыкали такие самодуры, как сын Сталина. Лишь «после длинной матерной тирады» (это ж как Медведеву 1958 года рождения удалось подслушать и измерить длину той тирады в 50-м году?!) он отдал Ване приказание. Дичь полная. Хотя чему здесь особенно удивляться. Однажды этот мастер голубого экрана сделал фильм о Герое Советского Союза Николае Францевиче Гастелло. Так сын прославленного лётчика, мой добрый знакомец Виктор Гастелло, сказал: «Меня поражает, сколько же клеветы, лжи и гнусных инсинуаций вложено в эту передачу».
…Советский строй умел выращивать героев. В известной песне на века закреплено: «Когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой». И восторженной любовью советские люди постоянно окружали своих героических избранников. Но даже и при этом слава Ивана Кожедуба в конце войны и в послевоенные годы до времён покорения человеком космоса стояла как бы особняком. Его буквально, а не фигурально везде на руках носили. Так ещё до войны наши люди восторгались Валерием Чкаловым. Они, к слову, были очень похожими в главном: в истовой преданности лётному искусству, в глубинном и доскональном постижении лётного дела, в удальской душевной щедрости, в горячей любви к Родине. И это не просто слова, истёртые публицистическим абразивом. В них – сердцевина, сама суть характеров славных русских Икаров из самой что ни на есть народной гущи вышедших. Трудно, да попросту невозможно себе представить того же Ивана Никитовича на что-то сетующего, жалующегося на какие-то тяготы или невзгоды службы, общественной или политической жизни. Везде и всюду он постоянно излучал несокрушимый оптимизм именно искони советского разлива без малейших либеральных примесей. Он всегда был предан не на словах – на деле «родной Коммунистической партии». За такую безоглядную приверженность высоким социалистическим идеалам Кожедуба и раньше не жаловали некоторые «продвинутые», нынче – и подавно. Только это ровным счётом ничего не значит. Исторических персонажей мы не должны оценивать, исходя из наших нынешних пристрастий и суждений. А Кожеду был воистину героем первой величины своего времени. Ему поэтому не могли, не смели (их бы на Колыму загнали!) местные эмгэбэшники приказывать одеться за три минуты. И уж по касательной замечу, что сам Иван Никитович с потрясающим достоинством, как рыцарь доспехи, носил свою громкую славу и свою исключительную избранность. Провидение действительно поцеловало его в макушку ещё при рождении, а потом вело его по жизни, тщательно оберегая, как редко кого даже из своих избранников.
Насчёт избранности, тоже ведь не фигура речи. Ещё в детстве десятилетний Ваня чуть было не утонул в Десне. Его чудом спас из холодного весеннего половодья старший брат Александр. Сколько потом было подобных жизненных испытаний на грани смерти, Кожедуб даже припомнить не мог. Но всегда утверждал, что везуч с детства. И то была какая-то мистическая, невероятная правда. Древнеримская богиня удачи Фортуна вполне себе такая баба с рубеновскими телесами. У Кожедуба она точно была стройной и крылатой, как богиня победы Ника. Вы, читатель, только вдумайтесь в эту арифметику: за всю войну Иван Никитович участвовал в 330 боевых вылетах, провёл 120 воздушных боёв и лично сбил 64 самолёта. Лётчика-аса 11 раз подбивали, четырежды он горел, но всегда сажал свою машину. В его истребители (за время боёв сменил больше десятка самолётов) попало в общей сложности несколько сотен пуль! Если бы их расположить по фюзеляжу равномерно – это был бы большой дуршлаг, а не истребитель. И в то же время ни одна пуля, ни один осколок счастливца даже не царапнули. Такого теоретически быть не должно, а оно было.
…Иван Кожедуб родился в деревне Ображеевка Сумского уезда в бедной крестьянской семье – шестым и последним. Отец его, церковный староста, слыл незаурядным человеком, эдаким сельским верующим интеллигентом. Разрываясь между фабричными заработками и крестьянским трудом, находил в себе силы читать книги и даже сочинять стихи. Был чрезвычайно религиозен, обладал тонким, взыскательным умом, настойчиво воспитывал в детях трудолюбие, упорство, исполнительности. Неудивительно, что к шести годам последыш Ваня уже читал разные книжки. И пронёс затем любовь к печатному слову через всю жизнь. После семилетки разбитной парнишка поступает на рабфак Шосткинского химико-технологического техникума. В ту же пору начинает заниматься в аэроклубе. («Небо, конечно, меня манило, как и всякого пацана, но форма лётная привлекала не меньше. И лишь когда взлетел впервые на полторы тысячи метров над землёй, понял: вот это моё до скончания веку!»).
1940-й год. Кожедуб принят в Чугуевское военное авиационное училище лётчиков. Добротно изучил УТ-2, УТИ-4, И-16. Его поэтому и оставили инструктором при училище. («И летал я, сынок, до одури много. Было бы можно, кажется, не вылезал бы из самолёта. Сама техника пилотирования, шлифовка фигур доставляли ни с чем не сравнимую радость. И вот эту радость мне удавалось передавать таким как сам пацанам. Когда ты любишь дело, легко той любовью и делиться. Плохо было в другом: командование училища вцепилось в меня мёртвой хваткой и не долго не отпускало на фронт» – «Вы, разумеется, писали рапорты?» – «Раз пятнадцать или того больше писал. А толку?»).
Лишь в марте 1943 года Кожедуб попадает на Воронежский фронт. («Первый воздушный бой мог стать моим и последним. Мессершмитт-109 пушечной очередью едва ли не ополовинил мой Ла-5. Бронеспинка спасла от зажигательного снаряда. Так на обратном пути ещё и наши зенитчики по ошибке влепили по мне два снаряда. Самолёт-то я посадил, но восстановлению он уже не подлежал. Какое-то время приходилось летать на «остатках» – машинах из серии «на тебе, Боже, что мне не гоже». И только к лету 43-го в судьбе моей наметилось хоть какое-то просветление: присвоили младшего лейтенант, назначили на должность замкомэски. Как сейчас помню: 6 июля над Курской дугой, во время сорокового боевого вылета я завалил свой первый немецкий самолёт-бомбардировщик Юнкерс Ю-87. Как говорится, лиха беда – начало. На следующий день сбил второй, а через два дня – сразу два истребителя Bf-109 истребил. О том, что мне присвоили звание Героя Советского Союза я узнал, кстати, из твоей, из нашей «Красной звезды». До сих пор храню тот номер от 5 февраля 1944 года»).
Второй медали «Золотая Звезда» Кожедуб был удостоен 19 августа 1944 года за 256 боевых вылетов и 48 сбитых самолётов противника. А третью звезду Героя получил 18 августа 1945 года.
(«Иван Никитович, мне не даёт покоя вопрос: почему немецкие асы на порядок больше сбивали самолётов, чем наши?» – «Для начала тебе анекдот. Василий Иванович возвращается из Англии, как Остап Бендер, шикарно одет и весь в золотых побрякушках. Петька интересуется: откуда добра столько? «Понимаешь, Петька, сели мы там играть в карты. Время их – на стол, а мне говорят: джентльмены карты не показывают. И тут мне, Петька, как попёрло». Мы сбивали самолёты, а немцы – моторы. Но главное: нам победы засчитывались исключительно по ФКП (фотокинопулемёт _ М.З.), а немцам – по личному докладу. Меня сколько раз ребята донимали: «Никитыч, ты же «мессера» завалил, мы все видели, как он загорелся!» А я им: ну и что? Вдруг до своих дотянет. Нет, братцы, вот когда он в землю-то носом тюкнет, тогда я счёт свой и пополню»).
Знаю поэтому определённо, и многие специалисты о том твердят, что на самом деле Кожедуб сбил около 80 (может, и больше!) самолётов противника, в том числе, и двух американских лётчиков. Только он никогда не фиксировал своих побед, если хоть на йоту сам в них сомневался. И был в этом смысле кремень – никто уговорить не мог. Больше того, Иван Никитович, как и многие советские герои-истребители, никогда не заносил на свой счёт самолётов, сбитых совместно с новичками. Кроме всего прочего ещё и потому, что полагал: главное для пилота подбить первых три самолёта, а потом он уже становится для противника неуязвимым. Наверное, и тут присутствовала некая мистика. Кожедуб, впрочем, никогда её и не отрицал, полагая лётное дело неким особым человеческим промыслом. На этой почве, между прочим, он очень тесно сошёлся с Владимиром Высоцким. О чём я ниже всенепременно читателю ещё поведаю. Пока же остановлюсь на «четвёртой звезде» Героя.
Так Иван Никитович всегда называл свою жену, полагая её самым главным своим жизненным приобретением. («Встретил я Веронику случайно в электричке. И долгое время ухаживал, не открываясь, кто я и что я. Ваш брат обычно пишет, что Кожедуб был, дескать, стеснительным ухажёром. Да ничего подобного – на мне где сядешь, там и слезешь. Но, согласись, одно дело, когда за тобой ухаживает трижды Герой – тут любая дура за него готова выскочить замуж. И совсем другое – простой парень. А когда я понял, что за человек Вероника, тогда ей и открылся. И на свадьбе у меня даже Вася Сталин присутствовал!»). По-моему, они никогда не ссорились в том смысле, как обычно вздорят между собой супруги. Хотя кто в семье атаман, а кто рядовой казак виделось издали и невооружённым глазом. Где-то в конце восьмидесятых Ивана Никитовича сильно тряханул инсульт. Так Вероника Николаевна из чайной ложечки кормила мужа и как заправский логопед вновь восстанавливала в нём командную речь. А меня всегда умиляло, как зайдя в военную лавку, маршал авиации первым делом выбирал в подарок какую-нибудь безделицу «для моей молодой жены». Меж тем возрастная разница между ними составляла всего-то семь лет. Любитель выпить и умеющий это делать («Это три танкиста выпили по триста, а пилот – восемьсот») Иван Никитович всегда говорил с опаской: «Как бы Вероника не просекла от меня запаха».
…Вторая война Кожедуба – корейская – достойна, конечно, отдельного рассказа. И по правде говоря, я больше всего Ивана Никитовича о ней-то и расспрашивал, по молодости, самодовольно полагая, что о первой – Великой Отечественной – всё знаю. Только вот удивительное дело: балагуристый по природе человек, даже в некотором смысле потешник, он всегда напряжённо, с постоянной какой-то внутренней опаской, так для него не характерной, отвечал на мои расспросы. Однажды я ему напрямик сказал: зря, мол, вы, товарищ генерал-полковник, так перестраховываетесь – всё ведь давным-давно о той войне известно. («Конечно, шило в мешке таить сложно. Только ты заметь: распространяются о корейской войне отнюдь не те, кто тюкал самолёты янки – все эти «бэшки» и «фешки» (В-26, В-29, F-80 и F-84 – М.З.). Оно и понятно. Мы ведь все давали подписку о неразглашении»). И лишь после ветров, так называемых перестройки и гласности, Иван Никитович стал потихоньку делиться своими корейскими приключениями. От него я впервые узнал о героической и трагической охоте за «Сейбром». У меня в дневниках эта эпопея записана на шести страница. Здесь приведу лишь несколько выдержек из рассказа Кожедуба: «Мы долгое время держали инициативу в воздухе. Даже бытовало такое название – «Аллея МиГов» – воздушное пространство, куда самолёты ООН вообще не рисковали залетать. Но потом появились американские «сейбры» – F-86 и круто изменили картину войны в воздухе. Да что там говорить: по некоторым параметрам они просто превосходили наши МиГ-15. «Сейбр» требовалось изучить для того, чтобы найти наиболее эффективные способы борьбы с ним. Но как ты достанешь такой трофей? Мы подобьём F-86, но пилот уводит его в Корейский залив и там катапультируется. А в море американцы были хозяевами полными. Ну и служба спасения у них действовала просто превосходно. Наши же специалисты не могли даже помышлять о том, чтобы достать упавший в море истребитель. Те же, которые падали на землю, для изучения были непригодны – хлам один. И ты же ещё учти, что мы обязаны были вести все воздушные переговоры только на китайском языке. В тактическом классе – ещё куда ни шло. А поднимешься в небо и вся китайская грамота улетучивается. И как налаживать взаимодействие? Выход из ситуации для нас «нашли» в высоких московских кабинетах: принудите, мол, «Сейбр» к посадке. Это легко, сынок, сказать. Его и сбить-то – запаришься, а уж принудительно посадить – просто невероятно. Но приказ есть приказ. Пришлось и мне издать по своей 324-й истребительной дивизии свой приказ за номером 043: добыть «Сейбр». Была даже создана специальная группа для такой цели – все старания оказались безуспешными. И всё-таки мои соколы в итоге раздобыли аж два «Сейбра»! Один мне показали в тине, в иле. Мы его отмыли и отправили в Москву. Тут в чём вся проблема заключалась? На F-86 был впервые установлен противоперегрузочный костюм, который сильно интересовал нашу авиапромышленность. Но, когда мы «Сейбры» сбивали, их летчики выпрыгивали вместе с костюм и шлангом со штуцером. Сам автомат давления, – главное во всем этом деле, – естественно, разбивался вместе с истребителем. Чтобы добыть автомат, нужен был живой самолет. И мы его добыли».
Во время войны в Корее пилоты 324-й истребительной авиационной дивизией под командованием Ивана Кожедуба одержали 216 воздушных побед, потеряв всего 27 машин (9 пилотов погибло). Продолжительность боёв с апреля 1951 по январь 1952 года. («Иван Никитович, только честно: сами-то вы летали в небе над Кореей?» – «А как же не летать! Как только мой замполит Петухов – в Москву – я в кабину МиГа. Он хороший мужик и жили мы с ним душа в душу. Но был приставлен ко мне вышестоящим командованием, чтобы я, значит, не своевольничал. Оно, конечно, правильно. Ты представь себе скандал: вдруг бы америкосы сбили трижды героя. Но ты этого не пиши, не надо…»).
И последнее, как и обещал читателю. В 1988 году я написал книгу «Босая душа или Каким я знал Высоцкого». Среди тех, кто в ней вспоминал о великом артисте и барде были мой добрый приятель артист Вениамин Смехов и великий лётчик Советского Союза маршал авиации Иван Кожедуб.
«Гастроли в Ташкенте. Играем «Доброго человека». На Высоцкого в роли летчика из первого ряда смотрят, двое – Иван Кожедуб и Алексей Микоян, два друга, два генерала, оба в летной форме, щегольски подтянутые, на удивление молодые. В антракте за кулисами, не без зависти поглядываем, как дружно беседуют они с Высоцким. Господи, сам Кожедуб! Я же в детстве до дыр исчитал его книжку, я же в школе искал его телефон, я же язык проглотил, когда он согласился прийти к нам на вечер!
Высоцкий – и Иван Никитович. Потрясающе! От их встреч и приятельства перепадало всему коллективу театра. Легендарные летчики-командиры по просьбе Владимира дважды выбрасывали «таганский десант». Сначала – в Самарканд. Там в «засаде» ожидал нас экскурсовод. Коллектив театра поводили, поизумляли архисказкой архитектуры Улугбека, Тимура, Шах-и-Зинды, Регистана, погрели на древнем солнышке и снова на волшебных крыльях перебросили «в тыл» гастролей, в город Ташкент. Кажется, Высоцкий тогда не услышал благодарности в свой адрес: все удачи, как и следует, брала на себя дирекция. Вроде бы она нас сама «десантировала», при чем тут трое летчиков – Кожедуб, Микоян и Высоцкий?»
*
«Когда я впервые услышал песни Высоцкого уже не помню. Наверное, в те же годы, как их начали размножать на магнитофонных пленках. Поначалу, как и подавляющее большинство людей, я думал, что автор этих песен – повидавший виды человек, а что фронтовик, то это, само собой, разумеется. Но потом узнаю: Высоцкий совсем молодой парень, на Таганке работает артистом. Там, в театре, мы и познакомились, если не ошибаюсь на премьерном спектакле «Гамлета». Содержание первого нашего разговора не помню: какие-то добрые слова он мне говорил, я его хвалил за игру, за песни особенно. Договорились, что он споёт для моих сослуживцев. Высоцкий сдержал слово. Вот так я его впервые послушал, – живого, не в записи. И был просто потрясен. Такая сила, такая мощь и в то же время столько души было в его песнях, что равнодушным к ним мог оставаться только очень безразличный человек. Я ему сказал: «Ну ты прямо по-истребительски поешь!» А он ответил, что так его песни ещё никто не оценивал.
Ну, вот так и завязалось наше знакомство. Дружбой это я бы не назвал, а такое товарищеское отношение между нами было. Это я говорю не в порядке примазаться там к его всенародной славе. Мне своей хватает. Да и к его популярности, скажу тебе откровенно, мои генеральские звезды мало чего могли добавить. Но что было, то было. Иногда мы разговаривали по телефону, иногда встречались на каких-то мероприятиях. Некоторые мои коллеги и даже известный тебе Волконогов, тогда говорили: ну что ты, мол, Иван Никитович, находишь в этом хрипуне? А ничего не нахожу, отвечал я. Нравится он мне и всё тут. И смелостью своей, и напором, а больше всего тем, что правду пишет и поёт. Знаешь, Михаил, я критик никудышный, но песню про истребителя понимаю не хуже многих критиков. И за душу она меня берёт сильно всегда. Это ж так написано, как будто сам он сидел в кабине!
Однажды мы встретились с Высоцким в Париже, аккурат в День Советской Армии и Военно-морского Флота. Я там бы по делам авиационного спорта как вице-президент Федерации авиационного спорта. «Ну как, – спрашиваю, – споёшь нам сегодня?» – «В такой день, Иван Никитович, – отвечает, – могли бы и не просить – всё равно пел бы!» Тоже, конечно, мощно пел, но всё же не так, как у нас в Союзе. Или мне так показалось, не знаю.
А в Ташкенте… Я, помнится, был тогда первым замом главкома ВВС по боевой подготовке. Приехал к Микояну по делам службы. Вдруг Володя звонит: так, мол, и так, нужен вертолет. Алеша Микоян тоже оказался страстным поклонником Высоцкого. Словом, помогли мы артистам. А как же иначе. У меня в этом театре, кстати, очень много друзей. И «водился» я с ними задолго до нашей перестройки и гласности. Не все это понимали, многие меня в этом смысле не одобряли, да только я мало обращал внимание на всякого рода подсказки да советы. Я чувствовал в Высоцком личность, а личность в человеке всегда ценю превыше всего».
«…Да, Михаил, был я фартовый малый. Везло мне по жизни – правда. Скольким смертям в глаза смотрел, а они меня вблизи разглядывали. Однажды в горящем самолёте в штопор свалился. За несколько метров от земли сумел сбить пламя и выйти из штопора. Ей-богу, мне тогда показалось, словно земля родная меня вытолкала обратно в небо!»
Грешен, думаю сейчас: а ведь Ивану Никитовичу и со смертью-то повезло. Он не увидел распада своей Отчизны – великого Советского Союза, трижды Героем которого был по праву. Михаил Захарчук
http://rosgeroika.ru/podvigi-v-nasledstvo/2015/june/kryilatyij-fart-ivana-kozheduba
Примечание: главный редактор Российского героического календаря капитан первого ранга Сергей Иванович Турченко является членом правления РОО “Бородино 2045”
