Рубрика: Новости

  21 июня 2012 г. представителем Первоиерарха РПЦЗ митрополита Восточно – Американского и Нью-Йоркского Высокопреосвященнейшего Илариона  за активную миссионерскую деятельность в России и за рубежом, а также за личный вклад в объединение РПЦ  МП и РПЦЗ награжден памятной медалью “Митрополит Лавр” протоиерей Георгий Докукин (храм Троицы в Серебрениках).

На фото: протоиерей Георгий Докукин с участниками крестного хода-членами РОО “Бородино-2012” 12 июня 2011 г.

(Пресс-служба “Бородино-2012”)

 Автор – Лев Колодный

Самая многострадальная площадь старой Москвы — та, где стоит в окружении фонарей памятник Пушкину. Ее пространство двести лет застраивали, украшали и разрушили в минувшем веке на моих глазах, нанеся последние удары в 1960–1970-е годы. История площади началась в Средние века, с деревянных Тверских ворот в земляном оборонительном валу. В конце XVI века его заменили каменной, побеленной известкой стеной, получившей название Белого города. Воздвиг мощную крепость, окружавшую всю Москву, поражавшую иностранцев неприступностью и размерами, «государев мастер» Федор Иванов, по прозвищу Конь, отличившийся при трех царях: Иване Грозном, Федоре Иоанновиче и Борисе Годунове.

 

фото: Геннадий Черкасов

Через ворота в каменной стене, разборка которой началась при Екатерине II, шла дорога в Тверь и Новгород. На границе с городом это место заполнялось кузницами и лавками. Как пишет историк Иван Сытин, здесь в 1641 году насчитывалось 63 кузницы, где перед дальней дорогой подковывали лошадей, выделывали оружие, железную посуду и домашнюю утварь; здесь же шла бойкая торговля мясом и съестными припасами.

В помянутом году у Тверских ворот царь Алексей Михайлович, духовенство и народ встречали икону Божьей Матери Одигитрии, что в переводе с греческого значит «Предводительница». По преданию, ее написал в Нижнем Новгороде иконописец Григорий. К нему пришла крестьянка Екатерина, обезображенная за неисполнение обета удалиться в монастырь. Богородица повелела Екатерине дать иконописцу семь серебряных монет, собранных ее именем, и сказала: «Когда ты помолишься перед тем образом, получишь исцеление ты и многие другие». Икону называют Страстной, потому что у лика Девы Марии с младенцем изображены два ангела с орудиями страстей, мучений Христа.

Там, где произошла встреча Одигитрии, основали Страстной женский монастырь, воздвигли пятиглавый собор. Его Успенский колокол, обладавший уникальным звучанием, в пасхальную ночь первым откликался на звоны Ивана Великого. Этот сброшенный со звонницы колокол весом в 193 пуда многие годы служил инструментом в оркестре Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко и теперь возвращен церкви.

На Страстную площадь выходили Святые ворота монастыря и палаты с окошками келий. Над ними возвышалась надвратная церковь Алексия, основанная Натальей Кирилловной в честь мужа, царя Алексея Михайловича. После того как Петр I основал Санкт-Петербург, Тверская дорога стала Питерской, по ней мчались, как известно из песни, удалые ямщики на тройках с бубенцами. Между старой и новой столицами двигались всевозможные «транспортные средства» на конной тяге: телеги, возки, кареты, коляски, дилижансы…

У Тверских ворот по случаю побед русского оружия, коронации Екатерины II и Павла I сооружали Триумфальные арки. А когда разобрали стены Белого города, образовалась площадь, по монастырю прослывшая Страстной. Одним из первых появился на площади в 1776 году двухэтажный дом на углу Страстного бульвара и Тверской улицы, подросший в XIX веке на этаж. Его помнят старожилы-москвичи, ходившие в кинотеатр «Центральный» (дом стоял под номером 1 на Страстной площади, ставшей в 1918 году площадью Декабрьской революции и переименованной в Пушкинскую площадь в 1931-м).

В 1803 году рядом с этим угловым домом справила новоселье в существовавшем в XVIII веке большом доме на Страстной площади жена камергера Марья Ивановна Римская-Корсакова. Предком этой фамилии считается некий Корсак из Литвы, присягнувший князю Василию, сыну Дмитрия Донского. Римскими его потомки стали по указу царя Федора Алексеевича, поскольку претендовали на происхождение из Рима. Нам на пути по бульварам встречался фаворит Екатерины II генерал-адъютант Иван Николаевич Римский-Корсаков, удаленный царицей из Зимнего дворца в Петербурге за банальную измену.

Служили дворяне Римские-Корсаковы стольниками, воеводами, генералами, адмиралами. Немеркнущую славу принес роду военный моряк и профессор Петербургской консерватории Николай Андреевич Римский-Корсаков, автор симфоний и опер «Садко», «Царская невеста», «Сказка о Золотом петушке», «Снегурочка», не сходящих со сцен театров России.

Марью Ивановну знала и чтила вся Москва. Она была богата, владела тысячами крепостных в Пензенской и Тамбовской губерниях. Но не тиранила крестьян, не разлучала семьи. Поэт, князь Петр Вяземский писал о ней: «Марья Ивановна Римская-Корсакова должна иметь почетное место в преданиях хлебосольной и гостеприимной Москвы. Она жила, что называется, открытым домом, давала часто обеды, вечера, балы, маскарады, разные увеселения… Красавицы дочери ее, и особенно одна из них, намеками воспетая Пушкиным в „Онегине“, были душою и прелестью этих собраний. Сама Мария Ивановна была тип московской барыни в хорошем и лучшем значении этого слова».

 

	Мария Римская-Корсакова.

 

 Живя в Москве, Римская-Корсакова родила восемь детей: пять красивых дочерей и трех ладных сыновей. Царила в доме она, муж жил в подмосковной усадьбе. Старший сын Павел погиб геройски в Бородинской битве. Младших — Григория и Сергея — на войне пуля миновала. Искала она мужей дочерям, и то была одна из причин, что в доме «бал следовал за балом, без передышки, и в промежутках всевозможные завтраки, катанья, детские утра и пр.».

Одна из ее дочерей, Софья, вышла замуж за влиятельного московского полицмейстера Волкова, ставшего шефом жандармов Москвы и прилегающих к ней губерний, генерал-лейтенантом.

Другая дочь, Екатерина, в 23 года влюбилась в завсегдатая дома, друга брата Григория, 38-летнего подполковника Александра Алябьева, уволенного в отставку «с мундиром и пансионом». Его мелодичная музыка опер и водевилей звучала в театрах Москвы и Петербурга, романсы пели во всех гостиных России.

 

	Александр Алябьев.

 

 Свадьба не состоялась. На вершине славы подполковника и его друзей арестовали в начале 1825 года по подозрению в убийстве после азартной игры в карты, закончившейся через несколько дней внезапной смертью проигравшегося помещика. После чего ни о какой помолвке с опозоренным подполковником речи быть не могло. Марья Ивановна выдает Екатерину замуж.

В год ареста в застенке Тверской части, неподалеку от Страстной площади, пишет узник переживший века романс «Соловей» со словами Дельвига:

Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей,

Кто-то бедная, как я,

Ночь прослушает тебя,

Не смыкаючи очей,

Утопаючи в слезах.

«Соловей» впервые прозвучал на сцене Большого театра, когда автор музыки ждал приговора. «Русскому таланту и тюрьма на пользу», — высказался по этому поводу композитор Верстовский. Алябьев просил передать ему: «Рядом со мной много камер». Чайковский позднее признавался в одном из писем: «Иногда в музыке нравится что-то совсем неуловимое и не поддающееся критическому анализу. Я не могу без слез слышать этот романс Алябьева».

Лишенный орденов, заслуженных в 1812 году в заграничных походах, воинского звания и дворянства, Алябьев в Сибири пишет неувядаемую музыку романса на слова Пушкина, так созвучные его незаслуженным страданиям:

Я вас любил, любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем.

Но пусть она вас больше не тревожит,

Я не хочу печалить вас ничем.

В долгой ссылке Алябьев создает цикл романсов, посвященных Екатерине, они изданы спустя семь лет после ареста. Лишь спустя 15 лет, когда умирает ее муж, Екатерина сама предлагает Александру руку и сердце. Ее дом в стиле ампир с портиком из шести полуколонн на Новинском бульваре, 7, во дворе становится «домом Алябьева».

Автор очерка «Загадка «Соловья», посвященного трагедии композитора, обвиненного в недоказанном убийстве, профессор Нина Молева пишет:

«Алябьев не прочтенной нами тенью скользит по всем страницам „Горя от ума“. Вот Репетилов — муж сестры Алябьева, Варвары Александровны, неисправимый болтун, остряк, но храбрейший офицер, Николай Александрович Шатилов. Вот Горич — брат Степана Бегичева, литератор Дмитрий, женатый на сестре Дениса Давыдова…»

В доме Бегичева, лучшего друга, Грибоедов жил и сочинял «Горе от ума»; Дениса Давыдова не нужно представлять.

 

	Александр Грибоедов.

 

Александр Грибоедов, вернувшись в родную Москву после пятилетней службы в Персии в 1818 году, неоднократно бывал в доме на Страстном бульваре. Его двоюродная сестра Софья Грибоедова, которую считают прототипом Софьи Фамусовой, вышла замуж за Сергея Римского-Корсакова, младшего сына Марьи Ивановны. Отец Софьи, дядя драматурга, прототип Фамусова, естественно, не мог не бывать у близкой родственницы.

…Марья Ивановна имела привычку писать подробные письма, порой по нескольку в неделю, отправляла их дочерям и любимому сыну Григорию, кутившему далеко от Москвы. Многие ее письма сохранились. Изучив архив Римских-Корсаковых, письма и дневники ее современников, Михаил Гершензон, признанный «историком русской литературы и общественной мысли», воссоздал «историческую иллюстрацию» Москвы, вдохновившую Александра Грибоедова создать «Горе от ума».

«Войдем же в дом Марьи Ивановны, — писал Гершензон в изданной в 1914 году классической работе „Грибоедовская Москва“, — нас охватит атмосфера „Горя от ума“. Дом большой, просторный, в два этажа и два десятка комнат, умещавший в себе маскарады и балы на сотни персон и благотворительные концерты. Фасад выходит на Страстную площадь: нынешние москвичи знают здание 7-й мужской гимназии».

По его словам, «просторный вестибюль с широкой лестницей вверх часто воспроизводят на сцене в последнем явлении «Горя от ума». Вся история гениальной комедии, как он пишет, — эпизод из жизни самого Грибоедова, а сам автор — прототип главного героя, Чацкого.

По-видимому, наслушавшись рассказов о красоте дочерей Римской-Корсаковой, Пушкин, будучи в южной ссылке, спрашивал в письме друга поэта князя Вяземского: «Где Марья Ивановна Корсакова, что живет или жила против какого-то монастыря (Страстного, что ли), жива ли она, где она, если умерла, чего Боже упаси, то где ее дочери, замужем ли и за кем, девствуют ли или вдовствуют и проч.». После долгой разлуки с Москвой в 1826 году Пушкин, проносившийся в возке по ухабам Тверской, увидел:

…Мелькают мимо будки, бабы…

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды,

Балконы, львы на воротах.

Галки сидели на крестах собора монастыря и соседней церкви Дмитрия Солунского.

Наезжая в Москву, Александр Сергеевич заходил в ворота Страстного монастыря. Славился он пением церковного хора.

Вернувшегося из ссылки Пушкина часто видели в компании с Петром Вяземским и Григорием Римским-Корсаковым. «Особенно памятна мне одна зима или две, когда не было бала в Москве, на который не приглашали бы его и меня, — вспоминал Вяземский. — После пристал к нам и Пушкин. Знакомые и незнакомые зазывали нас и в Немецкую Слободу, и в Замоскворечье.

Наш триумвират в отношении к балам отслуживал службу свою наподобие бригадиров и кавалеров св. Анны, непременных почетных гостей…

В это же время Пушкин начал бывать у Марьи Ивановны; так, удостоверено, что он был у нее 26 октября (1826 г.) на вечере, который Марья Ивановна устроила специально для него и куда она назвала множество гостей».

Об этом вечере сохранилось воспоминание одной из знакомых хозяйки дома: «Поутру получаю записку от Корсаковой. „Приезжайте непременно, нынче вечером у меня будет Пушкин — Пушкин, возвращенный из ссылки императором Николаем, Пушкин, коего дозволенные стихи приводили нас в восторг, а недозволенные имели в себе такую всеобщую завлекательность“. В 8 часов я в гостиной у Корсаковых; там собралось уже множество гостей. Дамы разоделись и рассчитывали привлечь внимание Пушкина, так что когда он вошел, все они устремились к нему и окружили его. Каждой хотелось, чтобы он сказал ей хоть бы слово».

Пушкин наведывался в этот дом и влюбился в Александру, дочь Марьи Ивановны, и красавица не осталась к нему равнодушной. Как пишет автор «Грибоедовской Москвы», Вяземский дважды высказывал предположение, что в 52-й строфе главы седьмой «Евгения Онегина» Пушкин имел в виду именно эту женщину:

У ночи много звезд прелестных,

Красавиц много на Москве,

Но ярче всех подруг небесных

Луна в воздушной синеве.

Но та, которую не смею

Тревожить лирою моею,

Как величавая луна,

Средь жен и дев блестит одна.

С какою гордостью небесной

Земли касается она!

Как негой грудь ее полна!

Как томен взор ее прелестный!

Вяземский писал, что Александра «была душой и прелестью этих собраний».

В известном «донжуанском» списке Пушкина помянуты две Александры; не исключено, как считают пушкинисты, что одна из них — Римская-Корсакова. Ее именем названа героиня начатого «Романа на Кавказских водах» — в нем под фамилией Корсаковой, упоминаемой в вариантах плана сюжета, должная была предстать Марья Ивановна как «чрезвычайно любезная представительница Москвы».

 

	Александра Римская-Корсакова. Рисунок А.С.Пушкина.

 

 В начале 1829 года Вяземский увидел в Пушкине необъяснимую перемену: «Он что-то во все время был не совсем по себе. Не умею объяснить, ни угадать, что с ним было, или чего не было, mais il n’était pas en verve (он не был в ударе. — Л.К.). Постояннейшие его посещения были у Корсаковых и у Цыганок; и в том и в другом месте видел я его редко, но видал с теми и другими, и все не узнавал прежнего Пушкина».

Потому не узнавал, что влюбился друг тогда без взаимности в Наталью Гончарову…

http://www.mk.ru/moscow/article/2012/06/06/712253-strastnaya-ploschad.html?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter

Автор – Николай Сергеевич ЛЕОНОВ

Каждый июнь для нас, русских, пахнет больше пороховым дымом, гарью пожарищ, чем цветущими лугами и медовым ароматом лип. Генетическая память народа навеки связала июнь с двумя самыми страшными иноземными нашествиями на нашу землю. Вся страна замирает 22 июня, в День Памяти, когда мы склоняем головы перед теми, кто не щадя живота своего отстоял независимость Отечества.

Чему учит нас история этих двух великих войн? В чём их общность и в чём различие? Каковы их последствия: непосредственные и отдалённые? Почему только мы называем эти войны Отечественными — такого термина не знают на Западе, и перевода его вы не найдёте ни в одном словаре.

Вторжение армии Наполеона Бонапарта началось 24 июня 1812 г., а войска гитлеровской Германии перешли наши границы 22 июня 1941 г. Почти день в день, оба раза на рассвете. Наполеон I и Адольф Гитлер одинаково считали, что это оптимальный день для нападения на Россию. Светлое время суток — самое продолжительное, дороги просохшие, годные для быстрых маршей, времени до зимних холодов достаточно, чтобы завершить кампанию за несколько месяцев. «Молниеносная победа» («блиц-криг») манила обоих стратегов.

Наполеон I, как и Гитлер, в момент начала их походов на Россию являлись, безусловно, самыми выдающимися и удачливыми политиками в мире, где Европа была основным и доминирующим центром. Нам сейчас не важно, что Наполеон, усилиями его апологетов, до сих пор считается великим политическим деятелем, а Гитлер стал олицетворением зла. Для нас они оба преступники, желавшие гибели Российского государства и закабаления русского народа. До агрессии против России вся континентальная Европа униженно валялась в ногах этих завоевателей.

Обе Отечественные войны не были войнами между двумя государствами. Они были фронтальными сражениями всей объединённой Западной Европы с Россией. В Великой армии Наполеона только половина солдат и офицеров были французами, остальные — из других европейских стран. С трудом укладывается в голове, что такие страны, как Австрия и Пруссия, за независимость которых русские проливали кровь на полях Аустерлица, под Фридляндом и Прейсиш-Эллау, предоставили Бонапарту 50 тыс. солдат для похода на Россию и обязались обеспечивать снабжение его армии.

А Гитлер привёл в наши пределы итальянцев, финнов, румын, венгров, испанцев («Голубая дивизия») и «разных прочих шведов» под видом добровольческих частей и соединений.

Единственный формальный «союзник» России — Англия — отсиживался, как всегда, на своём острове в так называемой «блестящей изоляции», выжидая, чем окончится столкновение двух колоссов.

В обеих Отечественных войнах решающим фактором победы стал русский (в широком понимании слова) народ, его готовность переносить огромные трудности и преодолевать препятствия за счёт неимоверного напряжения духа. Л.Толстой в «Войне и мире» говорил о «дубине народной войны». И.Сталин выразил ту же мысль в знаменитом тосте за русский народ на приёме в честь командующих фронтами в 1945 г. Во всех неудачах (политических или военных) мы легко найдём и увидим просчёты и ошибки конкретных ответственных лиц, но народ в целом оказался достойным великих побед. Конечно, нам помогли и безмерность наших географических пространств, и суровый для пришельцев климат, и непривычное для них бездорожье. Прав был немецкий политик Бисмарк, сказавший: «Россия велика: чем больше её ешь, тем больше остаётся!»

Обе Отечественные войны закончились одинаково: русские войска разгромили завоевателей, прошли парадом по улицам их столиц. Гитлер покончил жизнь самоубийством, Наполеон отправился в ссылку на остров Эльба. Россия в результате этих побед превратилась во влиятельную мировую державу.

В Европе послевоенный мир и безопасность стал гарантировать Священный Союз европейских монархов, среди которых император Александр I занимал безусловно главенствующую позицию. В 1945 году Организация Объединённых Наций и Совет Безопасности взяли на себя обязанность охранять мирный послевоенный порядок. Постоянным членом Совета Безопасности с правом вето стала Россия (тогда СССР).

Но при всём многообразии сходных черт пережитых нами Отечественных войн мы должны не забывать и о серьёзных различиях между ними. Очень часто пропагандистские клише, вбиваемые в головы средствами массовой информации, искажают историческую истину. Хорошо помню, как журналисты, желая принизить Гитлера, писали, что он «в сравнении с Наполеоном не более чем котёнок рядом со львом». По сию пору фюрера представляют в виде бесноватого маньяка, жестокого, но недалёкого. Но как же тогда здравомыслящий человек может объяснить себе, что Отечественная война 1812 года закончилась в 6 месяцев, а Великая Отечественная война длилась почти в 8 раз дольше, без малого четыре года.

Почему на войне против Наполеона мы потеряли 210 тыс. солдат и ополченцев, а за победу над ордами Гитлера заплатили жизнями 25—27 млн человек. Как случилось, что в Париже наших казаков в 1812 г. встречали цветами, а в окружённом и обречённом Берлине в 1945-м пятнадцатилетние юнцы били из подвалов «фауст-патронами» по нашим танкам. Нельзя примитивно рисовать портрет Гитлера и тем самым умалять ценность нашей Великой Победы.

Основной лозунг Отечественной войны 1812 года был «За Бога, Царя и Отечество!». Во второй Отечественной войне лозунг звучал: «За Родину! За Сталина!» Богу места не нашлось в 1941—1945 гг. Красноармеец-атеист и русский православный солдат значительно отличаются друг от друга морально-нравственной стойкостью и боеспособностью. Убеждённость в том, что смерть в бою с неприятелем — не конечная фаза бытия, а лишь переход к вечной жизни в Царствии Небесном укрепляет дух воина. Во второй половине Великой Отечественной войны власть начала понимать значение слов А.Суворова: «Мы — русские. С нами Бог!»

Роль Православия в войне 1812 г. была подчёркнута и памятниками, воздвигнутыми в честь победы над Наполеоном. Главными из них стали храм Христа Спасителя в Москве и Александровская колонна на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, увенчанная фигурой ангела, держащего крест в руках. Нелишне напомнить, что по рескрипту императора Александра I именно праздник Рождества Христова стал и Днём Победы, отмечался как таковой до 1917 года.

Победы России в Отечественных войнах, к сожалению, имели и ряд похожих отрицательных последствий для нашей страны. Европа стала с опаской и подозрительностью относиться к резко возросшему авторитету и политическому весу России. В обоих случаях началась своеобразная холодная война. В ХIХ веке она носила характер многочисленных литературных пасквилей. Во Франции появилась в 1825 г. книга А.Раббе «Обзор русской истории», где поносилась не только наша история, но и национальные черты русского народа. Спустя два года вышла в свет книга некоего Жака Ансело «Шесть месяцев в России», в которой говорилось о нашей неспособности к самостоятельному управлению, о варварстве русских и пр. В 1829 г. в Париже появилась книжка французского офицера Виктора Манье, который был инструктором в турецкой армии, взят в плен русскими и пробыл некоторое время в России. Он обрушился с потоками лживых и грязных измышлений в адрес нашей армии. Интересно, что находившийся тогда во Франции русский офицер Яков Толстой не только публично выступил с разоблачением клеветника, но и вызвал его на дуэль, от которой тот трусливо отказался.

История холодной войны, объявленной в феврале 1946 года Уинстоном Черчиллем в его речи в американском городке Фултоне, хорошо известна. Она не ограничилась войной литературной и публицистической, а перекинулась на экономику, гуманитарные связи и т.д. Вокруг нашей страны был воздвигнут «железный занавес» — кстати, этот термин придуман на Западе.

Победная эйфория и резкое повышение статуса России в мире после Отечественных войн в известной мере содействовали росту консервативных настроений в обществе. В Западной Европе эволюция политического строя в постнаполеоновский период характеризуется демократизацией, превращением абсолютных монархий в конституционные. В России этот процесс заглох, особенно после выступления декабристов в 1825 году. Более того, русская армия не один раз выступала в качестве инструмента подавления революционных выступлений в Европе. Наши войска под командованием фельдмаршала И.Паскевича в 1830 году разгромили воинские формирования польских инсургентов, а в 1848-м по просьбе австрийского императора Франца-Иосифа нанесли поражение венгерским повстанцам, с которыми австрияки не могли справиться своими силами.

Такой же консервативной силой Россия (тогда СССР) стала в странах Восточной и Центральной Европы после Великой Отечественной войны. Подавление восстания в Берлине в 1953 году, разгром мятежа в Венгрии в 1956 г. — операция, проведённая объединёнными силами Варшавского пакта, в 1968—1969 гг. предотвращён мятеж в Чехословакии в целях недопущения развала социалистической системы в этой стране.

Всё это подтачивало авторитет нашего государства в глазах европейской общественности, вело к созданию негативного поля вокруг России и укрепляло базу для международной изоляции её.

Политический и социальный застой, формировавшийся после победоносных Отечественных войн, неизбежно переливался в застой научно-технический, экономический. Консерватизм особенно опасен в производстве, в эволюции орудий труда. Как не вспомнить при этом безсмертного «Левшу» Н.Лескова, который как раз после войны с Наполеоном побывал в Англии и наказывал по «аглицкому» опыту прекратить чистить ружейные стволы кирпичным порошком, потому что от этого ширина ствола становится больше, а дальность полёта пули и прицельность резко падают.

Мы никуда не денемся от признания того факта, что в Отечественную войну 1812 года мы вступили с таким оружием, которое ни в чём не уступало оружию армии Наполеона, а в чём-то и превосходило, особенно в артиллерии. Но через 40 лет, уже в Крымскую войну, мы столкнулись с противником, который был вооружён лучше, чем русская армия. Наш парусный флот уже не годился для морских сражений, армии англичан и французов были вооружены нарезным оружием («штуцерами»), а у наших солдат были в основном гладкоствольные ружья старых образцов. Позорное поражение заставило нас всерьёз заняться реформами социального (отмена крепостного права) и военного характера.

Схожая ситуация сложилась после Победы 1945 года. Мы завершили Великую Отечественную войну с передовым по тому времени оружием. В СССР был создан лучший танк в мире — Т-34, прекрасная истребительная авиация, ракетная артиллерия, автомат Калашникова и пр. Но после многих лет застоя советские войска в Афганистане уже не имели оружия, соответствующего требованиям современной войны. У них не было средств радиоэлектронного противодействия, мы несли огромные потери от переносных зенитных ракет, бронетанковые силы не годились для борьбы с отрядами моджахедов.

Все эти недостатки в полной мере проявились и в годы чеченских войн. Все независимые наблюдатели отмечают, что на вооружении российской армии стоит в основном устаревшая техника времён 60—70-х годов прошлого века. Современные виды оружия имеются в штучных экземплярах и не влияют на боеспособность вооружённых сил в целом. Никогда ранее не покупавшая оружия за границей нынешняя Россия приобретает корабли во Франции, бронетехнику в Италии, снаряжение тоже в других странах.

Складывается впечатление, что политические руководители России ХIХ и ХХ веков не оказались достаточно стратегически прозорливыми, чтобы в должной мере оценить результаты победоносных Отечественных войн, растеряли на протяжении относительно короткого исторического времени огромные политические преимущества и оказались не подготовленными для того, чтобы противостоять новым вызовам времени. Мне, русскому человеку, стыдно сознавать, что разгромленная наполеоновская Франция через 40 лет нанесла поражение России в Крымской кампании и продиктовала нам унизительные условия Парижского мира. А ведь многие военные историки Крымскую войну и войной-то называть стесняются, считают её простой десантной операцией. И ещё более горько сознавать, что после стольких жертв и Великой Победы 1945 года моя страна через 45 лет принимала от Германии унизительную гуманитарную помощь для спасения от голода своего населения. Парадокс — непобедимый в войнах русский народ терпит фатальные неудачи в мирной жизни, в мирном соревновании со своими вчерашними противниками. В этих неудачах народ нисколько не виноват, зато с политиков спрос должен быть иной.

Не так давно довелось мне познакомиться с материалами, касающимися медицинского обслуживания первых лиц российского государства. Бросилось в глаза, что в личном медицинском деле императора Николая I ещё в далёкие дореволюционные времена были вырваны листы, касающиеся последних дней жизни императора. Это породило целый ряд домыслов относительно причин его кончины. Не исключался и вариант добровольного ухода из жизни императора под влиянием поражений в Крымской войне. Теперь загадку вырванных листов никто не решит.

Политики, повинные в разрушении исторической России, в первую очередь М.Горбачёв и Б.Ельцин, нудно твердили о своём историческом вкладе в обновление страны. Они с маниакальным упорством утверждали и утверждают, что их деятельность должна была привести к всестороннему расцвету Российского государства. Столь откровенного обмана трудно найти в мировой истории.

Подобная самооценка лидеров является причиной национальных катастроф.

Наконец наступило время поискать объяснение самому термину «Отечественная война», который не встречается в истории других стран и с трудом поддаётся переводу на иностранные языки. Под Отечественной войной подразумевается национально-освободительная война против иностранного вторжения во имя спасения своего государства и своего народа. Главной и характерной чертой Отечественной войны является участие в ней всего народа, единого в своём стремлении нанести поражение противнику. В Отечественных войнах принимают участие не только регулярные войска, но и армейские подразделения, заброшенные во вражеский тыл, и партизанские формирования из гражданского населения. В таких войнах кадровая армия получает людские подкрепления в виде народного ополчения. Все сословия, классы и социальные слои населения сражаются против врага. «Всё для фронта, всё для Победы!» — таков был главный государственный лозунг в дни Великой Отечественной войны.

В.М.Молотов, выступая 23 июня 1941 г., впервые в советское время употребил слово «отечественная». Он сказал: «Красная армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за родину, за честь, за свободу». В тот же день газета «Правда» опубликовала на целую полосу статью под заголовком «Великая Отечественная война». И.Сталин в выступлении от 3 июля 1941 года употребил словосочетание «Всенародная Отечественная война».

Отечественные войны оставили в истории нашего народа примеры безмерной храбрости сынов России, коллективного мужества, стойкости и непобедимости. Наследникам творцов побед надлежит не только скорбеть у поминальных «вечных огней», но, засучив рукава, сплотившись воедино, начать разбирать руины полуразрушенной исторической Родины, строить заново здание Отечества.

Православный журнал “Русский Дом”

Автор – Олег Трушин

Продолжение темы: Чем велик великий Лев Толстой?

Редакция сайта продолжает публиковать материалы , которые помогут глубже осмыслить трагедию  личности талантливого  писателя.

I. Св.прав.Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой

Писатель Лев Толстой разработал и опубликовал в своих сочинениях религиозную систему пантеистического характера («Бога Творца нет; я — часть Бога»), имевшую, по словам прот. Иоанна Восторгова ряд противоречий («Он отрицает типографии и литературный труд, — и без конца пишет и печатает. Он отрицает теперь богатство, и живет во дворце, в сказочной роскоши, ни в чем не зная отказу. Он отвергает деньги, — и получает их и тратит их сотни тысячь. Он отрицает науку, — и напускает на себя вид учености, изучая, сравнивая тексты евангелия… он отрицает медицину, — и держит вокруг докторов, щупающих ежечастно пульс… Он проповедует о любви, о любви и любви, и пишет слова, полные ненависти к Церкви, к России, к власти, изображает в своих произведениях, и царей, и архиереев, начальствующих лиц в таком виде, что возбуждает к ним чувства одной злобы; он твердит о любви, — и никому из своих богатств не дает и не давал ни гроша. Оправдание этой жестокости полно несказанного и отталкивающего лицемерия: имения, права литературной собственности и проч. принадлежат-де не ему, а жене… После своего призыва ко всем прекратить брачное общение, он, имея за 60 лет роду, и сам имел сына… Он говорит о „воле Божией“, и проповедует Бога безличного и бессознательного у которого по этому самому и воли быть не может». Прот. Иоанн Восторгов. Знамения времен. Речь 19 окт. 1908 г. Цит. по: Отец Иоанн Кронштадтский и граф Лев Толстой. Holy Trinity Monastery. Jordanville, N.Y., 1960 – С. 4,5,6. ).

Толстой стал резко критиковать, «хулить» Священное Писание и Православную Церковь, за что 20-22 февраля 1901 года определением Святейшего Синода № 557 был отлучен от общения с нею. Толстой отвергал учение о божественности Христа, догматы о троичности Божества, об искуплении, о непорочном зачатии и воскресении из мертвых. Вслед за отвержением главных догматов писатель подвергает критике все учение Церкви: о сотворении мира, о мире духовном…

В «Ответе Синоду» (1901) Толстой писал: «То, что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо». «Сказано также, что я отвергаю все таинства. Это совершенно справедливо. Все таинства я считаю грубым… колдовством». В «Обращении к духовенству» (1902) Толстой писал: “…Есть ли в христианском мире книга, наделавшая больше вреда людям, чем эта ужасная книга, называемая «Священной историей Ветхого и Нового завета»?

Отец Иоанн обличал Толстого в проповедях, им также было написано более 20 статей в защиту православного вероучения, среди них “Ответ пастыря церкви Льву Толстому на его «Обращение к духовенству»(СПб.,1903), «О душепагубном еретичестве графа Л. Н. Толстого»(СПб., 1907, 4-е изд.), «В обличение лжеучения графа Л.Толстого. Из дневника» (СПб., 1910).

Отец Иоанн критиковал Толстого, в частности, за то, что последний “извратил весь смысл христианства”, “задался целью… всех отвести от веры в Бога и от Церкви”, “глумится над Священным Писанием”, “хохотом сатанинским насмехается над Церковью”, “погибает вместе с последователями”. Считал, что учение Толстого усилило “развращение нравов” общества, что его писаниями “отравлено множество юношей и девиц”, что толстовцы “испровергают Россию и готовят ей политическую гибель”.

Предсказывал ему «лютую» смерть: «Смерть грешника люта. И смерть его — Толстого — будет страхом для всего мира. (Конечно, это скроют родные.)» — писал о. Иоанн Кронштадтский в дневнике 1907—1908 года.

 Предсказание о. Иоанна о лютой смерти Льва Толстого

Я сам многократно слышал проповеди о. Иоанна, в которых он громил Льва Толстого и предсказывал ему лютую кончину, что напечатано также во многих местах творений о. Иоанна.
И действительно, люта была кончина Льва Толстого. Проживающий в Белграде в Югославии чиновник русской полиции рассказал мне подробности смерти Толстого, которые стали ему известны по службе его в том районе, где жил и умер Толстой.
Привожу эти сведения.
Как местная администрация, так и ряд посторонних любознательных лиц немедленно приступили к выяснению загадочных обстоятельств смерти Толстого.
Результат расследования дал следующие точные данные:
Граф со станции Козельск нанял ямщика и поехал к сестре монахине в Шамардин женский монастырь, лежащий в 18 верстах от Оптиной Пустыни и в 22-х от гор. Козельска. Сестра и все монахини были поражены приездом графа, почему несколько близких монахинь пришли в келью сестры графа.
По словам келейницы и пришедших монахинь граф рассказал сестре следующие ужасы. Последнее время рассказывает граф, мне не дают покоя ни днем, ни ночью какие-то страшные чудовища, которых я вижу, а другие не видят. Эти чудовища угрожают мне и вид их приводит меня в ужас и трепет. Я пригласил к себе соседних священников. Двое отказались приехать ко мне, а третий приехал, но я его не успел встретить, так как домашние мои ему отказали и он уехал, по этой причине я и бежал из дома тайком.
Как сестра, так и другие старые монахини ему объяснили, что это дьяволы, которые почуяв приближение его смерти окружили его, чтобы завладеть его душой. Тут же все монахини советовали и просили его ехать в Оптину Пустынь раскаяться в богоотступничестве и просить монахов принять его вновь в лоно православной церкви.
Увещания монахинь так подействовали на графа, что он расплакался и немедленно на тех же лошадях поехал в Оптин монастырь.
По словам коридорных монахов монастырской гостиницы граф был бодр и из гостиницы свободно поднимался на высокую гору, где стоял монастырь.
Святейшим Синодом граф был отлучен от православной церкви, почему без благословения епископа монахи не рискнули принять его в лоно православной церкви, несмотря на убедительную просьбу о том, но послали запросы епископу и граф решил ожидать в монастыре ответ.
Благоприятный ответ для графа пришел, но уже после отъезда графа из обители.
По поводу отъезда его монахи говорили так. Через два дня в обитель приехала с доктором дочь графа и при первой встрече с отцом между ними, как слышно было в коридоре, произошла ссора.
Дочь кричала: «зачем ты не сказавши уехал?», а отец кричал: «зачем ты приехала? Я домой не поеду и буду доживать свои последние дни в монастыре».
Вскоре все стихло и когда монах вошел в номер, чтобы взять остывший самовар, то увидел графа лежащим на койке с закрытыми глазами.
Через два-три часа дочь, доктор и граф уехали, причем графа до экипажа вели под руки и он казался очень слабым.
В то время многие высказывали предположение, что доктор дал графу успокоительное лекарство, но или старческое сердце не выдержало, или доза была велика, почему граф, до того времени бодрый, по дороге на юг умер на почтовой станции Остапово.
Многие лица, как из Козельска, так и других мест, писали в разные газеты о всем вышеизложенном, но ни одна газета присланных статей не поместила. Местное духовенство, несмотря на просьбы друзей, отказывалось служить панихиды, но из Москвы, как в то время говорили, привозили каких-то священников, очевидно старо-обрядцев-беглопоповцев и они служили.
Высшее духовенство старообрядцев-окружников и противоокружников (в г. Сухиничах) запретило своему духовенству молиться о душе графа.

Монахи о кончине людей говорят так.
У великих грешников перед смертью является, так называемое, духовное зрение и они видят окружающих их нечистых духов, которые ожидают смерти, чтобы взять душу нечестивца и ввергнуть ее в ад кромешный.
Люди высокоблагочестивые, наоборот, перед смертью видят светлых духов, ангелов.
Магистр Богословия Дьяченко в своих 4-х обширных томах, так же говорит о кончине людей, как и монахи. Следовательно, рассказ графа своей сестре об окружении его чудовищами – не галлюцинация, а действительность и эти чудовища заставили его бежать из дома и искать спасения от них в святой обители.
Таким образом пророчество Иоанново исполнилось, Бог не допустил Толстого вернуться в лоно православной Церкви.
Почему же Господь так судил? Да потому, что Толстой был антихристом в полном смысле слова.
Святый Апостол Иоанн Богослов в 1-м Соборном послании говорит, гл. 2, ст. 22: «кто отвергает, что Иисус есть Христос, – это антихрист». Гл. IV, ст. 3: «всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшаго во плоти… это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет, и теперь есть уже в мире». Во Втором Соборном Послании тот же Апостол говорит еще более грозно, гл. 1, ст. 7: «многие обольстители вошли в мир не исповедующие Иисуса Христа, пришедшаго во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист». Ст. 10 «Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его». Ст. 11 «Ибо приветствующий его участвует в злых делах его».
В период отлучения Толстого от Церкви Г-н Ярмонкин издал книжку, в которой были перечислены запрещенные дотоле к печати хуления и глумления Толстого над Господом нашим Иисусом Христом Богом Слово Вседержителем и над Пречистой Богородицей.
Страшно повторить, но повторю, чтобы все знали, что Толстого Святейший Синод отлучил от Церкви за эти потрясающие ужасные хулы и за совращенную им массу людей.
Толстой писал, что Христос оттого и называл себя Сыном Божиим, что был незаконнорожденный, что он был нищий, которого высекли и повесили.
Я привел только это, а в книжке Ярмонкина было напечатано множество ужасных хулений, которые этот сын дьявола изрыгал.
Как жалко, что Святейший Синод не опубликовал всех или части этих хулений и глумлений, тогда бы никто не возмущался отлучением Толстого.

                                                           *************
На севере России в водах огромного Ладожского озера (около 250 верст длины и 150 ширины) на скалистых островах расположен Валаамский монастырь. Острова эти из гранита, подобного которому нет нигде на земном шаре и берега их в большинстве суть отвесные скалы. По мнению ученых эти острова не что иное, как метеорные камни от какой-то развалившейся планеты, свалившиеся на землю.
В глубокой древности на диких островах Валаама был центр идолопоклонства и были языческие капища.
Св. Апостол Андрей Первозванный из Киева по водному пути, «из Варяги в Греки», т. е. по Днепру, Ловати, Ильмень-озеру, Волхову и Ладоге, приплыл на Валаам и водрузил там Крест Христов.
При появлении Святого Апостола все капища и идолы Силою Божиею были повержены в прах и Валаам стал местом пребывания христианских проповедников и рассадником православия.
После революции Валаам отошел к Финляндии и правительство потребовало введения в монастыре нового стиля. Монахи, не пожелавшие признать новый стиль, были арестованы и увезены. Некоторые из них бежали в Югославию.
Один из них, прозорливый старец, поведал о виденном им на Валааме видении.
Однажды, когда он стоял на скалистом острове около храма, на озере поднялась страшная буря и он увидел несущуюся по воздуху массу бесов, впереди которой несся Лев Толстой и стремился к церкви, бесы старались преградить ему путь к церкви и наконец окружили его и увлекли с собою в пучину у самого обрыва скалы, на которой стоял храм.
Старец впоследствии только узнал о смерти Толстого.

( Из книги русского духовного писателя И.К.Сурского (наст.имя – Яков Валерианович Илляшевич )

II. Лев Толстой как зеркало русского масонства

В смысле популяризации братства вольных каменщиков эпопея Л. Толстого «Война и мир» сделала, вероятно, не меньше, чем вся историческая литература, и сделала так, что в кругах интеллигенции любили и ценили старое русское масонство. Читатель всегда мог понять, что метания и разочарования Пьера связаны с его личной драмой, что он сам отчасти повинен в переживаемых неудачах и ударах судьбы. И не один раз, как свидетельствует автор, масонство являлось для его героя не только источником утешения, но и давало возможность подняться на большую духовную высоту. А эти страницы написаны Толстым с такой яркостью и убедительностью, что впечатление от них не меркнет, несмотря на последующие колебания и сомнения.

Лев Толстой — культовый персонаж российской интеллигенции.

Лет в 12 одного из авторов повезли в Ясную Поляну, поклониться могиле великого писателя. Могила эта, холмик без креста, произвела гнетущее впечатление. Конечно, не знала тогда пионерка, что сам Толстой завещал похоронить себя без «так называемого богослужения, а зарыть тело так, чтобы оно не воняло». Так и зарыли. Как собаку. И, словно над самоубийцей, не поставили креста.

 Что ж, духовным самоубийцей он и был. Могила стала, конечно, местом поклонения. Обнаружила все признаки религиозного памятника. Вскоре после смерти графа, 28 августа 1911 года, приехал сюда его верный ученик Бирюков с товарищами. Возложили цветы. Десятилетний сын Бирюкова нагнулся, чтобы поправить их, и вдруг громко вскрикнул. Отец с ужасом увидел, что правая рука ребенка обвита гадюкой, укусившей мальчика… Гадюки в здешних местах не замечены, установило расследование, и появление серой змеи в три четверти аршина длиной является загадкой. Тогда же была обнаружена змеиная нора в могиле писателя.

Ясная поляна. Могила Л.Н.Толстого

Пресмыкающаяся «мудрость» этого грешника еще долго будет жалить и из гроба. Нет, недаром Ленин почти ласково называл Толстого зеркалом русской революции. Вообще между этими двумя персонажами существует любопытная связь, сотканная из целой серии совпадений (?). В «Анне Карениной» прообраз революционных бесов, «новый человек», склонный к самоубийству интеллигент, находящий «якорь спасения» в революции, носит фамилию Левин. Таков был один из первых псевдонимов Ленина. Слишком откровенный, указывающий на Левитские корни(как и фамилия К, Маркса — Леви). В ранней же редакции романа этот Левин назвал Николаем Лениным. Таков, как известно, следующий псевдоним «вождя мирового пролетариата» и будущего «кадавра».

В школьных и институтских программах всегда умалчивалось, что Толстой был не просто литератором. Он ведь замахивался на создание собственной религии. Якобы христианской, но без Христа. Чего стоит собранный им том различных «поучений» — из всех религиозных традиций и из всевозможных философов. В этих вполне экуменичных «четьях минеях» предписывается, какую «мудрость» надо читать в тот или иной день года. А вот запись в дневнике писателя от 20 апреля 1889 года: «Созревает в мире новое миросозерцание и движение, и как будто от меня требуется участие — провозглашение его. Точно я для этого нарочно сделан тем, что я есмь с моей репутацией,- сделан колоколом».

Поистине мессианские амбиции! Их развивал в Толстом некий голос. Вот запись от 25 мая того же года: «Ночью слышал голос, требующий обличения заблуждений мира. Нынешней ночью голос говорил мне, что настало время обличить зло мира… Нельзя медлить и откладывать. Нечего бояться, нечего обдумывать, как и что сказать».

«Зло мира»… Симптом «внутреннего голоса» выдает в Толстом бесноватого. Не случайно Победоносцев писал о его богоборчестве так: словно бес овладел им.

Богохульник скакал по яснополянским окресностям на гнедом жеребце, которого назвал Бесом. А невидимый бес сидел за спиной графа. Как на древней печати рыцарей-храмовников — два всадника на одном коне. Что ж, древний предок писателя и принадлежал к тамплиерскому роду. Шарахнувшись от костра инквизиции, он в ХIV веке прибыл на Русь. И страшный крик Жака де Моле, его вопль из пламени: «Отмщение, Адонаи, отмщение!»,- через столетия зазвучал в душе тамплиерского потомка.

К началу ХХ века получил Лев Николаевич и специфическую интеллектуальную подготовку. Она началась с его желания изучить еврейский язык. Учителем стал московский раввин Соломон Моисеевич Минор (настоящая фамилия Залкинд).

Толстой, основателем рода которого считается рыцарь-храмовник граф Анри де Монс, архитипически точно воспроизвел тамплиерское обращение за «мудростью» к иудаизму. Через некоторое время занятий Минор констатировал: «Он )Толстой) знает также и Талмуд. В своем бурном стремлении к истине, он почти за каждым уроком расспрашивал меня о моральных воззрениях Талмуда, о толковании талмудистами библейских легенд и, кроме того, еще черпал свои сведения из написанной на русском языке книги «Мировоззрение талмудистов».

Подсказки учителей слышны во многих текстах Толстого. Например, о том, что истинно живет отнюдь не христианство, а «социализм коммунизм, политико-экономические теории, утилитаризм». Дух талмудического христоненавистничества, приземленного практицизма, замаскированного под коммунизм иудейского мессианства так и веет над этими словами.

О бесах будущей революции, убийцах Александра II, Толстой отзывается так: «лучшие, высоконравственные, самоотверженные, добрые люди, каковы были Перовская, Осинский, Лизогуб и многие другие». О масонстве: «Я весьма уважаю эту организацию и полагаю, что франк-масонство сделало много доброго для человечества». А вот о «гонимом народе»: Из письма В. С. Соловьеву, составившему в 1890 году «Декларацию против антисемитизма»: — «Я вперед знаю, что если Вы, Владимир Сергеевич, выразите то, что думаете об этом предмете, то Вы выразите и мои мысли и чувства, потому что основа нашего отвращения от мер угнетения еврейской национальности одна и та же: сознание братской связи со всеми народами и тем более с евреями, среди которых родился Христос и которые так много страдали и продолжают страдать от языческого невежества так называемых христиан».

И еще цитаты:

— «То, что я отвергаю непонятную троицу и… кощунственную теорию о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо.» — «Посмотрите на деятельность духовенства в народе, и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство: поднятия икон, водосвятия, ношения по домам чудотворных икон, прославление мощей, ношение крестов и т.п.».

— «В елеосвящении, так же, как и в миропомазании, вижу прием грубого колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах, молитвах, заклинаниях».

Все это он и считал «злом мира». Рукой слышавшего «голоса» Толстого видил, видно, тот же персонаж, что в свое время и рукой обер-прокурора Синода Мелиссино, а позже — Ленина. Страшные слова о Боге писал граф. Но каковы были интонации! Каково раздражение, с которым это все говорилось! Каковы были глаза! В воспоминаниях современников перед нами предстает поистине нечеловеческая злоба.

Талмудическое мудрование — главное в отношении Льва Николаевича к священным текстам.» Методика создания ереси прекрасно показана в его статье «Как читать Евангелие». Он советует взять в руки сине-красный карандаш и синим вычеркивать места, с которыми ты не согласен, а красным подчеркивать те, что по душе. По составленному таким образом личному Евангелию и надлежит жить.

Сам Толстой обкорнал начало и конец Благовестия (Воплощение и Воскресение). И в середине Христос был понужден на каждое свое слово смиренно просить разрешения яснополянского учителя всего человечества. Всего — включая Иисуса, которого по сути Толстой берет себе в ученики. Чудеса Лев Николаевич Иисусу вообще запретил творить.

Почему их всех — от Толстого до Мелиссино — так бесит сам факт чуда Божиего? Потому что сами не причастны ему? Потому что оно не подвластно гордой человеческой воле? Странно, что Толстой, утверждавший общечеловеческую солидарность в вопросах этики, твердивший, что замкнутый в своем индивидуализме человек — ущербен, настойчиво писавший, что надо соглашаться с лучшими нравственными мыслями, высказанными учителями всего человечества и всех народов, не распространял эту солидарность и на область веры. Довериться религиозному опыту людей — даже тех людей, которых он включил в число учителей своих, — он не смог.

Однажды приехал Толстой в Оптину пустынь, но, по гордости своей, так и не перешагнул порог кельи старца. После смерти богохульника раввин Я. И. Мазэ сказал: «мы будем молиться о Толстом, как о еврейском праведнике». Кагал не забыл слов графа: — «Еврей — это святое существо, которое добыло с неба вечный огонь и просветило им землю и живущих на ней. Он – родник и источник, из которого все остальные народа почерпнули свои религии и веры….

Еврей — первооткрыватель свободы. Даже в те первобытные времена, когда народ делился на два класса, на господ и рабов, Моисеево учение запрещало держать человека в рабстве больше шести лет.

Еврей — символ гражданской и религиозной терпимости. В деле веротерпимости еврейская религия далека не только от того, чтобы вербовать приверженцев, а, напротив, талмуд предписывает, что если нееврей хочет перейти в еврейскую веру, то должно разъяснить ему, как тяжело быть евреем , и что праведники других народов тоже унаследуют царство небесное… Еврей вечен. Он — олицетворение вечности». О, скоро, совсем скоро «вечный еврей» покажет России и свою святость, и свою культуру, и свою религиозную терпимость…

 (По материалам книги  православного писателя Ю. Воробьевского и Е. Соболевой «Пятый ангел вострубил». Масонство в современной России. М: 2002.-500 с.)

Использованы материалы сайтов :

http://theme.orthodoxy.ru/saints/ioann.html, http://www.pokaianie.ru/article/masons/read/6221#

http://ioann.name/knigi/otvetlt.html

Автор – Мария Буркова

Со  школьной  парты, с  нежного  возраста  начальных  классов, этот  писатель  почитаем, восхваляем, назван  гением, и  всё  это  настойчиво  вдалбливается  вместе  с  заучиванием  стихов  Пушкина  и  других  поэтов, чтоб  не  было  заметно. Зачем –– вопрос  отдельный. Пока  я  просто  приглашаю  просмотреть, согласно,  в  первую  очередь, по  биографическим  данным, стоит  ли  таких  массивных  славословий  этот  известный  человек. Обратимся  к  статье  М. Чистяковой, опубликованной  во  втором  томе  «Литературного  Наследства, 31-32», «Россия  и  Франция». Автор  с  внимательным  старанием  приводит  массы  фактов, живо  рисующих  облик  Льва  Николаевича. Начнём.

   Отец  писателя  участвовал  в  кампании  1812  года, побывал  в  плену, где  ему  очень  понравилось, (?) библиотеку  собрал  внушительную  из  французских  классиков. Эту  библиотеку, а  особенно –– романы, мать  ежедневно  читает  детям. Юный  классик  обучается  у  гувернёра, в  школу  его  из-за  баловства  определять  было  хлопотно. Радостный  гувернёр-француз  внушает  всем, что  мальчик  есть  прямо  «будущий  Мольер». Правильно, хлеб  надо  отрабатывать. Детские  упражнения  Толстого  остались  только  на  французском; со  своей  тёткой  Т. А. Ергольской  он  переписывается, кусками  цитируя  из  французских  авторов, что  даёт  повод  брату  Сергею  потешаться  над  этим. К  16  годам  Лёвушка  снимает  с  шеи  нательный  крест  и  надевает  медальон  с  портретом  Руссо. Это  говорит  о  двух  весьма  важных  обстоятельствах. Первое. Коль  скоро  заповедь  «не  сотвори  себе  кумира»  забыта, это  значит, что  о  Боге  в  этой  семье  предпочитают  не  думать, а  стало  быть, с  нравственным  воспитанием  дело  дрянь. Второе. Ничего  даже  не  говоря  про  взгляды  Руссо, зададим  логичный  вопрос:  а  почему  не  Ломоносов, Пётр I, Кутузов, Потёмкин, Суворов  или  кто  ещё  из  соотечественников? Эта  семья  настолько  не  уважает  свою  культуру, историю, традиции? Очень  несимпатично…Тургенев, обожавший  французов  и  Францию, влюблённый  в  Полину  Виардо, всю  жизнь  носил  при  себе  медальон, в  котором  хранились  волосы  Пушкина. Антихристианские  пассажи  Вольтера  «очень  веселили»  подростка. Далее  читаем:

С  переездом  семьи  в  Казань  и  поступлением  18-летнего  Толстого  в  университет  начинается  полоса  более  интенсивной  умственной  его  жизни, лишь  косвенно  связанная  с  университетскими  занятиями. В  1847  г. Профессор  Казанского  университета  Мейер  предложил  студентам  работу  на  тему  сравнения  «Наказа»  Екатерины II  с  «Esprit  des  loes»  Монтескье. «Эта  работа  очень  заняла  меня, –– писал  Толстой  в  замечаниях  на  «Биографию»  П. И. Бирюкова, –– открыла  мне  новую  область  умственного  самостоятельного  труда, а  университет  со  своими  требованиями  такой  работе, но  мешал  ей». О  том  же  он  вспоминал  впоследствии, в  1904  г. :  «Я  помню, меня  эта  работа  увлекла, я  уехал  в  деревню, стал  читать  Монтескье; это  чтение  открыло  мне  бесконечные  горизонты; я  стал  читать  Руссо  и  бросил  университет  именно  потому, что  захотел  заниматься».

То  есть  до  того  он  не  хотел  заниматься. Он  сам, очевидно, лучше  всяких  университетских  преподавателей  знает, что  и  как  следует  изучать. А  как  должен  чувствовать  себя  педагог, который  дал  задание  сделать  доклад, а  ученик  начинает  готовить  диссертацию? Итак, картина  уже  ясна:  ребёнок  не  учился  в  школе, интенсивной  умственной  жизни  не  вёл, к  университету  относится  «косвенно». Так  что  юноша  попросту  не  способен  к  обучению, как  обычный  абитуриент! Кто  у  нас  сейчас  сидит  на  домашнем  обучении? Дети  с  неуравновешенной  психикой. Именно  таким  и  предстаёт  юный  Лёва. Судите  сами. Удалившись  в  деревню  как  раз  в  том  возрасте, когда  юноши  стремятся  вписаться  в  общество, получить  образование, найти  друзей, единомышленников, наконец, личная  жизнь  начинается  и  протекает  очень  бурно, научившийся  читать  книги  Толстой  знакомится  с  сочинениями  Лабрюйера. И  «усиленно, но  бессистемно»  читает  Тьера, Мишо, Араго. Это  вызывает  уже  некоторое  недоумение:  а  почему  не  Ломоносова, Карамзина, Державина, Жуковского, наконец, Пушкина, который  называл  Ломоносова  «первым  русским  университетом»? Далее  в  списке  Стендаль, Тёпфер, Ж. Санд, Ламартин, Бернаден де Сен-Пьер, Альфонс Карр, Эмиль Сувестр, Эжен Сю, Пиго, Дюма-отец, Поль де Кок. Кажется, мама  зря  читала  детям  романы  по  вечерам, сын, судя  по  списку, либо  не  слушал, либо  ничего  не  запомнил, юное  дарование. И  ещё. Это  литература, мягко  говоря, светская  и  несерьёзная, ну, на  уровне  Дарьи  Донцовой, не  выше. Восторги  же  этого  читателя  насчёт  Поля де Кока:  «…направление  его  совершенно  нравственное. Он  французский  Диккенс», отнюдь  не  делают  чести  поклоннику. Потому  что  этот  автор –– некая  органичная  смесь  Павла  Глобы, «Невской  клубнички»  и  «Мира  криминала». Остальные  немногим  лучше. Восторгаться  интригами  Дюма –– сродни  современным  бабулям, не  отрывающимся  от  сериалов:  «Тогда  вся  большая  публика  увлекалась  этим  романистом, а  я  принадлежал  к  большой  публике. (курсив  мой –– авт.) Дюма-отец  был  очень  талантлив, как  и  сын». Простите, как  говорится, сам-то  понял, что  сказал? Не  то  «я, как  все», не   то  «я  важнее  всех»; видимо, хотел  сразу  сказать  и  то, и  другое, но  запутался. Аристократия  от  Дюма-отца  плевалась, Гоголя  тошнило, равно  как  и  Императора, и  только  толпы  скучающих  плебеев, не  знающих, как  себя  развлечь, зачитывались  томами  мрачного  экшна, не  задумываясь  об  истинной  нравственной  начинке  этих  повестей. Так, Флобер  Толстому  ужасно  не  нравится, поскольку  там  порок  ничем  не  украшается, а  Жорж  Санд  и  вовсе  подвергнута  резкому  остракизму  даже  не  за  тексты, а  за  своих  поклонников, которые  ему  несимпатичны (???, а  вот  так…).

Вообще, Лёвушка  в  своих  оценках  прочитанного  не  просто  не  стесняется  в  выражениях, а  безапелляционно  вешает  ярлыки, а  то  и  гирлянды  из  них, сплошь  состоящие  из  одних  ругательств  и  оскорблений. Любимые  эпитеты:  «мерзость», «гадость», «дрянь». Даже  обожаемый  Руссо  облит  градом  критических  замечаний  и  пометок. Непохоже  на  культурного  человека, знаете  ли. Как  сказали  педагоги-дефектологи,  уровень  шестого  класса  вспомогательной  школы, так  называемый  спецконтингент, плохо  поддающийся  обучению. Уж  лучше  бы  юнец  общался  со  сверстниками  и  сверстницами, глядишь, и  не  развилась  бы  болезнь-то. А  то  много  сейчас  их  расплодилось, злобных  невежд, с  повадками  хамоватых  пижонов  и  дебиловатых  гопников, не  уважающих  никого  и  ничего, кроме  себя, ущербных  и  оттого  злых  на  весь  мир.

   С  50-х  годов  Лёва  начинает  писать  сам. Тоже  знакомое  дефектологам  явление:  начитавшись  чужих  книжек, «трудные», неуправляемые  юнцы  часто  испытывают  желание  «тоже  написать  что-нибудь  этакое». Обычно  это  мемуары. Вот  и  у  Толстого  первое  произведение, вышедшее  в  1852  г., называется  «Детство». Вот  только  сделано  оно  полностью  под  Тёпфера  и  целыми  кусками  списано  с  «Эмиля»  Руссо. Ерунда, сам  же  сделал! Надо  полагать, родне  такая  самодеятельность  уже  надоела, брат  служил  тогда  на  Кавказе, отправили  и  нового  писаку  служить, в  Крым. Результатом  смены  обстановки  явились  «Севастопольские  рассказы». Однако  автор  однозначно  утверждает:  «Повторяю  вам, всё, что  я  знаю  о  войне, я  прежде  всего  узнал  от  Стендаля». Вот  и  написаны  они  в  его  стиле, полностью, только  по-русски. Тогдашний  редактор  «Современника», Иван  Тургенев, не  заметил  этой  тонкости  и  по  доброте  душевной  посоветовал  автору  писать  дальше. Потом  он  себе  этого  простить  не  мог.

   К  1857  г.  Толстой  вышел  в  отставку, военная  служба  ему  разонравилась, надоела, оставила  «самое  неприятное  впечатление». Ну, у  людей  безответственных  и  недалёких  это  довольно  типичное  поведение. И  едет  «набираться  ума»  в  Париж. Не  в  Прагу, не  в  Вену, не  в  Рим, даже  не  в  Берлин, а  в  Париж, богемный  чердак  с  бистро… Туда, где  снизу  вверх  смотрели  на  русских  и  дрожали  при  словах  Царь де Рюсс. Туда, где  русские  офицеры  вели  себя, как  дикие  туристы, не  стесняясь  туземцев (ради  забавы  можете  почитать  мадам  Бенцони). И  ничего  удивительного, вонючая, грязная  Европа, которая  не  мылась  700  лет, которая  после  крестовых  походов  запретила  бани  как  источник  разврата  и  заразы, в  которую  русские  привезли  свои  походные  бани, вызывала  у  привыкших  мыться  под  проточной  водой  победителей  Наполеона  соответствующие  чувства. Сам  Король-Солнце  мыться  просто  ненавидел, Бонапарт  не  любил, когда  мылись  его  женщины. В  Грановитой  палате  Кремля, которая  была  построена  на  сто  лет  раньше  знаменитого  Лувра, в  отличие  от  него, имелась  канализация  и  туалеты, а  не  мывшее  рук  высокородное  французское  дворянство  справляло  естественные  надобности  прямо  в  коридорах  дворца. На  Руси  же  самого  Андрея  Первозванного  встретили  баней; дома  друг  к  другу  не  лепились, дворы  проветривались, и  никто  не  выплёскивал  помои  на  улицу, как  в  европейских  городах. В  Париже  накануне  революции  было  закрыто  знаменитое  Кладбище  Невинных, представлявшее  собой  длинные  ямы, в  которые  800  лет  сбрасывали  трупы, ничем  их  не  прикрывая. На  этом  месте  был  построен  рынок  продовольственных  товаров. Хороша  столица  Просвещения! К  слову, несмотря  на  моду, мыться  европейцы  так  и  не  научились. Так, для  нашего  соотечественника  нет  ничего  более  естественного, чем  умываться  под  струёй  воды, не  то  в  Европе! Налить  раковину, заткнув  пробкой, и  плескаться  в  ней. Советские  люди  были  в  шоке, когда  видели  в  фильме, как  красотка-француженка  встаёт  из  ванны  и  надевает  халат, не  смыв  с  себя  пену. А  теперь  представьте  себе  ужас  современности:  после  обеда  хозяева  кладут  в  раковину  грязную  посуду, наливают  жидкое  мыло, а  затем, не  ополаскивая, вытаскивают  из  этой  помойки  тарелки  и  ставят  прямо  на  сушилку! Неслабо? А  что  удивляться, если  одно  из  обвинений  Лжедмитрию І, гласило:  не  моется  в  бане, хотя  готовят  её  каждый  день!, а  в  культурной  Европе  в  это  время  ставили  гостю  специальное  блюдце, чтоб  давить  пойманных  на  себе  вшей. И  до  сих  пор  вопрос  наших  соотечественников:  «А  где  у  вас  тут  можно  руки  помыть?»  вызывает  сильное  недоумение  у  иностранцев, да  и  квартиры  с  ванными  они  стали  строить  лишь  в  60-е  годы  XX  века.

   Здесь  Толстой  преимущественно  топчется  среди  соотечественников:  Трубецкие, Мещерские, Хлюстины. Также  захаживают  «парижские  знаменитости», точнее:  русская  католичка  Свечина, подруга  Ж. де Местра, гр. Полиньяк, (всё  понятно, позволяю  себе  ремарочку, на  родине  им  делать  нечего, непопулярны), Альфред де Виньи, Ламартин (а  эти  тусуются  везде, где  принимают  и  кормят). В  это  время  в  Париже  случились  Тургенев  и  Некрасов, и  они  решили  познакомить  свежее  дарование  с  людьми  науки  и  тамошней  культуры, из  самых  лучших  побуждений. Но, как  в  поговорке, не  в  коня  овёс. На  обеде  с  академиками  наш  гений  попробовал  блистать  своими  «лестными»  отзывами  о  Расине  и  всей  классической  французской  драматургии, на  сделанное  вежливое  замечание  в  ответ  грубо  нахамил  и  записал  потом  в  дневнике:  «Мелкие, грубые  пошляки!». Что  называется, с  больной  головы  да  на  здоровую. Вечер  у  Ипполита  Риго, учёного-латиниста, доказал  Толстому, что  он  полный  невежда  в  общеизвестных  вопросах, и  он  заклеймил  ничего  не  подозревавшего  радушного  хозяина  закоснелым  пошляком (слово, что  ли, Лёвушке  понравилось, инфантилизм  какой-то…). Писатель-путешественник  К. Мармье, критик  Ломени  и  даже  сам  Проспер  Мериме  совсем  его  не  заинтересовали:  «Слишком  умные, аж  тошно!» –– ничтоже  сумнящеся  заявляет  он  своим  чичероне, после  чего  Некрасов  перестаёт  с  ним  общаться. Тургенев  же  осторожно  советует  горе-протеже, для  ликбеза, походить   не  только  на  комедии  в  театрах, но  хотя  бы  на  лекции  в  Сорбонне  или  Колледж де Франс. Совету  Толстой  внял, стал  посещать  занятия  Низара (римская  история), Сен-Марка Жирардена (история  драматической  поэзии), Бордильера (политическая  экономия), А. Франка (естественное  и  международное  право). Вот  видите, сколь  обширным  невеждой  был  будущий  гений? Не  удивительно, пробив  всё  детство  баклуши, в  то  время  как  сверстники  усиленно  учились, приобретали  специальность, выражаясь  современным  языком. Но  учеба  и  здесь  Толстого  не  интересует:  обругав  уважаемых  преподавателей  мелкими, скучными, неинтересными, «с  совершенно  ненужной  религиозностью», он  затем  завязывает  и  с  посещением  театров. Правда, мелкие  поделки  Мариво  и  Гранже, особенно  одноактные  и  двухактные, приводят  его  в  телячий  восторг:  «Прелесть  элегантности. Прелесть!». Ещё  одно  свидетельство  дремучей  безграмотности  Лёвушки:  слово  «прелесть»  не  имеет  ничего  общего  с  понятием  «красота»  или  «радость», а  есть  понятие  исключительно  отрицательного  свойства. Слово  «прелесть»  однокоренное  с  понятием  «прельщать», то  есть  «соблазнять, обманывать»; прельщают  бесы. И  неспроста  сейчас  это  почти  забыто:  по  незнанию  восклицая  «Прелесть!», человек, ожидая  прекрасного, подзывает  бесов, буквально  приглашает  их  заняться  собой. Так  вот,

«Когда  я  был  в  Париже, –– рассказывал  Толстой  Скайлеру, –– я  обыкновенно  проводил  половину  дней  в  омнибусах, забавляясь  просто  наблюдением  народа; и  могу  вас  уверить, что  каждого  из  пассажиров  находил  в  одном  из  романов  Поля де Кока». Ну, знаете  ли, это  даже  смешно:  едут  люди  в  общественном  транспорте, все  по  своим  делам, а  этот  турист  ездит  без  цели, дабы  поглазеть  на  них. Толстой  часами  сидит  в  кафе, где  нищая  богема  болтает  о  своих  проблемах, распевая  песенки  Беранже  и  Дюпона, это  в  сумме  примерно  как  «На  поле  танки  грохотали», «Шумел  камыш»  и  «Поспели  вишни  в  саду  у  дяди  Вани». Целыми  днями  торчит  в  народных  клубах, где  скучающие  горожане  строят  друг  другу  глазки  под  аккомпанемент  тогдашних  Петросянов  и  Укупников. Слушает, как  бранятся  на  улицах  и  в  домах, шатаясь  по  городу. В  общем, насыщенно  проводит  время. Романов  не  заводит, очевидно, ушлые  простолюдинки, знающие  толк  в  амурных  делах, не  стараются  его  замечать. И  верно, шляется  тут  без  дела, молчит, глазеет  попусту, подозрительное  чудило, лучше  с  таким  не  связываться, видать, больной. Эх, лучше  бы  сходил  тогда  к  проституткам, что  ли, это  было  бы  хотя  бы  логично  и  естественно. Но  Льва  больше  интересует  гильотинирование, вот  так, и  он  идёт  смотреть  казнь  преступника-убийцы  Рише.

   Кровавое  зрелище  более  чем  впечатлило  и  без  того  неустойчивую  психику, и  Толстой  спешно  удирает  из  столь  обожаемого  Парижа  в  Швейцарию, в  Кларан, «в  том  самом  местечке, где  останавливалась  Юлия  Руссо!» (хм, без  комментариев…) Здесь  он  продолжает  знакомство  с  произведениями  Бальзака, начатое  в  Париже, это  в  то  время, когда  сверстники  прочли  всё  это  десять  лет  назад. Поэтому  просто  сказать  «гадость» –– проблематично, не  поймут, но  Лёва  смело  пишет:  «Чушь, нелепость, мелко, самонадеянно!». Читает  он  и  Дюма-сына, и  менторское  морализаторство  этого  смурика  приводит  его  в  восторг. Вас  не  удивляет  эта  настойчивая  потребность  критиковать  всё  и  вся? Ну, с  точки  зрения  дефектологии  и  психиатрии  всё  типично.
Для  невежды  нет  ничего  лучше  молчания, но  если  б  он  знал, что  для  него  лучше  всего, не  был  бы  он  невеждой.
Саади
   
Дальше  интереснее. Ещё  в  России, почитав  Мольера, Толстой  подумывает  написать  пьесу. После  парижских  Мельвиля  и  Барьера (были  такие  сезонные  постановки)  он  строчит  их  одновременно, и  все  с  очень  интересными  названиями:  «Дворянское  семейство», «Практический  человек», «Дядюшкино  благословленье», «Свободная  любовь», «Заражённое  семейство». Впечатляет? Это  ещё  не  всё. Уединившись  затем  в  Ясной  Поляне, он  открывает  там  собственную  школу  и  целиком  уходит  в  педагогическую  деятельность. Читает  Монтеня. Для  важности, разумеется. Поскольку  тому, кто  не  постиг  науку  добра, всякая  наука  приносит  лишь  вред, он  у  Монтеня  явно  пропустил. Так  как  пишет:  «В  воспитании  опять, главное –– равенство  и  свобода». Те, кто  читал  знаменитую  «Республику  ШКИД»  Пантелеева (книгу, а  не  выхолощенную  киноленту  смотрели!), помнят, как  жёстко  обошлись  воспитанники  с  воспитателем, который  воровал  вместе  с  ними  картошку, и  поделом. Могу  себе  представить, что  за  балаган  был  в  Ясной  Поляне:  дети  подобострастно  внимают  пламенно  вещающему   барину, а  за  его  спиной  смеются, вместе  с  родителями. Они  ещё  не  верят, что  всё  позволено. Потом  граф  прочно  им  это  вобьёт  в  наивные  головы. К  1917  году  созреют.

    Но  тут  тяжело  заболел  брат  Николай, и  педагога  родные  сплавляют  от  греха  подальше, сопровождать  больного  в  Гиэр, Южная  Франция. Там, вспоминает  сестра, Лёва  снова  выкинул  фортель, да  такой, что  не  знали, куда  глаза  прятать  от  стыда. Он  явился  на  великосветский  вечер  в  деревянных  сабо, какие  носят  французские  крестьяне. Что  называется, клоуна  заказывали? Даже  в  современных  сборищах, где  эпатаж  уже  стал  нормой, роли  заранее  распределяются, если  кто  желает  прийти  босой, в  сеточке  и  перьях, уведомляет  хозяев  загодя. Но  наш  герой  же  гениален, настолько, что  академики  рядом  с  ним  тупицы, великий  педагог-воспитатель, ему  всё  можно!

   Как  только  брат  умирает, Толстой  мчится  в  Париж, добыть  разрешение  из  министерства  народного  просвещения (заметьте, не  образования, как  принято  до  сих  пор  в  России!) на  осмотр  учебных  заведений. Оттуда  едет  в  Марсель, осматривает. Разумеется, недоволен  всем  и  вся. Вердикт:  «школы  не  в  школах, а  в  журналах  и  в  кафе»! Оригинально  весьма, и  наводит  на  мысли  о  некой  неадекватности  автора… Допросвещался. Теперь  о  разнице  понятий. «Образование» –– от  слова  «образ», лик  Божий  на  иконе. Человек  создан  по  образу  и  подобию  Божию. «Просвещение» –– наследие  «светоносного», тот, чьё  имя  Люцифер, он  же  Отец  Лжи  и  враг  рода  человеческого.

   В  Брюсселе  Толстой  набился  в  гости  к  Прудону. Результатом  свидания  явилась  идея  фикс:  «Собственность  есть  кража», с  которой  Лёва  таскался  до  самой  смерти. Не  будем  искать  в  этом  смысл, полагаю, ему  просто  лозунг  понравился, очень  эпатирует, отдаёт  оригинальностью. Дешёвой, правда, как  деревянные  сабо, но  ему  и  так  сойдёт, по-простому, по-босяцки, по-гопницки, в  самый  раз, значит.

Не  самое  ли  позорное  невежество –– воображать, будто  знаешь  то, чего  не  знаешь?
Платон
 
 Прокатившись  по  Италии, Англии, Бельгии  и  Германии, как  в  своё  время –– по  Парижу, только  более  поверхностно, Толстой  ощущает  себя  глобальным  гением  и  садится  строчить  «Все  хорошо, что  хорошо  кончается». Такое   название  поначалу  было  у  «Войны  и  мира», исправил  под  влиянием  Прудона. Спасибо  отцу, французских  источников  в  Ясной  поляне  было  навалом, и  Лёва  смело  списывает  громадные  куски  у  историка  Тьера, тупо  переводя  с  французского. Салонную  же  обстановку  романа, придворную  жизнь  тогдашнего  Петербурга  он  щедро  берёт  у  иезуита  Ж. де Местра, который  в  то  время  успешно  обращал  в  католичество  не  в  меру  экзальтированных  светских  дам (Свечину, Ростопчину, Чичагову). Начинает  читать  Мериме  и  Гюго, у  которого  также  щедро  заимствует  из  «Отверженных», но  уже  не  для  «Войны  и  мира». Поливает  грязью  графа  Ласказа, секретаря  Наполеона, уехавшего  на  остров  Св. Елены, и  там  написавшего  свой  «Мемориал». Остаться  верным  тому, кого  все  бросили  и  предали, представляется  Толстому  «наивностью  гоголевского  почтмейстера», и  если  долдонить, что  Наполеон  «жулик, маленького  роста, не  француз, корсиканец», то  все  уверуют, что  французы  совсем  не  виноваты  в  Отечественной  Войне  1812  года.

   Роман  имел  успех, несмотря  на  инфернальные  нудные  морали, сцены  в  бальзаковском  духе, пропаганду  безбожия. Как  раз  по  причине  популярности  французских  романов, где  всё  это  в  разных  пропорциях  присутствует, однако  объёмом  Лёва  урыл  даже  паровоз  мыльной  оперы, Дюма-отца. Забыта  Маша  Миронова, забыта  Татьяна  Ларина, громада  Наташи  Ростовой  заслонила  горизонт. Эгоистичная  паразитка, несущая  всем  разрушения, пожалуй, её  и  анализировать  не  стоит, глупый  бесёнок, едва  прикрытый  масочкой  якобы  детского  обаяния. Здесь  многие  учителя  литературы  начинают  автоматически  возмущаться, ещё  бы, их  не  тому  учили, банальная  инерция, когда  мышление  остановилось. Интересен  и  такой  момент. Идеал  женщины  Л. Толстого, стало  быть – чеховская  «Душечка». ЖЕНЩИНА  БЕЗ  ДУШИ, слепо  копирующая  своих  мужчин, скучная  пустышка. Обратите  внимание  на  финал  рассказа  А. П. Чехова. ПУСТОТА, НИЧЕГО. А  каковы  последствия  деятельности  Наташи, которая  даже  письмо  жениху  без  ошибок  написать  не  может, и  мается  от  безделья  там, где  любая  девушка  найдёт  себе  занятие, хоть  кушак  милому  вышить, как  недалёкая  Скарлетт  О’Хара? Мёртвый  Андрей  Болконский, засохшая  Соня, загробленная  жизнь  Анатоля  Курагина, публичный  позор  Ростовых, тупая  самка – жена  Пьера  Безухова, от  такой  жены  убегать  в  свой  мир  будет  любой  мужчина, чем  Пьер  и  занят  в  итоге. Кстати, симпатичный, но  недалёкий  Пьер  не  думает  о  Боге. Это  будущий  идеалист-романтик  и, по-видимому, декабрист. Элен, конечно, не  образец  особой  добродетели, но  её  пример  для  Наташи – не  догма, а  руководство  к  действию:  подайте, чего  хочется, а  там  хоть  потоп!

   Так  же  рассуждает  и  клинический  случай  гормональной  психиатрии – Анна  Каренина. Этот  роман  есть  ни  что  иное, как  пролонгированное  исследование, очень  полезное  для  желающих  изучать  психические  болезни. Но  Чехов  недаром  говорил, что  краткость –– сестра  таланта, и  это  явно  не  про  нашего  автора. Кроме  того. «Анной  Карениной»  Толстой  благополучно  завершил  начатое  Дюма-отцом –– отрицание  святости  брака  и  семьи, превращение  этих  понятий  в  массовом  сознании  в  необязательную  профанацию. Эх,

БЕРЕГИТЕСЬ  ЛЖЕПРОРОКОВ, КОТОРЫЕ  ПРИХОДЯТ  К  ВАМ  В  ОВЕЧЬЕЙ  ОДЕЖДЕ, А  ВНУТРИ  СУТЬ  ВОЛКИ  ХИЩНЫЕ. ПО  ПЛОДАМ  ИХ  УЗНАЕТЕ  ИХ.
Новый завет

   А  сподвигло  его  писать  эти  горы  томов  не  счастливое  супружество  и  возня  с  детьми, которым  он  читает  Жюля  Верна  и  Мольера (всё  же  лучше, чем  у  мамы, сказывается  влияние  жены), а  громкий  процесс  в  Париже, убийство  жены  на  почве  ревности. Дюма-сын  влез  там  со  своей  ненавистью  к  адюльтерам, падшим  женщинам  и  разрешением  женоубийства. Только  не  будем  забывать, что  всё  это  сказал  потомственный  незаконнорожденный, обожавший  куртизанку, актрис, живущий  с  замужней  аристократкой  на  деньги  её  матери. А  то  Толстой  в  своих  восторгах  про  всё  это  забыл. И  ещё  один  важный  момент. Заботливый  папаша, Лев  Николаевич  в  конце  70-х  ищет  гувернёра-француза. Некий  Ньеф, «швейцарец  из  Франции, за  1000  руб.  и  до  сих  пор, две  недели, мы  им  очень  довольны», пишет  он  брату, С. Н. Толстому. Интересная  щедрость… В  октябре  1879  Ньеф  пакует  чемоданы  и  срывается  во  Францию, где  объявлена  частичная  амнистия. Однако  лишь  к  1937  году  достоверно  установлено, по  мемуарам  этого  человека, что  его  звали  вовсе  не  Ньеф. Это  был  некий  Монтелс, капитан  73-го  батальона  Национальной  гвардии, а  затем  начальник  12-го  легиона  Коммуны. Комментарии  нужны, или  всё  ясно?

   Дальше –– больше. «Хаджи  Мурат»  есть  ни  что  иное, как  хвалебный  гимн  тогдашним  Басаевым  и  Радуевым. То  есть  врагам  Родины. Забавная  гражданская  позиция, особенно  для  русского  дворянина, вы  не  находите? Да  и  рассказ  «После  бала»  более  характерен  как  раз  для  французской  действительности, если  быть  объективными. Кстати, источником  для  «Хаджи Мурата»  послужил  многотомный  труд, цитирую  автора  и  название  без  перевода, меня  в  школе  не  учили  французскому, наверное, чтоб  романы  не  читала, как  Толстой,  Paul  Lacroix  «Histoire  de  la  vie  et  du  r;gne  de  Nicolas I».  Ну, а  «Крейцерова  соната»  выглядит  просто  как  гимн  тупости, скудоумию  и  маразму. Даже  насквозь  светский  человек  Андре  Моруа  в  своих  «Письмах  к  незнакомке»  говорит  чётко  и  ясно:  «Толстой  был  неправ. В  этой  музыке  нет  ничего  сладострастного  и  зловещего, она  прекрасна  и  возвышенна». Поначалу  так  никто  ничего  и  не  понял, и  Толстой  пишет  «Послесловие». Это  не  бред  сивой  кобылы  в  ноябрьскую  ночь  под  Самхейн, это  сознательная  деструкция  моральных  ценностей  в  лучших  бесовских  традициях. Значит, так. Науки, искусства  и  удовольствия  вещи  абсолютно  вредные  и  должны  быть  запрещены, даже  медицина. Секс  тоже  запрещён, равно  как  мясо, рыба, пряности, чай, кофе, алкоголь, табак  и  сладости. Всем  ходить  босыми  либо  в  деревянных  башмаках, в  рубище  до  пят, есть  траву, овощи  и  копать  землю. Молиться  богу  все  обязаны, но  при  этом  упраздняется  Церковь  и  её  таинства, за  ненадобностью. Все  друг  друга  любят, начальников  нет. И  если  кто  вас  бьёт  или  иначе  притесняет, не  вздумайте  оказывать  сопротивление, нельзя. Вот  так.

   Ну, кому  симпатична  такая  модель  общества? Всё  ли  в  порядке  у  нашего  гения  с  психическим  здоровьем? Но  и  это  ещё  не  все  сюрпризы.

   При  работе  над  романом  «Воскресение»  Толстой  пользовался  очень  специальным  источником. Автора  звали  Parent du Ch;telet, это  двухтомный  фолиант, полный  обильных  статистических  данных, самых  мельчайших  подробностей, излагающий  положение  проституции  во  Франции  с  указанием  причин  её  развития. Там  изображены  порядки  и  нравы  публичных  домов, закулисный  быт  проституток, их  взаимоотношения, изменения, производимые  этим  ремеслом  в  их  психологии  и  физиологии, последние  главы  посвящены  проблеме  административных  реформ  в  этой  области. Так  что  Катюша  Маслова  есть  ни  что  иное, как  типовой  портрет  заурядной  проститутки, а  вовсе  не  трогательная  история  несчастной  девушки. Ещё  один  персонаж  в  веренице  антиобщественных  элементов, и  все –– главные  герои, которых  предлагается  оправдывать, жалеть  и  принимать  как  должное! Мне  это  напоминает  логику  уличного  отморозка:  «Не  мы  такие, жизнь  такая!».
Виноваты  все, кто  угодно, только  не  сам  герой, выбирающий  зло  и  пороки.

  И  ещё. Роман  «Воскресение»  имеет  ещё  одно, основное  назначение:  внедрить  в  сознание  людей  антихристианство. Он  сам  признаёт, что

…делал  всё, что  мог…  называл  их  царя  самым  отвратительным  существом, бессовестным  убийцей, полоумным  гусарским  офицером, про  Николая  же  II  я  знаю, что  это  самый  обыкновенный, стоящий  ниже  среднего  уровня, грубо  суеверный  и  непросвещённый  человек, и  потому  полагаю, что  все  усилия  людей, желающих  улучшить  общественную  жизнь, должны  быть  направлены  на  освобождение  себя  от  правительства.
Л. Н. Толстой  Полное  собрание  сочинений  «Юбилейное»  в  90  томах  М.-Л., 1934  г., т.37, с. 291.   
 
Повторимся, Л. Н. Толстой  не  учился  в  классической  русской  гимназии, не  заканчивал  университетов (сравните  с  булгаковским  Шариковым)  и  решил  в  55  лет  пополнить  свои  знания, беря  уроки. То  есть  к  самообразованию  нет  способности, может  только  списывать  чужое. Графиня  Софья  Андреевна  Толстая  пишет  сестре:  «Лёвочка  учится  по-еврейски  читать, и  меня  это  очень  огорчает; тратит  силы  на  пустяки. От  этого  труда  и  здоровье, и  дух  стали  хуже, и  меня  это  ещё  более  мучит, а  скрыть  своего  недовольства  я  не  могу». Пройдя  курс  обучения  у  «своего  друга, еврейского  раввина  Минора» (Л. Н. Толстой, ПСС «Юбилейное» в  90  томах, М-Л., 1934 г., т. 63, с. 147), он  в  1884  году  заканчивает  трактат  «В  чём  моя  вера?». То  есть, его, Лёвушки, личная, вот  ведь  амбиций  воз! Итак, «Бог – это  сердце  моё, это  моя  совесть, моя  вера  в  себя, – и  я  буду  лишь  этому  гласу  внимать». Гордыня  без  берегов, право! Ну, и  довнимался:  «Ночью  слышал  ГОЛОС, требующий  обличений  заблуждений  мира. Нынешней  ночью  ГОЛОС  говорил  мне, что  настало  время  обличить  зло  мира… Нельзя  медлить  и  откладывать. Нечего  бояться, нечего  обдумывать, как  и  что  сказать», – из  записной  книжки  писателя, 25  мая  1889  года. Вестимо, что  за  голоса  ночами  разговаривают… Им-то  Толстой  и  вторит  дальше:  «То, что  я  отвергаю  непонятную  троицу  и  кощунственную  историю  о  боге, родившемся  от  девы, искупляющем  род  человеческий, то  это  совершенно  справедливо».

В  1881  году  тупо  по  своей  цели  и  мерзко  по  исполнению  убит  Царь-Освободитель. Толстой  пишет  его  сыну  письмо  с  просьбой  наградить  убийц  деньгами  и  отправить  в  Америку. “Лучшие, высоконравственные, самоотверженные, добрые  люди, каковы  были  Перовская, Осинский, Лизогуб», – это  звучит  как  издевательство. 20  апреля  1889  же  года  он  пишет  в  своём  дневнике:  «Созревает  в  мире  новое  миросозерцание  и  движение, и  как  будто  от  меня  требуется  участие – провозглашение  его. Точно  я  только  для  этого  нарочно  сделан  тем, что  я  есмь  с  моей  репутацией, – сделан  колоколом». И  тут  же  садится  строчить  слащавую  историю  ленивой  тщеславной  самки, идущую  на  панель  ради  тряпок. Попутно  марая  в  грязи  церковные  таинства  и  Веру  Православную.

   «Благодарные»  французы  через  два  года  поставили  «Воскресение»  на  сцене  парижского  театра  Одеон, нарядив  главную  героиню  вместо  своих  же  мод, о  чём  прямо  говорится  в  тексте, в  карикатурную  копию  крестьянки  XVII  века. Это  не  отсутствие  внимательности, а  русофобия. Европа  ещё  помнит  свою  дрожь  в  коленях  от  манифеста  Императора  Николая  Павловича:  «Разумейте, язычники, и  покоряйтесь, яко  с  нами  Бог!», этими  словами  он  ответил  бородатому  богемному  жиголо, матёрому  сатанисту  и  спиритисту, выпустившему  знаменитый  коммунистический  Манифест. Однако  французы  почуяли  знакомую  породу  в  Лёвушке  и  начали  откровенно  лебезить. Достаточно  прочесть  письма  Ромена  Роллана. Но  корреспонденция  от  деятелей  культуры  просто  громадна, одно  перечисление  адресантов  займёт  брошюру. Эта  лесть  породила  вторичную  волну:  российские  обезьяны, видя  это, мигом  создали  ему  ореол  величайшего  философа, непререкаемого  авторитета, главнейшего  гуру  всех  времён  и  народов.

      Лев  Львович, сын  анекдотического  графа («Пахать  подано, барин!»), в  своей  книге  «Правда  о  моём  отце»  говорит:  «Никто  не  сделал  более  разрушительной  работы  ни  в  одной  стране, чем  Толстой… Не  было  никого  во  всей  нации, кто  не  чувствовал  бы  себя  виновником  перед  суровым  судом  великого  писателя. Последствия  этого  влияния  были  прежде  всего  достойны  сожаления, а  кроме  того  и  неудачны. Во  время  войны  русское  правительство, несмотря  на  все  усилия, не  могло  рассчитывать  на  необходимое  содействие  и  поддержку  со  стороны  общества… Отрицание  государства  и  его  авторитета, отрицание  закона  и  Церкви, войны, собственности, семьи, – отрицание  всего  перед  началом  простого  “христианского»  идеала; что  могло  произойти, когда  эта  отрава  проникла  насквозь  в  мозги  русского  мужика  и  полуинтеллигента  и  прочих  русских  элементов… К  сожалению, моральное  влияние  Толстого было  гораздо  слабее, чем  влияние  политическое  и  социальное».

   Да  уж, настоящее  «зеркало  русской  революции». Какое  уж  тут  моральное  влияние –– круши, ломай  всё, что  не  понравилось, уничтожай  всё, что  имеет  культурную, эстетическую, научную  ценность,  потакай  всем  своим  прихотям! Полный  «кто  был  ничем, тот  станет  всем».

   На  самом  деле  всё  это  смешно –– избалованный  ленивый  глупец, место  которому  в  самый  раз  в  психиатрической  лечебнице, возомнил  себя  непогрешимым  судией  и  гением, нацепил  на  себя  скомороший  наряд  и  носится, словно  липучая  муха, приставая  к  людям, занятым  делом. Обидно, что  нашлись  бараны (или  лохи), поверившие  всей  этой  чепухе. 90  томов  словоблудия –– полоумный  маркиз  де  Сад  (присяжный  революционного  трибунала, кстати) осилил  только  20! Кстати, стиль  публицистики  этих  потомков  выродившейся  аристократии  совпадает  полностью. Умерли  они  тоже  одинаково, от  простуды, в  горячке. Но  прогресс  налицо –– де  Сад  пороки  обожает, а  Толстой  выдаёт  их  за  добродетели. Что  ж,
Человек  есть  ни  что  иное, как  ряд  его  поступков, сказал  Гегель. Это  верно.
Итак, желание  Толстого  быть  великим, сподвигнувшее  его  на  десятки  томов  бумагомарания, исполнилось. Но  какое  же  это  величие  по  качеству? Я  неспроста  аппелирую  к  дефектологии. Не  нужно  быть  педагогом, чтоб  знать, что  желание  разрушать  присуще  как  раз  детям  неблагополучным, с  отклонениями   в  развитии  и/или  психике. Разрушать  в  любом  виде –– начиная  с  грубых  и  обидных  слов  по  адресу  окружающего, заканчивая  масштабными  актами  деструкции:  разломать, разрушить, сжечь  неодушевлённые  предметы; хорошенько  помучить  тех, кому  можно  причинить  боль. И  хотя  не  каждый  жестокий  ребёнок, мучавший  живых  существ  в  детстве, вырос  в  кровавого  маньяка-Потрошителя, каждый  такой  маньяк  в  детстве  мучил  живое  и  беззащитное! Это  такой  же  закон  природы, как  и  любые  другие, которые  изучало  человечество  и  оставило  в  школьных  учебниках.

   Однако  страсть  к  разрушению  бывает  столь  же  многообразна  в  формах  проявления, как  и  другие. История  фразы  «Боливар  не  вынесет  двоих»  тому  наиярчайшее  подтверждение. Так  что  выросшие  злобные  разрушители  вовсе  не  изменили  своей  сути, просто  страсть  к  уничтожению  они  реализовывают  иначе, и, как  герой  рассказа  О’Генри, даже  под  вполне  благообразным  фасадом. Да  и  сам  Чикатило  вовсе  не  производил  впечатления  кровожадного  монстра, а  для  множества  посторонних  людей  казался  приличным  дяденькой  и  культурным  гражданином. Монстр  под  маской  приятного, цивилизованного  и  добропорядочного  человека –– самый  расхожий  образ  литературы  и  кино. Про  всякого  уличённого  в  кровавых  расправах  палача  зачастую  мать, жена, а   остальные  знакомые –– и  подавно, готовы  твердить  симптоматическое  «мухи  не  обидел». Это, так  сказать, парадная  сторона.

   И  вот  дефективный  ребёнок  вырос. О  своей  неполноценности  он  всё  равно  подсознательно  догадывается, но  хитрые  педагоги, назначив  ему  коррекционную  программу, твердят  ему  обратное, дабы  не  травмировать  и  без  того  неустойчивую  психику. Необходимые  в  процессе  воспитания  похвалы  он  воспринимает  как  завуалированную  насмешку  либо  как  непреложную  истину, что  он  уникален. В  результате  формируется  либо  колоссальный  комплекс  неполноценности, быстро  переходящий  в  немотивированную  агрессию, либо  запойная  мания  величия, которую  ничто  поколебать  не  в  силах. Хотя  одно  другому  совсем  не  мешает, как  несложно  наблюдать. Не  воспитанный  в  православной  традиции  ребёнок  не  усваивает  доброжелательного  отношения  к  окружающим, а  мстит  им  за  своё  ущербное  естество. Во  всех  своих  неудачах, огрехах  у  него  виноват  не  он  сам, неопытный  и  неуклюжий, а  остальные, успешные. Он  злится  на  них  за  это, и  понять  поэтому  не  в  состоянии, что  к  нему  могут  относиться  и  относятся  хорошо, с  любовью. Так  как  он  сам  решил  брать  от  жизни  всё, не  считаясь  ни  с  кем  и  ни  с  чем, то  в  его  неумной  голове  просто  не  поместится  мысль  о  том, что  существуют  иные  мотивы  и  модели  поведения, места  не  хватит. Так  закоренелые  уголовники  за  водкой  и  картами  не  в  состоянии  понять, зачем  кто-то  затеял  строить  храм:  «Дуркует, видать». И  это  ещё  не  всё. Ущербная  пакостная  душонка  знает, что  рано  или  поздно  за  все  проказы  придётся  держать  ответ. Именно  так, шалости, ведь  ответственности  за  своё  у  «ребёночка»  отродясь  не  бывало, это  всё  другие  виноваты, кто  угодно, хоть  чёрт, но  только  не  он  сам! А, стало  быть, ни  силам  на  это, ни  желания  у  дефективного  просто  неоткуда  взяться. И  вот  здесь  истеричный  трус  способен  на  что  угодно. Если  же  такой  ублюдок  не  один, а  целое  стадо, то  сразу  включается  ежесекундная  готовность  к  нападению. Это  уже  давно  не  люди  и  даже  не  животные, биологи  и  медики  подтвердят, что  эти  особи  обладают  невиданным  иммунитетом, не  подвержены  различным  заболеваниям, посему  не  нуждаются  в  медицинской  помощи, а  кроме  того, репродуктивная  функция  зашкаливает  все  мыслимые  пределы, уступая  только  крысам. Можно  провести  несложные  расчёты, не  забудьте  только, что  это  не  мирные  зверьки, как  нас  пытаются  уверить, а  хищники, каждый  из  которых, словно  киборг-терминатор, приходит  в  наш  мир, чтобы  убивать  нас. Положим, попав  в  плотное  кольцо – за  считанные  секунды  их  станет  не  меньше  двух  десятков, вы  решаете  откупиться. Неважно, что  у  вас  обнаружилось – червонец  или  тысячи  долларов, вас  всё  равно  убьют. Да  таким  способом, что  у  видавших  виды  сотрудников  милиции  истерика  начнётся. Они  живут, чтобы  уничтожать  других. У  них  самих  нет  будущего, они  это  чувствуют,  и  оттого  их  злоба  безмерна  ко  всем, кто  от  них  чем-то  отличается. Их  бесполезно  приручать, приобщать  к  добру. Они  воспринимают  это  лишь  как  доказательство  слабости  и  ждут  удобного  момента, чтобы  совершить  расправу. Привлечь  к  ответственности  их  будет  невозможно:  малолетки, болезные, инвалиды, неблагополучные  семьи, родители-уроды, и  т.д., и  т. п…(кстати, судмедэксперты  подтверждают  это). А   наши  солидные  дамы, пекущие  на  уютных  кухнях  пирожки, поднимут  стон  и  вой, требуя  пожалеть  несчастных, не  думая, что  уже  завтра  этим  несчастненьким, у  которых  ничего  нет, понадобятся  деньги  на  опохмел, и  они  нападут  на  их  ребёнка, соблазнившись  хорошей  курткой  и  сотовым  телефоном, а  изуродованный  труп  мать  будет  опознавать  по  детским  шрамикам. И  ничего  не  изменилось  в  этой  проблеме  с  доисторических  времён. Дегенераты  неизлечимы  в  массе, сколько  не  молись.

   Краткий  заплыв  в  результаты  дефектологов  необходим  был  для  того, чтобы  уяснить  следующее. Агрессия  недоразвитых  может  пойти  по  примитивному  пути  телесных  увечий, но  вовсе  не  обязана  и  зачастую  идёт  иначе. В  лучшем  случае, среди  здоровых  людей  ущербный  превратится  в  хронофага  из  «Писем  к  незнакомке»  Андре  Моруа. А  время – это  не  только  деньги, но  и  энергия. А  коль  скоро  энергия  есть  способность  приложить  силы (совершить  работу, согласно  ортодоксальной  физике), то, вообразите  только, ЧТО  в конечном  итоге  съедает  этот  «милый  и  незлобный», но  до  жути  надоедливый, утомительный  и  ничего  не  слышащий, кроме  своих  упоительных  речей, докучливый  субъект.
Именно  таким  и  предстаёт  Лев  Толстой  в  своих  эпистоляриях  и  публицистике. Но  тогда  ещё  не  было  сформировано  понятия  о  комплексе  явлений, называемых  термином  «олигофрения», и  простодушные  добряки, внимавшие  «светилу  литературы», не  понимали, что  их  дурачит  словоохотливый  больной. И  верили  этому  бреду  прелести, не  подозревая, что  психбольной  неистощим  на  словоблудие, а  неизменный  важный  вид,  сообщающий  убедительность  экспрессивным  речам, есть  просто  следствие  его  бешеной  жажды  разрушения. Кроме  того, психические  болезни  заразны, чем  длительнее  общение  с  больным, тем  вернее  заболеет  здоровый. Лев  Толстой  заражал  общество  своим  дегенератским  стремлением  уничтожить  Веру Православную  больше  полувека. И  добился  колоссальных  успехов; то, что  не  удалось  декабристам, через  сто  лет  после  них  произошло, и  это –– целиком  заслуга  неутомимого  врага  России. Как  с  горечью  говорил  Есенин, «отовсюду  эта  борода  торчит». И  торчит  до  сих  пор  не  только  с  книжных  полок. Оклеветанный  и  ритуально  умученный  с  семьёй  русский  Царь, взорванные  и  разрушенные  православные  храмы, кровавая  вакханалия  20-х  годов  20  века, когда  людей  уничтожали  слоями, просто  за  то, что  они  есть, целенаправленное  уничтожение  русской  культуры  полностью, сперва  литературы  и  искусства, а  затем  и  самих  остатков  русских  людей –– это  и  сопутствующее  есть  лишь  воплощение  стремлений  Толстого  на  практике. Потому  как  «русские  люди  самые  глупые, каких  встречал». Осуществилась  и  его  мечта  о  труде  на  свежем  воздухе  ради  общего  блага:  сталинские  лагеря  прогремели  на  всю  планету. И  мечта  о  всеобщей  любви:  мадам  Демонтович-Коллонтай  основывает  Комиссариат  Свободной  Любви, согласно  теории  стакана  воды, и  учреждает  коммуны  для  общих  жён  и  детей; «комсомолка  не  должна  отказывать  комсомольцу, если  у  него  проснулось  желание»; тупо  улыбаясь, радостно  обвешиваясь  фенечками, невежественные  хиппи  хотят  лишь  бродяжничать  в  перерывах  между  обкуркой  и  весело  предаваться  ничегонеделанию.  Это, кстати, тоже  свойство  дегенератов:  на  созидательную  деятельность  они  не  способны, а  к  сексу  у  них  отношение  более  простое, чем  в  стае  бродячих  дворняг  в  период  собачьих  свадеб. По  примеру  Толстого  же, все  начали  полагать  единственно  верной  стратегией  свои  прихоти  и  амбиции, и  пошло-понеслось, 20  век  один  пролил  крови  столько, сколько  за  все  прошлые  20  не  пролилось. Культурные  революции  Китая –– торжество  идей  Льва  Николаевича. Гей-парады, требования  легализации  наркотиков  и  проституции, толерантность  к  любым  порокам  и  мерзостям –– торжество  идей  Льва  Николаевича. Международные  террористы-наёмники, локальные  войны, зомбирование  «лохов»  в  сектах –– торжество  идей  Льва  Николаевича. При  этом  авторитет  великого  писателя  незыблем  и  непогрешим, просто  идол, за  одно  слово  сомнения  в  его  величии  просто  загрызут. А  спроси  этих  свирепчиков, что  они  из  Толстого  читали, так  начнут  мяться  и  мямлить  названия; если  ж  кто  «Войну  и  мир»  и  осилил, посмотрев  фильм  Бондарчука, то  пролистал  не  глядя  все  страницы  нудного  умствования, и  не  знаком  с  гражданской  позицией  автора  совершенно. Но  борода  везде… А  нужно  ли  нам  всё  это  её  наследие  и  наследство? Дефективное. Уродливое. Злое.

                                                   

http://www.proza.ru/2009/06/19/591