Рубрика: Новости

Продолжение темы: Чем велик великий Лев Толстой?

Редакция сайта продолжает публиковать материалы , которые помогут глубже осмыслить трагедию  личности талантливого  писателя.

I. Св.прав.Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой

Писатель Лев Толстой разработал и опубликовал в своих сочинениях религиозную систему пантеистического характера («Бога Творца нет; я — часть Бога»), имевшую, по словам прот. Иоанна Восторгова ряд противоречий («Он отрицает типографии и литературный труд, — и без конца пишет и печатает. Он отрицает теперь богатство, и живет во дворце, в сказочной роскоши, ни в чем не зная отказу. Он отвергает деньги, — и получает их и тратит их сотни тысячь. Он отрицает науку, — и напускает на себя вид учености, изучая, сравнивая тексты евангелия… он отрицает медицину, — и держит вокруг докторов, щупающих ежечастно пульс… Он проповедует о любви, о любви и любви, и пишет слова, полные ненависти к Церкви, к России, к власти, изображает в своих произведениях, и царей, и архиереев, начальствующих лиц в таком виде, что возбуждает к ним чувства одной злобы; он твердит о любви, — и никому из своих богатств не дает и не давал ни гроша. Оправдание этой жестокости полно несказанного и отталкивающего лицемерия: имения, права литературной собственности и проч. принадлежат-де не ему, а жене… После своего призыва ко всем прекратить брачное общение, он, имея за 60 лет роду, и сам имел сына… Он говорит о „воле Божией“, и проповедует Бога безличного и бессознательного у которого по этому самому и воли быть не может». Прот. Иоанн Восторгов. Знамения времен. Речь 19 окт. 1908 г. Цит. по: Отец Иоанн Кронштадтский и граф Лев Толстой. Holy Trinity Monastery. Jordanville, N.Y., 1960 – С. 4,5,6. ).

Толстой стал резко критиковать, «хулить» Священное Писание и Православную Церковь, за что 20-22 февраля 1901 года определением Святейшего Синода № 557 был отлучен от общения с нею. Толстой отвергал учение о божественности Христа, догматы о троичности Божества, об искуплении, о непорочном зачатии и воскресении из мертвых. Вслед за отвержением главных догматов писатель подвергает критике все учение Церкви: о сотворении мира, о мире духовном…

В «Ответе Синоду» (1901) Толстой писал: «То, что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо». «Сказано также, что я отвергаю все таинства. Это совершенно справедливо. Все таинства я считаю грубым… колдовством». В «Обращении к духовенству» (1902) Толстой писал: “…Есть ли в христианском мире книга, наделавшая больше вреда людям, чем эта ужасная книга, называемая «Священной историей Ветхого и Нового завета»?

Отец Иоанн обличал Толстого в проповедях, им также было написано более 20 статей в защиту православного вероучения, среди них “Ответ пастыря церкви Льву Толстому на его «Обращение к духовенству»(СПб.,1903), «О душепагубном еретичестве графа Л. Н. Толстого»(СПб., 1907, 4-е изд.), «В обличение лжеучения графа Л.Толстого. Из дневника» (СПб., 1910).

Отец Иоанн критиковал Толстого, в частности, за то, что последний “извратил весь смысл христианства”, “задался целью… всех отвести от веры в Бога и от Церкви”, “глумится над Священным Писанием”, “хохотом сатанинским насмехается над Церковью”, “погибает вместе с последователями”. Считал, что учение Толстого усилило “развращение нравов” общества, что его писаниями “отравлено множество юношей и девиц”, что толстовцы “испровергают Россию и готовят ей политическую гибель”.

Предсказывал ему «лютую» смерть: «Смерть грешника люта. И смерть его — Толстого — будет страхом для всего мира. (Конечно, это скроют родные.)» — писал о. Иоанн Кронштадтский в дневнике 1907—1908 года.

 Предсказание о. Иоанна о лютой смерти Льва Толстого

Я сам многократно слышал проповеди о. Иоанна, в которых он громил Льва Толстого и предсказывал ему лютую кончину, что напечатано также во многих местах творений о. Иоанна.
И действительно, люта была кончина Льва Толстого. Проживающий в Белграде в Югославии чиновник русской полиции рассказал мне подробности смерти Толстого, которые стали ему известны по службе его в том районе, где жил и умер Толстой.
Привожу эти сведения.
Как местная администрация, так и ряд посторонних любознательных лиц немедленно приступили к выяснению загадочных обстоятельств смерти Толстого.
Результат расследования дал следующие точные данные:
Граф со станции Козельск нанял ямщика и поехал к сестре монахине в Шамардин женский монастырь, лежащий в 18 верстах от Оптиной Пустыни и в 22-х от гор. Козельска. Сестра и все монахини были поражены приездом графа, почему несколько близких монахинь пришли в келью сестры графа.
По словам келейницы и пришедших монахинь граф рассказал сестре следующие ужасы. Последнее время рассказывает граф, мне не дают покоя ни днем, ни ночью какие-то страшные чудовища, которых я вижу, а другие не видят. Эти чудовища угрожают мне и вид их приводит меня в ужас и трепет. Я пригласил к себе соседних священников. Двое отказались приехать ко мне, а третий приехал, но я его не успел встретить, так как домашние мои ему отказали и он уехал, по этой причине я и бежал из дома тайком.
Как сестра, так и другие старые монахини ему объяснили, что это дьяволы, которые почуяв приближение его смерти окружили его, чтобы завладеть его душой. Тут же все монахини советовали и просили его ехать в Оптину Пустынь раскаяться в богоотступничестве и просить монахов принять его вновь в лоно православной церкви.
Увещания монахинь так подействовали на графа, что он расплакался и немедленно на тех же лошадях поехал в Оптин монастырь.
По словам коридорных монахов монастырской гостиницы граф был бодр и из гостиницы свободно поднимался на высокую гору, где стоял монастырь.
Святейшим Синодом граф был отлучен от православной церкви, почему без благословения епископа монахи не рискнули принять его в лоно православной церкви, несмотря на убедительную просьбу о том, но послали запросы епископу и граф решил ожидать в монастыре ответ.
Благоприятный ответ для графа пришел, но уже после отъезда графа из обители.
По поводу отъезда его монахи говорили так. Через два дня в обитель приехала с доктором дочь графа и при первой встрече с отцом между ними, как слышно было в коридоре, произошла ссора.
Дочь кричала: «зачем ты не сказавши уехал?», а отец кричал: «зачем ты приехала? Я домой не поеду и буду доживать свои последние дни в монастыре».
Вскоре все стихло и когда монах вошел в номер, чтобы взять остывший самовар, то увидел графа лежащим на койке с закрытыми глазами.
Через два-три часа дочь, доктор и граф уехали, причем графа до экипажа вели под руки и он казался очень слабым.
В то время многие высказывали предположение, что доктор дал графу успокоительное лекарство, но или старческое сердце не выдержало, или доза была велика, почему граф, до того времени бодрый, по дороге на юг умер на почтовой станции Остапово.
Многие лица, как из Козельска, так и других мест, писали в разные газеты о всем вышеизложенном, но ни одна газета присланных статей не поместила. Местное духовенство, несмотря на просьбы друзей, отказывалось служить панихиды, но из Москвы, как в то время говорили, привозили каких-то священников, очевидно старо-обрядцев-беглопоповцев и они служили.
Высшее духовенство старообрядцев-окружников и противоокружников (в г. Сухиничах) запретило своему духовенству молиться о душе графа.

Монахи о кончине людей говорят так.
У великих грешников перед смертью является, так называемое, духовное зрение и они видят окружающих их нечистых духов, которые ожидают смерти, чтобы взять душу нечестивца и ввергнуть ее в ад кромешный.
Люди высокоблагочестивые, наоборот, перед смертью видят светлых духов, ангелов.
Магистр Богословия Дьяченко в своих 4-х обширных томах, так же говорит о кончине людей, как и монахи. Следовательно, рассказ графа своей сестре об окружении его чудовищами – не галлюцинация, а действительность и эти чудовища заставили его бежать из дома и искать спасения от них в святой обители.
Таким образом пророчество Иоанново исполнилось, Бог не допустил Толстого вернуться в лоно православной Церкви.
Почему же Господь так судил? Да потому, что Толстой был антихристом в полном смысле слова.
Святый Апостол Иоанн Богослов в 1-м Соборном послании говорит, гл. 2, ст. 22: «кто отвергает, что Иисус есть Христос, – это антихрист». Гл. IV, ст. 3: «всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшаго во плоти… это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет, и теперь есть уже в мире». Во Втором Соборном Послании тот же Апостол говорит еще более грозно, гл. 1, ст. 7: «многие обольстители вошли в мир не исповедующие Иисуса Христа, пришедшаго во плоти: такой человек есть обольститель и антихрист». Ст. 10 «Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его». Ст. 11 «Ибо приветствующий его участвует в злых делах его».
В период отлучения Толстого от Церкви Г-н Ярмонкин издал книжку, в которой были перечислены запрещенные дотоле к печати хуления и глумления Толстого над Господом нашим Иисусом Христом Богом Слово Вседержителем и над Пречистой Богородицей.
Страшно повторить, но повторю, чтобы все знали, что Толстого Святейший Синод отлучил от Церкви за эти потрясающие ужасные хулы и за совращенную им массу людей.
Толстой писал, что Христос оттого и называл себя Сыном Божиим, что был незаконнорожденный, что он был нищий, которого высекли и повесили.
Я привел только это, а в книжке Ярмонкина было напечатано множество ужасных хулений, которые этот сын дьявола изрыгал.
Как жалко, что Святейший Синод не опубликовал всех или части этих хулений и глумлений, тогда бы никто не возмущался отлучением Толстого.

                                                           *************
На севере России в водах огромного Ладожского озера (около 250 верст длины и 150 ширины) на скалистых островах расположен Валаамский монастырь. Острова эти из гранита, подобного которому нет нигде на земном шаре и берега их в большинстве суть отвесные скалы. По мнению ученых эти острова не что иное, как метеорные камни от какой-то развалившейся планеты, свалившиеся на землю.
В глубокой древности на диких островах Валаама был центр идолопоклонства и были языческие капища.
Св. Апостол Андрей Первозванный из Киева по водному пути, «из Варяги в Греки», т. е. по Днепру, Ловати, Ильмень-озеру, Волхову и Ладоге, приплыл на Валаам и водрузил там Крест Христов.
При появлении Святого Апостола все капища и идолы Силою Божиею были повержены в прах и Валаам стал местом пребывания христианских проповедников и рассадником православия.
После революции Валаам отошел к Финляндии и правительство потребовало введения в монастыре нового стиля. Монахи, не пожелавшие признать новый стиль, были арестованы и увезены. Некоторые из них бежали в Югославию.
Один из них, прозорливый старец, поведал о виденном им на Валааме видении.
Однажды, когда он стоял на скалистом острове около храма, на озере поднялась страшная буря и он увидел несущуюся по воздуху массу бесов, впереди которой несся Лев Толстой и стремился к церкви, бесы старались преградить ему путь к церкви и наконец окружили его и увлекли с собою в пучину у самого обрыва скалы, на которой стоял храм.
Старец впоследствии только узнал о смерти Толстого.

( Из книги русского духовного писателя И.К.Сурского (наст.имя – Яков Валерианович Илляшевич )

II. Лев Толстой как зеркало русского масонства

В смысле популяризации братства вольных каменщиков эпопея Л. Толстого «Война и мир» сделала, вероятно, не меньше, чем вся историческая литература, и сделала так, что в кругах интеллигенции любили и ценили старое русское масонство. Читатель всегда мог понять, что метания и разочарования Пьера связаны с его личной драмой, что он сам отчасти повинен в переживаемых неудачах и ударах судьбы. И не один раз, как свидетельствует автор, масонство являлось для его героя не только источником утешения, но и давало возможность подняться на большую духовную высоту. А эти страницы написаны Толстым с такой яркостью и убедительностью, что впечатление от них не меркнет, несмотря на последующие колебания и сомнения.

Лев Толстой — культовый персонаж российской интеллигенции.

Лет в 12 одного из авторов повезли в Ясную Поляну, поклониться могиле великого писателя. Могила эта, холмик без креста, произвела гнетущее впечатление. Конечно, не знала тогда пионерка, что сам Толстой завещал похоронить себя без «так называемого богослужения, а зарыть тело так, чтобы оно не воняло». Так и зарыли. Как собаку. И, словно над самоубийцей, не поставили креста.

 Что ж, духовным самоубийцей он и был. Могила стала, конечно, местом поклонения. Обнаружила все признаки религиозного памятника. Вскоре после смерти графа, 28 августа 1911 года, приехал сюда его верный ученик Бирюков с товарищами. Возложили цветы. Десятилетний сын Бирюкова нагнулся, чтобы поправить их, и вдруг громко вскрикнул. Отец с ужасом увидел, что правая рука ребенка обвита гадюкой, укусившей мальчика… Гадюки в здешних местах не замечены, установило расследование, и появление серой змеи в три четверти аршина длиной является загадкой. Тогда же была обнаружена змеиная нора в могиле писателя.

Ясная поляна. Могила Л.Н.Толстого

Пресмыкающаяся «мудрость» этого грешника еще долго будет жалить и из гроба. Нет, недаром Ленин почти ласково называл Толстого зеркалом русской революции. Вообще между этими двумя персонажами существует любопытная связь, сотканная из целой серии совпадений (?). В «Анне Карениной» прообраз революционных бесов, «новый человек», склонный к самоубийству интеллигент, находящий «якорь спасения» в революции, носит фамилию Левин. Таков был один из первых псевдонимов Ленина. Слишком откровенный, указывающий на Левитские корни(как и фамилия К, Маркса — Леви). В ранней же редакции романа этот Левин назвал Николаем Лениным. Таков, как известно, следующий псевдоним «вождя мирового пролетариата» и будущего «кадавра».

В школьных и институтских программах всегда умалчивалось, что Толстой был не просто литератором. Он ведь замахивался на создание собственной религии. Якобы христианской, но без Христа. Чего стоит собранный им том различных «поучений» — из всех религиозных традиций и из всевозможных философов. В этих вполне экуменичных «четьях минеях» предписывается, какую «мудрость» надо читать в тот или иной день года. А вот запись в дневнике писателя от 20 апреля 1889 года: «Созревает в мире новое миросозерцание и движение, и как будто от меня требуется участие — провозглашение его. Точно я для этого нарочно сделан тем, что я есмь с моей репутацией,- сделан колоколом».

Поистине мессианские амбиции! Их развивал в Толстом некий голос. Вот запись от 25 мая того же года: «Ночью слышал голос, требующий обличения заблуждений мира. Нынешней ночью голос говорил мне, что настало время обличить зло мира… Нельзя медлить и откладывать. Нечего бояться, нечего обдумывать, как и что сказать».

«Зло мира»… Симптом «внутреннего голоса» выдает в Толстом бесноватого. Не случайно Победоносцев писал о его богоборчестве так: словно бес овладел им.

Богохульник скакал по яснополянским окресностям на гнедом жеребце, которого назвал Бесом. А невидимый бес сидел за спиной графа. Как на древней печати рыцарей-храмовников — два всадника на одном коне. Что ж, древний предок писателя и принадлежал к тамплиерскому роду. Шарахнувшись от костра инквизиции, он в ХIV веке прибыл на Русь. И страшный крик Жака де Моле, его вопль из пламени: «Отмщение, Адонаи, отмщение!»,- через столетия зазвучал в душе тамплиерского потомка.

К началу ХХ века получил Лев Николаевич и специфическую интеллектуальную подготовку. Она началась с его желания изучить еврейский язык. Учителем стал московский раввин Соломон Моисеевич Минор (настоящая фамилия Залкинд).

Толстой, основателем рода которого считается рыцарь-храмовник граф Анри де Монс, архитипически точно воспроизвел тамплиерское обращение за «мудростью» к иудаизму. Через некоторое время занятий Минор констатировал: «Он )Толстой) знает также и Талмуд. В своем бурном стремлении к истине, он почти за каждым уроком расспрашивал меня о моральных воззрениях Талмуда, о толковании талмудистами библейских легенд и, кроме того, еще черпал свои сведения из написанной на русском языке книги «Мировоззрение талмудистов».

Подсказки учителей слышны во многих текстах Толстого. Например, о том, что истинно живет отнюдь не христианство, а «социализм коммунизм, политико-экономические теории, утилитаризм». Дух талмудического христоненавистничества, приземленного практицизма, замаскированного под коммунизм иудейского мессианства так и веет над этими словами.

О бесах будущей революции, убийцах Александра II, Толстой отзывается так: «лучшие, высоконравственные, самоотверженные, добрые люди, каковы были Перовская, Осинский, Лизогуб и многие другие». О масонстве: «Я весьма уважаю эту организацию и полагаю, что франк-масонство сделало много доброго для человечества». А вот о «гонимом народе»: Из письма В. С. Соловьеву, составившему в 1890 году «Декларацию против антисемитизма»: — «Я вперед знаю, что если Вы, Владимир Сергеевич, выразите то, что думаете об этом предмете, то Вы выразите и мои мысли и чувства, потому что основа нашего отвращения от мер угнетения еврейской национальности одна и та же: сознание братской связи со всеми народами и тем более с евреями, среди которых родился Христос и которые так много страдали и продолжают страдать от языческого невежества так называемых христиан».

И еще цитаты:

— «То, что я отвергаю непонятную троицу и… кощунственную теорию о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо.» — «Посмотрите на деятельность духовенства в народе, и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство: поднятия икон, водосвятия, ношения по домам чудотворных икон, прославление мощей, ношение крестов и т.п.».

— «В елеосвящении, так же, как и в миропомазании, вижу прием грубого колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах, молитвах, заклинаниях».

Все это он и считал «злом мира». Рукой слышавшего «голоса» Толстого видил, видно, тот же персонаж, что в свое время и рукой обер-прокурора Синода Мелиссино, а позже — Ленина. Страшные слова о Боге писал граф. Но каковы были интонации! Каково раздражение, с которым это все говорилось! Каковы были глаза! В воспоминаниях современников перед нами предстает поистине нечеловеческая злоба.

Талмудическое мудрование — главное в отношении Льва Николаевича к священным текстам.» Методика создания ереси прекрасно показана в его статье «Как читать Евангелие». Он советует взять в руки сине-красный карандаш и синим вычеркивать места, с которыми ты не согласен, а красным подчеркивать те, что по душе. По составленному таким образом личному Евангелию и надлежит жить.

Сам Толстой обкорнал начало и конец Благовестия (Воплощение и Воскресение). И в середине Христос был понужден на каждое свое слово смиренно просить разрешения яснополянского учителя всего человечества. Всего — включая Иисуса, которого по сути Толстой берет себе в ученики. Чудеса Лев Николаевич Иисусу вообще запретил творить.

Почему их всех — от Толстого до Мелиссино — так бесит сам факт чуда Божиего? Потому что сами не причастны ему? Потому что оно не подвластно гордой человеческой воле? Странно, что Толстой, утверждавший общечеловеческую солидарность в вопросах этики, твердивший, что замкнутый в своем индивидуализме человек — ущербен, настойчиво писавший, что надо соглашаться с лучшими нравственными мыслями, высказанными учителями всего человечества и всех народов, не распространял эту солидарность и на область веры. Довериться религиозному опыту людей — даже тех людей, которых он включил в число учителей своих, — он не смог.

Однажды приехал Толстой в Оптину пустынь, но, по гордости своей, так и не перешагнул порог кельи старца. После смерти богохульника раввин Я. И. Мазэ сказал: «мы будем молиться о Толстом, как о еврейском праведнике». Кагал не забыл слов графа: — «Еврей — это святое существо, которое добыло с неба вечный огонь и просветило им землю и живущих на ней. Он – родник и источник, из которого все остальные народа почерпнули свои религии и веры….

Еврей — первооткрыватель свободы. Даже в те первобытные времена, когда народ делился на два класса, на господ и рабов, Моисеево учение запрещало держать человека в рабстве больше шести лет.

Еврей — символ гражданской и религиозной терпимости. В деле веротерпимости еврейская религия далека не только от того, чтобы вербовать приверженцев, а, напротив, талмуд предписывает, что если нееврей хочет перейти в еврейскую веру, то должно разъяснить ему, как тяжело быть евреем , и что праведники других народов тоже унаследуют царство небесное… Еврей вечен. Он — олицетворение вечности». О, скоро, совсем скоро «вечный еврей» покажет России и свою святость, и свою культуру, и свою религиозную терпимость…

 (По материалам книги  православного писателя Ю. Воробьевского и Е. Соболевой «Пятый ангел вострубил». Масонство в современной России. М: 2002.-500 с.)

Использованы материалы сайтов :

http://theme.orthodoxy.ru/saints/ioann.html, http://www.pokaianie.ru/article/masons/read/6221#

http://ioann.name/knigi/otvetlt.html

Автор – Мария Буркова

Со  школьной  парты, с  нежного  возраста  начальных  классов, этот  писатель  почитаем, восхваляем, назван  гением, и  всё  это  настойчиво  вдалбливается  вместе  с  заучиванием  стихов  Пушкина  и  других  поэтов, чтоб  не  было  заметно. Зачем –– вопрос  отдельный. Пока  я  просто  приглашаю  просмотреть, согласно,  в  первую  очередь, по  биографическим  данным, стоит  ли  таких  массивных  славословий  этот  известный  человек. Обратимся  к  статье  М. Чистяковой, опубликованной  во  втором  томе  «Литературного  Наследства, 31-32», «Россия  и  Франция». Автор  с  внимательным  старанием  приводит  массы  фактов, живо  рисующих  облик  Льва  Николаевича. Начнём.

   Отец  писателя  участвовал  в  кампании  1812  года, побывал  в  плену, где  ему  очень  понравилось, (?) библиотеку  собрал  внушительную  из  французских  классиков. Эту  библиотеку, а  особенно –– романы, мать  ежедневно  читает  детям. Юный  классик  обучается  у  гувернёра, в  школу  его  из-за  баловства  определять  было  хлопотно. Радостный  гувернёр-француз  внушает  всем, что  мальчик  есть  прямо  «будущий  Мольер». Правильно, хлеб  надо  отрабатывать. Детские  упражнения  Толстого  остались  только  на  французском; со  своей  тёткой  Т. А. Ергольской  он  переписывается, кусками  цитируя  из  французских  авторов, что  даёт  повод  брату  Сергею  потешаться  над  этим. К  16  годам  Лёвушка  снимает  с  шеи  нательный  крест  и  надевает  медальон  с  портретом  Руссо. Это  говорит  о  двух  весьма  важных  обстоятельствах. Первое. Коль  скоро  заповедь  «не  сотвори  себе  кумира»  забыта, это  значит, что  о  Боге  в  этой  семье  предпочитают  не  думать, а  стало  быть, с  нравственным  воспитанием  дело  дрянь. Второе. Ничего  даже  не  говоря  про  взгляды  Руссо, зададим  логичный  вопрос:  а  почему  не  Ломоносов, Пётр I, Кутузов, Потёмкин, Суворов  или  кто  ещё  из  соотечественников? Эта  семья  настолько  не  уважает  свою  культуру, историю, традиции? Очень  несимпатично…Тургенев, обожавший  французов  и  Францию, влюблённый  в  Полину  Виардо, всю  жизнь  носил  при  себе  медальон, в  котором  хранились  волосы  Пушкина. Антихристианские  пассажи  Вольтера  «очень  веселили»  подростка. Далее  читаем:

С  переездом  семьи  в  Казань  и  поступлением  18-летнего  Толстого  в  университет  начинается  полоса  более  интенсивной  умственной  его  жизни, лишь  косвенно  связанная  с  университетскими  занятиями. В  1847  г. Профессор  Казанского  университета  Мейер  предложил  студентам  работу  на  тему  сравнения  «Наказа»  Екатерины II  с  «Esprit  des  loes»  Монтескье. «Эта  работа  очень  заняла  меня, –– писал  Толстой  в  замечаниях  на  «Биографию»  П. И. Бирюкова, –– открыла  мне  новую  область  умственного  самостоятельного  труда, а  университет  со  своими  требованиями  такой  работе, но  мешал  ей». О  том  же  он  вспоминал  впоследствии, в  1904  г. :  «Я  помню, меня  эта  работа  увлекла, я  уехал  в  деревню, стал  читать  Монтескье; это  чтение  открыло  мне  бесконечные  горизонты; я  стал  читать  Руссо  и  бросил  университет  именно  потому, что  захотел  заниматься».

То  есть  до  того  он  не  хотел  заниматься. Он  сам, очевидно, лучше  всяких  университетских  преподавателей  знает, что  и  как  следует  изучать. А  как  должен  чувствовать  себя  педагог, который  дал  задание  сделать  доклад, а  ученик  начинает  готовить  диссертацию? Итак, картина  уже  ясна:  ребёнок  не  учился  в  школе, интенсивной  умственной  жизни  не  вёл, к  университету  относится  «косвенно». Так  что  юноша  попросту  не  способен  к  обучению, как  обычный  абитуриент! Кто  у  нас  сейчас  сидит  на  домашнем  обучении? Дети  с  неуравновешенной  психикой. Именно  таким  и  предстаёт  юный  Лёва. Судите  сами. Удалившись  в  деревню  как  раз  в  том  возрасте, когда  юноши  стремятся  вписаться  в  общество, получить  образование, найти  друзей, единомышленников, наконец, личная  жизнь  начинается  и  протекает  очень  бурно, научившийся  читать  книги  Толстой  знакомится  с  сочинениями  Лабрюйера. И  «усиленно, но  бессистемно»  читает  Тьера, Мишо, Араго. Это  вызывает  уже  некоторое  недоумение:  а  почему  не  Ломоносова, Карамзина, Державина, Жуковского, наконец, Пушкина, который  называл  Ломоносова  «первым  русским  университетом»? Далее  в  списке  Стендаль, Тёпфер, Ж. Санд, Ламартин, Бернаден де Сен-Пьер, Альфонс Карр, Эмиль Сувестр, Эжен Сю, Пиго, Дюма-отец, Поль де Кок. Кажется, мама  зря  читала  детям  романы  по  вечерам, сын, судя  по  списку, либо  не  слушал, либо  ничего  не  запомнил, юное  дарование. И  ещё. Это  литература, мягко  говоря, светская  и  несерьёзная, ну, на  уровне  Дарьи  Донцовой, не  выше. Восторги  же  этого  читателя  насчёт  Поля де Кока:  «…направление  его  совершенно  нравственное. Он  французский  Диккенс», отнюдь  не  делают  чести  поклоннику. Потому  что  этот  автор –– некая  органичная  смесь  Павла  Глобы, «Невской  клубнички»  и  «Мира  криминала». Остальные  немногим  лучше. Восторгаться  интригами  Дюма –– сродни  современным  бабулям, не  отрывающимся  от  сериалов:  «Тогда  вся  большая  публика  увлекалась  этим  романистом, а  я  принадлежал  к  большой  публике. (курсив  мой –– авт.) Дюма-отец  был  очень  талантлив, как  и  сын». Простите, как  говорится, сам-то  понял, что  сказал? Не  то  «я, как  все», не   то  «я  важнее  всех»; видимо, хотел  сразу  сказать  и  то, и  другое, но  запутался. Аристократия  от  Дюма-отца  плевалась, Гоголя  тошнило, равно  как  и  Императора, и  только  толпы  скучающих  плебеев, не  знающих, как  себя  развлечь, зачитывались  томами  мрачного  экшна, не  задумываясь  об  истинной  нравственной  начинке  этих  повестей. Так, Флобер  Толстому  ужасно  не  нравится, поскольку  там  порок  ничем  не  украшается, а  Жорж  Санд  и  вовсе  подвергнута  резкому  остракизму  даже  не  за  тексты, а  за  своих  поклонников, которые  ему  несимпатичны (???, а  вот  так…).

Вообще, Лёвушка  в  своих  оценках  прочитанного  не  просто  не  стесняется  в  выражениях, а  безапелляционно  вешает  ярлыки, а  то  и  гирлянды  из  них, сплошь  состоящие  из  одних  ругательств  и  оскорблений. Любимые  эпитеты:  «мерзость», «гадость», «дрянь». Даже  обожаемый  Руссо  облит  градом  критических  замечаний  и  пометок. Непохоже  на  культурного  человека, знаете  ли. Как  сказали  педагоги-дефектологи,  уровень  шестого  класса  вспомогательной  школы, так  называемый  спецконтингент, плохо  поддающийся  обучению. Уж  лучше  бы  юнец  общался  со  сверстниками  и  сверстницами, глядишь, и  не  развилась  бы  болезнь-то. А  то  много  сейчас  их  расплодилось, злобных  невежд, с  повадками  хамоватых  пижонов  и  дебиловатых  гопников, не  уважающих  никого  и  ничего, кроме  себя, ущербных  и  оттого  злых  на  весь  мир.

   С  50-х  годов  Лёва  начинает  писать  сам. Тоже  знакомое  дефектологам  явление:  начитавшись  чужих  книжек, «трудные», неуправляемые  юнцы  часто  испытывают  желание  «тоже  написать  что-нибудь  этакое». Обычно  это  мемуары. Вот  и  у  Толстого  первое  произведение, вышедшее  в  1852  г., называется  «Детство». Вот  только  сделано  оно  полностью  под  Тёпфера  и  целыми  кусками  списано  с  «Эмиля»  Руссо. Ерунда, сам  же  сделал! Надо  полагать, родне  такая  самодеятельность  уже  надоела, брат  служил  тогда  на  Кавказе, отправили  и  нового  писаку  служить, в  Крым. Результатом  смены  обстановки  явились  «Севастопольские  рассказы». Однако  автор  однозначно  утверждает:  «Повторяю  вам, всё, что  я  знаю  о  войне, я  прежде  всего  узнал  от  Стендаля». Вот  и  написаны  они  в  его  стиле, полностью, только  по-русски. Тогдашний  редактор  «Современника», Иван  Тургенев, не  заметил  этой  тонкости  и  по  доброте  душевной  посоветовал  автору  писать  дальше. Потом  он  себе  этого  простить  не  мог.

   К  1857  г.  Толстой  вышел  в  отставку, военная  служба  ему  разонравилась, надоела, оставила  «самое  неприятное  впечатление». Ну, у  людей  безответственных  и  недалёких  это  довольно  типичное  поведение. И  едет  «набираться  ума»  в  Париж. Не  в  Прагу, не  в  Вену, не  в  Рим, даже  не  в  Берлин, а  в  Париж, богемный  чердак  с  бистро… Туда, где  снизу  вверх  смотрели  на  русских  и  дрожали  при  словах  Царь де Рюсс. Туда, где  русские  офицеры  вели  себя, как  дикие  туристы, не  стесняясь  туземцев (ради  забавы  можете  почитать  мадам  Бенцони). И  ничего  удивительного, вонючая, грязная  Европа, которая  не  мылась  700  лет, которая  после  крестовых  походов  запретила  бани  как  источник  разврата  и  заразы, в  которую  русские  привезли  свои  походные  бани, вызывала  у  привыкших  мыться  под  проточной  водой  победителей  Наполеона  соответствующие  чувства. Сам  Король-Солнце  мыться  просто  ненавидел, Бонапарт  не  любил, когда  мылись  его  женщины. В  Грановитой  палате  Кремля, которая  была  построена  на  сто  лет  раньше  знаменитого  Лувра, в  отличие  от  него, имелась  канализация  и  туалеты, а  не  мывшее  рук  высокородное  французское  дворянство  справляло  естественные  надобности  прямо  в  коридорах  дворца. На  Руси  же  самого  Андрея  Первозванного  встретили  баней; дома  друг  к  другу  не  лепились, дворы  проветривались, и  никто  не  выплёскивал  помои  на  улицу, как  в  европейских  городах. В  Париже  накануне  революции  было  закрыто  знаменитое  Кладбище  Невинных, представлявшее  собой  длинные  ямы, в  которые  800  лет  сбрасывали  трупы, ничем  их  не  прикрывая. На  этом  месте  был  построен  рынок  продовольственных  товаров. Хороша  столица  Просвещения! К  слову, несмотря  на  моду, мыться  европейцы  так  и  не  научились. Так, для  нашего  соотечественника  нет  ничего  более  естественного, чем  умываться  под  струёй  воды, не  то  в  Европе! Налить  раковину, заткнув  пробкой, и  плескаться  в  ней. Советские  люди  были  в  шоке, когда  видели  в  фильме, как  красотка-француженка  встаёт  из  ванны  и  надевает  халат, не  смыв  с  себя  пену. А  теперь  представьте  себе  ужас  современности:  после  обеда  хозяева  кладут  в  раковину  грязную  посуду, наливают  жидкое  мыло, а  затем, не  ополаскивая, вытаскивают  из  этой  помойки  тарелки  и  ставят  прямо  на  сушилку! Неслабо? А  что  удивляться, если  одно  из  обвинений  Лжедмитрию І, гласило:  не  моется  в  бане, хотя  готовят  её  каждый  день!, а  в  культурной  Европе  в  это  время  ставили  гостю  специальное  блюдце, чтоб  давить  пойманных  на  себе  вшей. И  до  сих  пор  вопрос  наших  соотечественников:  «А  где  у  вас  тут  можно  руки  помыть?»  вызывает  сильное  недоумение  у  иностранцев, да  и  квартиры  с  ванными  они  стали  строить  лишь  в  60-е  годы  XX  века.

   Здесь  Толстой  преимущественно  топчется  среди  соотечественников:  Трубецкие, Мещерские, Хлюстины. Также  захаживают  «парижские  знаменитости», точнее:  русская  католичка  Свечина, подруга  Ж. де Местра, гр. Полиньяк, (всё  понятно, позволяю  себе  ремарочку, на  родине  им  делать  нечего, непопулярны), Альфред де Виньи, Ламартин (а  эти  тусуются  везде, где  принимают  и  кормят). В  это  время  в  Париже  случились  Тургенев  и  Некрасов, и  они  решили  познакомить  свежее  дарование  с  людьми  науки  и  тамошней  культуры, из  самых  лучших  побуждений. Но, как  в  поговорке, не  в  коня  овёс. На  обеде  с  академиками  наш  гений  попробовал  блистать  своими  «лестными»  отзывами  о  Расине  и  всей  классической  французской  драматургии, на  сделанное  вежливое  замечание  в  ответ  грубо  нахамил  и  записал  потом  в  дневнике:  «Мелкие, грубые  пошляки!». Что  называется, с  больной  головы  да  на  здоровую. Вечер  у  Ипполита  Риго, учёного-латиниста, доказал  Толстому, что  он  полный  невежда  в  общеизвестных  вопросах, и  он  заклеймил  ничего  не  подозревавшего  радушного  хозяина  закоснелым  пошляком (слово, что  ли, Лёвушке  понравилось, инфантилизм  какой-то…). Писатель-путешественник  К. Мармье, критик  Ломени  и  даже  сам  Проспер  Мериме  совсем  его  не  заинтересовали:  «Слишком  умные, аж  тошно!» –– ничтоже  сумнящеся  заявляет  он  своим  чичероне, после  чего  Некрасов  перестаёт  с  ним  общаться. Тургенев  же  осторожно  советует  горе-протеже, для  ликбеза, походить   не  только  на  комедии  в  театрах, но  хотя  бы  на  лекции  в  Сорбонне  или  Колледж де Франс. Совету  Толстой  внял, стал  посещать  занятия  Низара (римская  история), Сен-Марка Жирардена (история  драматической  поэзии), Бордильера (политическая  экономия), А. Франка (естественное  и  международное  право). Вот  видите, сколь  обширным  невеждой  был  будущий  гений? Не  удивительно, пробив  всё  детство  баклуши, в  то  время  как  сверстники  усиленно  учились, приобретали  специальность, выражаясь  современным  языком. Но  учеба  и  здесь  Толстого  не  интересует:  обругав  уважаемых  преподавателей  мелкими, скучными, неинтересными, «с  совершенно  ненужной  религиозностью», он  затем  завязывает  и  с  посещением  театров. Правда, мелкие  поделки  Мариво  и  Гранже, особенно  одноактные  и  двухактные, приводят  его  в  телячий  восторг:  «Прелесть  элегантности. Прелесть!». Ещё  одно  свидетельство  дремучей  безграмотности  Лёвушки:  слово  «прелесть»  не  имеет  ничего  общего  с  понятием  «красота»  или  «радость», а  есть  понятие  исключительно  отрицательного  свойства. Слово  «прелесть»  однокоренное  с  понятием  «прельщать», то  есть  «соблазнять, обманывать»; прельщают  бесы. И  неспроста  сейчас  это  почти  забыто:  по  незнанию  восклицая  «Прелесть!», человек, ожидая  прекрасного, подзывает  бесов, буквально  приглашает  их  заняться  собой. Так  вот,

«Когда  я  был  в  Париже, –– рассказывал  Толстой  Скайлеру, –– я  обыкновенно  проводил  половину  дней  в  омнибусах, забавляясь  просто  наблюдением  народа; и  могу  вас  уверить, что  каждого  из  пассажиров  находил  в  одном  из  романов  Поля де Кока». Ну, знаете  ли, это  даже  смешно:  едут  люди  в  общественном  транспорте, все  по  своим  делам, а  этот  турист  ездит  без  цели, дабы  поглазеть  на  них. Толстой  часами  сидит  в  кафе, где  нищая  богема  болтает  о  своих  проблемах, распевая  песенки  Беранже  и  Дюпона, это  в  сумме  примерно  как  «На  поле  танки  грохотали», «Шумел  камыш»  и  «Поспели  вишни  в  саду  у  дяди  Вани». Целыми  днями  торчит  в  народных  клубах, где  скучающие  горожане  строят  друг  другу  глазки  под  аккомпанемент  тогдашних  Петросянов  и  Укупников. Слушает, как  бранятся  на  улицах  и  в  домах, шатаясь  по  городу. В  общем, насыщенно  проводит  время. Романов  не  заводит, очевидно, ушлые  простолюдинки, знающие  толк  в  амурных  делах, не  стараются  его  замечать. И  верно, шляется  тут  без  дела, молчит, глазеет  попусту, подозрительное  чудило, лучше  с  таким  не  связываться, видать, больной. Эх, лучше  бы  сходил  тогда  к  проституткам, что  ли, это  было  бы  хотя  бы  логично  и  естественно. Но  Льва  больше  интересует  гильотинирование, вот  так, и  он  идёт  смотреть  казнь  преступника-убийцы  Рише.

   Кровавое  зрелище  более  чем  впечатлило  и  без  того  неустойчивую  психику, и  Толстой  спешно  удирает  из  столь  обожаемого  Парижа  в  Швейцарию, в  Кларан, «в  том  самом  местечке, где  останавливалась  Юлия  Руссо!» (хм, без  комментариев…) Здесь  он  продолжает  знакомство  с  произведениями  Бальзака, начатое  в  Париже, это  в  то  время, когда  сверстники  прочли  всё  это  десять  лет  назад. Поэтому  просто  сказать  «гадость» –– проблематично, не  поймут, но  Лёва  смело  пишет:  «Чушь, нелепость, мелко, самонадеянно!». Читает  он  и  Дюма-сына, и  менторское  морализаторство  этого  смурика  приводит  его  в  восторг. Вас  не  удивляет  эта  настойчивая  потребность  критиковать  всё  и  вся? Ну, с  точки  зрения  дефектологии  и  психиатрии  всё  типично.
Для  невежды  нет  ничего  лучше  молчания, но  если  б  он  знал, что  для  него  лучше  всего, не  был  бы  он  невеждой.
Саади
   
Дальше  интереснее. Ещё  в  России, почитав  Мольера, Толстой  подумывает  написать  пьесу. После  парижских  Мельвиля  и  Барьера (были  такие  сезонные  постановки)  он  строчит  их  одновременно, и  все  с  очень  интересными  названиями:  «Дворянское  семейство», «Практический  человек», «Дядюшкино  благословленье», «Свободная  любовь», «Заражённое  семейство». Впечатляет? Это  ещё  не  всё. Уединившись  затем  в  Ясной  Поляне, он  открывает  там  собственную  школу  и  целиком  уходит  в  педагогическую  деятельность. Читает  Монтеня. Для  важности, разумеется. Поскольку  тому, кто  не  постиг  науку  добра, всякая  наука  приносит  лишь  вред, он  у  Монтеня  явно  пропустил. Так  как  пишет:  «В  воспитании  опять, главное –– равенство  и  свобода». Те, кто  читал  знаменитую  «Республику  ШКИД»  Пантелеева (книгу, а  не  выхолощенную  киноленту  смотрели!), помнят, как  жёстко  обошлись  воспитанники  с  воспитателем, который  воровал  вместе  с  ними  картошку, и  поделом. Могу  себе  представить, что  за  балаган  был  в  Ясной  Поляне:  дети  подобострастно  внимают  пламенно  вещающему   барину, а  за  его  спиной  смеются, вместе  с  родителями. Они  ещё  не  верят, что  всё  позволено. Потом  граф  прочно  им  это  вобьёт  в  наивные  головы. К  1917  году  созреют.

    Но  тут  тяжело  заболел  брат  Николай, и  педагога  родные  сплавляют  от  греха  подальше, сопровождать  больного  в  Гиэр, Южная  Франция. Там, вспоминает  сестра, Лёва  снова  выкинул  фортель, да  такой, что  не  знали, куда  глаза  прятать  от  стыда. Он  явился  на  великосветский  вечер  в  деревянных  сабо, какие  носят  французские  крестьяне. Что  называется, клоуна  заказывали? Даже  в  современных  сборищах, где  эпатаж  уже  стал  нормой, роли  заранее  распределяются, если  кто  желает  прийти  босой, в  сеточке  и  перьях, уведомляет  хозяев  загодя. Но  наш  герой  же  гениален, настолько, что  академики  рядом  с  ним  тупицы, великий  педагог-воспитатель, ему  всё  можно!

   Как  только  брат  умирает, Толстой  мчится  в  Париж, добыть  разрешение  из  министерства  народного  просвещения (заметьте, не  образования, как  принято  до  сих  пор  в  России!) на  осмотр  учебных  заведений. Оттуда  едет  в  Марсель, осматривает. Разумеется, недоволен  всем  и  вся. Вердикт:  «школы  не  в  школах, а  в  журналах  и  в  кафе»! Оригинально  весьма, и  наводит  на  мысли  о  некой  неадекватности  автора… Допросвещался. Теперь  о  разнице  понятий. «Образование» –– от  слова  «образ», лик  Божий  на  иконе. Человек  создан  по  образу  и  подобию  Божию. «Просвещение» –– наследие  «светоносного», тот, чьё  имя  Люцифер, он  же  Отец  Лжи  и  враг  рода  человеческого.

   В  Брюсселе  Толстой  набился  в  гости  к  Прудону. Результатом  свидания  явилась  идея  фикс:  «Собственность  есть  кража», с  которой  Лёва  таскался  до  самой  смерти. Не  будем  искать  в  этом  смысл, полагаю, ему  просто  лозунг  понравился, очень  эпатирует, отдаёт  оригинальностью. Дешёвой, правда, как  деревянные  сабо, но  ему  и  так  сойдёт, по-простому, по-босяцки, по-гопницки, в  самый  раз, значит.

Не  самое  ли  позорное  невежество –– воображать, будто  знаешь  то, чего  не  знаешь?
Платон
 
 Прокатившись  по  Италии, Англии, Бельгии  и  Германии, как  в  своё  время –– по  Парижу, только  более  поверхностно, Толстой  ощущает  себя  глобальным  гением  и  садится  строчить  «Все  хорошо, что  хорошо  кончается». Такое   название  поначалу  было  у  «Войны  и  мира», исправил  под  влиянием  Прудона. Спасибо  отцу, французских  источников  в  Ясной  поляне  было  навалом, и  Лёва  смело  списывает  громадные  куски  у  историка  Тьера, тупо  переводя  с  французского. Салонную  же  обстановку  романа, придворную  жизнь  тогдашнего  Петербурга  он  щедро  берёт  у  иезуита  Ж. де Местра, который  в  то  время  успешно  обращал  в  католичество  не  в  меру  экзальтированных  светских  дам (Свечину, Ростопчину, Чичагову). Начинает  читать  Мериме  и  Гюго, у  которого  также  щедро  заимствует  из  «Отверженных», но  уже  не  для  «Войны  и  мира». Поливает  грязью  графа  Ласказа, секретаря  Наполеона, уехавшего  на  остров  Св. Елены, и  там  написавшего  свой  «Мемориал». Остаться  верным  тому, кого  все  бросили  и  предали, представляется  Толстому  «наивностью  гоголевского  почтмейстера», и  если  долдонить, что  Наполеон  «жулик, маленького  роста, не  француз, корсиканец», то  все  уверуют, что  французы  совсем  не  виноваты  в  Отечественной  Войне  1812  года.

   Роман  имел  успех, несмотря  на  инфернальные  нудные  морали, сцены  в  бальзаковском  духе, пропаганду  безбожия. Как  раз  по  причине  популярности  французских  романов, где  всё  это  в  разных  пропорциях  присутствует, однако  объёмом  Лёва  урыл  даже  паровоз  мыльной  оперы, Дюма-отца. Забыта  Маша  Миронова, забыта  Татьяна  Ларина, громада  Наташи  Ростовой  заслонила  горизонт. Эгоистичная  паразитка, несущая  всем  разрушения, пожалуй, её  и  анализировать  не  стоит, глупый  бесёнок, едва  прикрытый  масочкой  якобы  детского  обаяния. Здесь  многие  учителя  литературы  начинают  автоматически  возмущаться, ещё  бы, их  не  тому  учили, банальная  инерция, когда  мышление  остановилось. Интересен  и  такой  момент. Идеал  женщины  Л. Толстого, стало  быть – чеховская  «Душечка». ЖЕНЩИНА  БЕЗ  ДУШИ, слепо  копирующая  своих  мужчин, скучная  пустышка. Обратите  внимание  на  финал  рассказа  А. П. Чехова. ПУСТОТА, НИЧЕГО. А  каковы  последствия  деятельности  Наташи, которая  даже  письмо  жениху  без  ошибок  написать  не  может, и  мается  от  безделья  там, где  любая  девушка  найдёт  себе  занятие, хоть  кушак  милому  вышить, как  недалёкая  Скарлетт  О’Хара? Мёртвый  Андрей  Болконский, засохшая  Соня, загробленная  жизнь  Анатоля  Курагина, публичный  позор  Ростовых, тупая  самка – жена  Пьера  Безухова, от  такой  жены  убегать  в  свой  мир  будет  любой  мужчина, чем  Пьер  и  занят  в  итоге. Кстати, симпатичный, но  недалёкий  Пьер  не  думает  о  Боге. Это  будущий  идеалист-романтик  и, по-видимому, декабрист. Элен, конечно, не  образец  особой  добродетели, но  её  пример  для  Наташи – не  догма, а  руководство  к  действию:  подайте, чего  хочется, а  там  хоть  потоп!

   Так  же  рассуждает  и  клинический  случай  гормональной  психиатрии – Анна  Каренина. Этот  роман  есть  ни  что  иное, как  пролонгированное  исследование, очень  полезное  для  желающих  изучать  психические  болезни. Но  Чехов  недаром  говорил, что  краткость –– сестра  таланта, и  это  явно  не  про  нашего  автора. Кроме  того. «Анной  Карениной»  Толстой  благополучно  завершил  начатое  Дюма-отцом –– отрицание  святости  брака  и  семьи, превращение  этих  понятий  в  массовом  сознании  в  необязательную  профанацию. Эх,

БЕРЕГИТЕСЬ  ЛЖЕПРОРОКОВ, КОТОРЫЕ  ПРИХОДЯТ  К  ВАМ  В  ОВЕЧЬЕЙ  ОДЕЖДЕ, А  ВНУТРИ  СУТЬ  ВОЛКИ  ХИЩНЫЕ. ПО  ПЛОДАМ  ИХ  УЗНАЕТЕ  ИХ.
Новый завет

   А  сподвигло  его  писать  эти  горы  томов  не  счастливое  супружество  и  возня  с  детьми, которым  он  читает  Жюля  Верна  и  Мольера (всё  же  лучше, чем  у  мамы, сказывается  влияние  жены), а  громкий  процесс  в  Париже, убийство  жены  на  почве  ревности. Дюма-сын  влез  там  со  своей  ненавистью  к  адюльтерам, падшим  женщинам  и  разрешением  женоубийства. Только  не  будем  забывать, что  всё  это  сказал  потомственный  незаконнорожденный, обожавший  куртизанку, актрис, живущий  с  замужней  аристократкой  на  деньги  её  матери. А  то  Толстой  в  своих  восторгах  про  всё  это  забыл. И  ещё  один  важный  момент. Заботливый  папаша, Лев  Николаевич  в  конце  70-х  ищет  гувернёра-француза. Некий  Ньеф, «швейцарец  из  Франции, за  1000  руб.  и  до  сих  пор, две  недели, мы  им  очень  довольны», пишет  он  брату, С. Н. Толстому. Интересная  щедрость… В  октябре  1879  Ньеф  пакует  чемоданы  и  срывается  во  Францию, где  объявлена  частичная  амнистия. Однако  лишь  к  1937  году  достоверно  установлено, по  мемуарам  этого  человека, что  его  звали  вовсе  не  Ньеф. Это  был  некий  Монтелс, капитан  73-го  батальона  Национальной  гвардии, а  затем  начальник  12-го  легиона  Коммуны. Комментарии  нужны, или  всё  ясно?

   Дальше –– больше. «Хаджи  Мурат»  есть  ни  что  иное, как  хвалебный  гимн  тогдашним  Басаевым  и  Радуевым. То  есть  врагам  Родины. Забавная  гражданская  позиция, особенно  для  русского  дворянина, вы  не  находите? Да  и  рассказ  «После  бала»  более  характерен  как  раз  для  французской  действительности, если  быть  объективными. Кстати, источником  для  «Хаджи Мурата»  послужил  многотомный  труд, цитирую  автора  и  название  без  перевода, меня  в  школе  не  учили  французскому, наверное, чтоб  романы  не  читала, как  Толстой,  Paul  Lacroix  «Histoire  de  la  vie  et  du  r;gne  de  Nicolas I».  Ну, а  «Крейцерова  соната»  выглядит  просто  как  гимн  тупости, скудоумию  и  маразму. Даже  насквозь  светский  человек  Андре  Моруа  в  своих  «Письмах  к  незнакомке»  говорит  чётко  и  ясно:  «Толстой  был  неправ. В  этой  музыке  нет  ничего  сладострастного  и  зловещего, она  прекрасна  и  возвышенна». Поначалу  так  никто  ничего  и  не  понял, и  Толстой  пишет  «Послесловие». Это  не  бред  сивой  кобылы  в  ноябрьскую  ночь  под  Самхейн, это  сознательная  деструкция  моральных  ценностей  в  лучших  бесовских  традициях. Значит, так. Науки, искусства  и  удовольствия  вещи  абсолютно  вредные  и  должны  быть  запрещены, даже  медицина. Секс  тоже  запрещён, равно  как  мясо, рыба, пряности, чай, кофе, алкоголь, табак  и  сладости. Всем  ходить  босыми  либо  в  деревянных  башмаках, в  рубище  до  пят, есть  траву, овощи  и  копать  землю. Молиться  богу  все  обязаны, но  при  этом  упраздняется  Церковь  и  её  таинства, за  ненадобностью. Все  друг  друга  любят, начальников  нет. И  если  кто  вас  бьёт  или  иначе  притесняет, не  вздумайте  оказывать  сопротивление, нельзя. Вот  так.

   Ну, кому  симпатична  такая  модель  общества? Всё  ли  в  порядке  у  нашего  гения  с  психическим  здоровьем? Но  и  это  ещё  не  все  сюрпризы.

   При  работе  над  романом  «Воскресение»  Толстой  пользовался  очень  специальным  источником. Автора  звали  Parent du Ch;telet, это  двухтомный  фолиант, полный  обильных  статистических  данных, самых  мельчайших  подробностей, излагающий  положение  проституции  во  Франции  с  указанием  причин  её  развития. Там  изображены  порядки  и  нравы  публичных  домов, закулисный  быт  проституток, их  взаимоотношения, изменения, производимые  этим  ремеслом  в  их  психологии  и  физиологии, последние  главы  посвящены  проблеме  административных  реформ  в  этой  области. Так  что  Катюша  Маслова  есть  ни  что  иное, как  типовой  портрет  заурядной  проститутки, а  вовсе  не  трогательная  история  несчастной  девушки. Ещё  один  персонаж  в  веренице  антиобщественных  элементов, и  все –– главные  герои, которых  предлагается  оправдывать, жалеть  и  принимать  как  должное! Мне  это  напоминает  логику  уличного  отморозка:  «Не  мы  такие, жизнь  такая!».
Виноваты  все, кто  угодно, только  не  сам  герой, выбирающий  зло  и  пороки.

  И  ещё. Роман  «Воскресение»  имеет  ещё  одно, основное  назначение:  внедрить  в  сознание  людей  антихристианство. Он  сам  признаёт, что

…делал  всё, что  мог…  называл  их  царя  самым  отвратительным  существом, бессовестным  убийцей, полоумным  гусарским  офицером, про  Николая  же  II  я  знаю, что  это  самый  обыкновенный, стоящий  ниже  среднего  уровня, грубо  суеверный  и  непросвещённый  человек, и  потому  полагаю, что  все  усилия  людей, желающих  улучшить  общественную  жизнь, должны  быть  направлены  на  освобождение  себя  от  правительства.
Л. Н. Толстой  Полное  собрание  сочинений  «Юбилейное»  в  90  томах  М.-Л., 1934  г., т.37, с. 291.   
 
Повторимся, Л. Н. Толстой  не  учился  в  классической  русской  гимназии, не  заканчивал  университетов (сравните  с  булгаковским  Шариковым)  и  решил  в  55  лет  пополнить  свои  знания, беря  уроки. То  есть  к  самообразованию  нет  способности, может  только  списывать  чужое. Графиня  Софья  Андреевна  Толстая  пишет  сестре:  «Лёвочка  учится  по-еврейски  читать, и  меня  это  очень  огорчает; тратит  силы  на  пустяки. От  этого  труда  и  здоровье, и  дух  стали  хуже, и  меня  это  ещё  более  мучит, а  скрыть  своего  недовольства  я  не  могу». Пройдя  курс  обучения  у  «своего  друга, еврейского  раввина  Минора» (Л. Н. Толстой, ПСС «Юбилейное» в  90  томах, М-Л., 1934 г., т. 63, с. 147), он  в  1884  году  заканчивает  трактат  «В  чём  моя  вера?». То  есть, его, Лёвушки, личная, вот  ведь  амбиций  воз! Итак, «Бог – это  сердце  моё, это  моя  совесть, моя  вера  в  себя, – и  я  буду  лишь  этому  гласу  внимать». Гордыня  без  берегов, право! Ну, и  довнимался:  «Ночью  слышал  ГОЛОС, требующий  обличений  заблуждений  мира. Нынешней  ночью  ГОЛОС  говорил  мне, что  настало  время  обличить  зло  мира… Нельзя  медлить  и  откладывать. Нечего  бояться, нечего  обдумывать, как  и  что  сказать», – из  записной  книжки  писателя, 25  мая  1889  года. Вестимо, что  за  голоса  ночами  разговаривают… Им-то  Толстой  и  вторит  дальше:  «То, что  я  отвергаю  непонятную  троицу  и  кощунственную  историю  о  боге, родившемся  от  девы, искупляющем  род  человеческий, то  это  совершенно  справедливо».

В  1881  году  тупо  по  своей  цели  и  мерзко  по  исполнению  убит  Царь-Освободитель. Толстой  пишет  его  сыну  письмо  с  просьбой  наградить  убийц  деньгами  и  отправить  в  Америку. “Лучшие, высоконравственные, самоотверженные, добрые  люди, каковы  были  Перовская, Осинский, Лизогуб», – это  звучит  как  издевательство. 20  апреля  1889  же  года  он  пишет  в  своём  дневнике:  «Созревает  в  мире  новое  миросозерцание  и  движение, и  как  будто  от  меня  требуется  участие – провозглашение  его. Точно  я  только  для  этого  нарочно  сделан  тем, что  я  есмь  с  моей  репутацией, – сделан  колоколом». И  тут  же  садится  строчить  слащавую  историю  ленивой  тщеславной  самки, идущую  на  панель  ради  тряпок. Попутно  марая  в  грязи  церковные  таинства  и  Веру  Православную.

   «Благодарные»  французы  через  два  года  поставили  «Воскресение»  на  сцене  парижского  театра  Одеон, нарядив  главную  героиню  вместо  своих  же  мод, о  чём  прямо  говорится  в  тексте, в  карикатурную  копию  крестьянки  XVII  века. Это  не  отсутствие  внимательности, а  русофобия. Европа  ещё  помнит  свою  дрожь  в  коленях  от  манифеста  Императора  Николая  Павловича:  «Разумейте, язычники, и  покоряйтесь, яко  с  нами  Бог!», этими  словами  он  ответил  бородатому  богемному  жиголо, матёрому  сатанисту  и  спиритисту, выпустившему  знаменитый  коммунистический  Манифест. Однако  французы  почуяли  знакомую  породу  в  Лёвушке  и  начали  откровенно  лебезить. Достаточно  прочесть  письма  Ромена  Роллана. Но  корреспонденция  от  деятелей  культуры  просто  громадна, одно  перечисление  адресантов  займёт  брошюру. Эта  лесть  породила  вторичную  волну:  российские  обезьяны, видя  это, мигом  создали  ему  ореол  величайшего  философа, непререкаемого  авторитета, главнейшего  гуру  всех  времён  и  народов.

      Лев  Львович, сын  анекдотического  графа («Пахать  подано, барин!»), в  своей  книге  «Правда  о  моём  отце»  говорит:  «Никто  не  сделал  более  разрушительной  работы  ни  в  одной  стране, чем  Толстой… Не  было  никого  во  всей  нации, кто  не  чувствовал  бы  себя  виновником  перед  суровым  судом  великого  писателя. Последствия  этого  влияния  были  прежде  всего  достойны  сожаления, а  кроме  того  и  неудачны. Во  время  войны  русское  правительство, несмотря  на  все  усилия, не  могло  рассчитывать  на  необходимое  содействие  и  поддержку  со  стороны  общества… Отрицание  государства  и  его  авторитета, отрицание  закона  и  Церкви, войны, собственности, семьи, – отрицание  всего  перед  началом  простого  “христианского»  идеала; что  могло  произойти, когда  эта  отрава  проникла  насквозь  в  мозги  русского  мужика  и  полуинтеллигента  и  прочих  русских  элементов… К  сожалению, моральное  влияние  Толстого было  гораздо  слабее, чем  влияние  политическое  и  социальное».

   Да  уж, настоящее  «зеркало  русской  революции». Какое  уж  тут  моральное  влияние –– круши, ломай  всё, что  не  понравилось, уничтожай  всё, что  имеет  культурную, эстетическую, научную  ценность,  потакай  всем  своим  прихотям! Полный  «кто  был  ничем, тот  станет  всем».

   На  самом  деле  всё  это  смешно –– избалованный  ленивый  глупец, место  которому  в  самый  раз  в  психиатрической  лечебнице, возомнил  себя  непогрешимым  судией  и  гением, нацепил  на  себя  скомороший  наряд  и  носится, словно  липучая  муха, приставая  к  людям, занятым  делом. Обидно, что  нашлись  бараны (или  лохи), поверившие  всей  этой  чепухе. 90  томов  словоблудия –– полоумный  маркиз  де  Сад  (присяжный  революционного  трибунала, кстати) осилил  только  20! Кстати, стиль  публицистики  этих  потомков  выродившейся  аристократии  совпадает  полностью. Умерли  они  тоже  одинаково, от  простуды, в  горячке. Но  прогресс  налицо –– де  Сад  пороки  обожает, а  Толстой  выдаёт  их  за  добродетели. Что  ж,
Человек  есть  ни  что  иное, как  ряд  его  поступков, сказал  Гегель. Это  верно.
Итак, желание  Толстого  быть  великим, сподвигнувшее  его  на  десятки  томов  бумагомарания, исполнилось. Но  какое  же  это  величие  по  качеству? Я  неспроста  аппелирую  к  дефектологии. Не  нужно  быть  педагогом, чтоб  знать, что  желание  разрушать  присуще  как  раз  детям  неблагополучным, с  отклонениями   в  развитии  и/или  психике. Разрушать  в  любом  виде –– начиная  с  грубых  и  обидных  слов  по  адресу  окружающего, заканчивая  масштабными  актами  деструкции:  разломать, разрушить, сжечь  неодушевлённые  предметы; хорошенько  помучить  тех, кому  можно  причинить  боль. И  хотя  не  каждый  жестокий  ребёнок, мучавший  живых  существ  в  детстве, вырос  в  кровавого  маньяка-Потрошителя, каждый  такой  маньяк  в  детстве  мучил  живое  и  беззащитное! Это  такой  же  закон  природы, как  и  любые  другие, которые  изучало  человечество  и  оставило  в  школьных  учебниках.

   Однако  страсть  к  разрушению  бывает  столь  же  многообразна  в  формах  проявления, как  и  другие. История  фразы  «Боливар  не  вынесет  двоих»  тому  наиярчайшее  подтверждение. Так  что  выросшие  злобные  разрушители  вовсе  не  изменили  своей  сути, просто  страсть  к  уничтожению  они  реализовывают  иначе, и, как  герой  рассказа  О’Генри, даже  под  вполне  благообразным  фасадом. Да  и  сам  Чикатило  вовсе  не  производил  впечатления  кровожадного  монстра, а  для  множества  посторонних  людей  казался  приличным  дяденькой  и  культурным  гражданином. Монстр  под  маской  приятного, цивилизованного  и  добропорядочного  человека –– самый  расхожий  образ  литературы  и  кино. Про  всякого  уличённого  в  кровавых  расправах  палача  зачастую  мать, жена, а   остальные  знакомые –– и  подавно, готовы  твердить  симптоматическое  «мухи  не  обидел». Это, так  сказать, парадная  сторона.

   И  вот  дефективный  ребёнок  вырос. О  своей  неполноценности  он  всё  равно  подсознательно  догадывается, но  хитрые  педагоги, назначив  ему  коррекционную  программу, твердят  ему  обратное, дабы  не  травмировать  и  без  того  неустойчивую  психику. Необходимые  в  процессе  воспитания  похвалы  он  воспринимает  как  завуалированную  насмешку  либо  как  непреложную  истину, что  он  уникален. В  результате  формируется  либо  колоссальный  комплекс  неполноценности, быстро  переходящий  в  немотивированную  агрессию, либо  запойная  мания  величия, которую  ничто  поколебать  не  в  силах. Хотя  одно  другому  совсем  не  мешает, как  несложно  наблюдать. Не  воспитанный  в  православной  традиции  ребёнок  не  усваивает  доброжелательного  отношения  к  окружающим, а  мстит  им  за  своё  ущербное  естество. Во  всех  своих  неудачах, огрехах  у  него  виноват  не  он  сам, неопытный  и  неуклюжий, а  остальные, успешные. Он  злится  на  них  за  это, и  понять  поэтому  не  в  состоянии, что  к  нему  могут  относиться  и  относятся  хорошо, с  любовью. Так  как  он  сам  решил  брать  от  жизни  всё, не  считаясь  ни  с  кем  и  ни  с  чем, то  в  его  неумной  голове  просто  не  поместится  мысль  о  том, что  существуют  иные  мотивы  и  модели  поведения, места  не  хватит. Так  закоренелые  уголовники  за  водкой  и  картами  не  в  состоянии  понять, зачем  кто-то  затеял  строить  храм:  «Дуркует, видать». И  это  ещё  не  всё. Ущербная  пакостная  душонка  знает, что  рано  или  поздно  за  все  проказы  придётся  держать  ответ. Именно  так, шалости, ведь  ответственности  за  своё  у  «ребёночка»  отродясь  не  бывало, это  всё  другие  виноваты, кто  угодно, хоть  чёрт, но  только  не  он  сам! А, стало  быть, ни  силам  на  это, ни  желания  у  дефективного  просто  неоткуда  взяться. И  вот  здесь  истеричный  трус  способен  на  что  угодно. Если  же  такой  ублюдок  не  один, а  целое  стадо, то  сразу  включается  ежесекундная  готовность  к  нападению. Это  уже  давно  не  люди  и  даже  не  животные, биологи  и  медики  подтвердят, что  эти  особи  обладают  невиданным  иммунитетом, не  подвержены  различным  заболеваниям, посему  не  нуждаются  в  медицинской  помощи, а  кроме  того, репродуктивная  функция  зашкаливает  все  мыслимые  пределы, уступая  только  крысам. Можно  провести  несложные  расчёты, не  забудьте  только, что  это  не  мирные  зверьки, как  нас  пытаются  уверить, а  хищники, каждый  из  которых, словно  киборг-терминатор, приходит  в  наш  мир, чтобы  убивать  нас. Положим, попав  в  плотное  кольцо – за  считанные  секунды  их  станет  не  меньше  двух  десятков, вы  решаете  откупиться. Неважно, что  у  вас  обнаружилось – червонец  или  тысячи  долларов, вас  всё  равно  убьют. Да  таким  способом, что  у  видавших  виды  сотрудников  милиции  истерика  начнётся. Они  живут, чтобы  уничтожать  других. У  них  самих  нет  будущего, они  это  чувствуют,  и  оттого  их  злоба  безмерна  ко  всем, кто  от  них  чем-то  отличается. Их  бесполезно  приручать, приобщать  к  добру. Они  воспринимают  это  лишь  как  доказательство  слабости  и  ждут  удобного  момента, чтобы  совершить  расправу. Привлечь  к  ответственности  их  будет  невозможно:  малолетки, болезные, инвалиды, неблагополучные  семьи, родители-уроды, и  т.д., и  т. п…(кстати, судмедэксперты  подтверждают  это). А   наши  солидные  дамы, пекущие  на  уютных  кухнях  пирожки, поднимут  стон  и  вой, требуя  пожалеть  несчастных, не  думая, что  уже  завтра  этим  несчастненьким, у  которых  ничего  нет, понадобятся  деньги  на  опохмел, и  они  нападут  на  их  ребёнка, соблазнившись  хорошей  курткой  и  сотовым  телефоном, а  изуродованный  труп  мать  будет  опознавать  по  детским  шрамикам. И  ничего  не  изменилось  в  этой  проблеме  с  доисторических  времён. Дегенераты  неизлечимы  в  массе, сколько  не  молись.

   Краткий  заплыв  в  результаты  дефектологов  необходим  был  для  того, чтобы  уяснить  следующее. Агрессия  недоразвитых  может  пойти  по  примитивному  пути  телесных  увечий, но  вовсе  не  обязана  и  зачастую  идёт  иначе. В  лучшем  случае, среди  здоровых  людей  ущербный  превратится  в  хронофага  из  «Писем  к  незнакомке»  Андре  Моруа. А  время – это  не  только  деньги, но  и  энергия. А  коль  скоро  энергия  есть  способность  приложить  силы (совершить  работу, согласно  ортодоксальной  физике), то, вообразите  только, ЧТО  в конечном  итоге  съедает  этот  «милый  и  незлобный», но  до  жути  надоедливый, утомительный  и  ничего  не  слышащий, кроме  своих  упоительных  речей, докучливый  субъект.
Именно  таким  и  предстаёт  Лев  Толстой  в  своих  эпистоляриях  и  публицистике. Но  тогда  ещё  не  было  сформировано  понятия  о  комплексе  явлений, называемых  термином  «олигофрения», и  простодушные  добряки, внимавшие  «светилу  литературы», не  понимали, что  их  дурачит  словоохотливый  больной. И  верили  этому  бреду  прелести, не  подозревая, что  психбольной  неистощим  на  словоблудие, а  неизменный  важный  вид,  сообщающий  убедительность  экспрессивным  речам, есть  просто  следствие  его  бешеной  жажды  разрушения. Кроме  того, психические  болезни  заразны, чем  длительнее  общение  с  больным, тем  вернее  заболеет  здоровый. Лев  Толстой  заражал  общество  своим  дегенератским  стремлением  уничтожить  Веру Православную  больше  полувека. И  добился  колоссальных  успехов; то, что  не  удалось  декабристам, через  сто  лет  после  них  произошло, и  это –– целиком  заслуга  неутомимого  врага  России. Как  с  горечью  говорил  Есенин, «отовсюду  эта  борода  торчит». И  торчит  до  сих  пор  не  только  с  книжных  полок. Оклеветанный  и  ритуально  умученный  с  семьёй  русский  Царь, взорванные  и  разрушенные  православные  храмы, кровавая  вакханалия  20-х  годов  20  века, когда  людей  уничтожали  слоями, просто  за  то, что  они  есть, целенаправленное  уничтожение  русской  культуры  полностью, сперва  литературы  и  искусства, а  затем  и  самих  остатков  русских  людей –– это  и  сопутствующее  есть  лишь  воплощение  стремлений  Толстого  на  практике. Потому  как  «русские  люди  самые  глупые, каких  встречал». Осуществилась  и  его  мечта  о  труде  на  свежем  воздухе  ради  общего  блага:  сталинские  лагеря  прогремели  на  всю  планету. И  мечта  о  всеобщей  любви:  мадам  Демонтович-Коллонтай  основывает  Комиссариат  Свободной  Любви, согласно  теории  стакана  воды, и  учреждает  коммуны  для  общих  жён  и  детей; «комсомолка  не  должна  отказывать  комсомольцу, если  у  него  проснулось  желание»; тупо  улыбаясь, радостно  обвешиваясь  фенечками, невежественные  хиппи  хотят  лишь  бродяжничать  в  перерывах  между  обкуркой  и  весело  предаваться  ничегонеделанию.  Это, кстати, тоже  свойство  дегенератов:  на  созидательную  деятельность  они  не  способны, а  к  сексу  у  них  отношение  более  простое, чем  в  стае  бродячих  дворняг  в  период  собачьих  свадеб. По  примеру  Толстого  же, все  начали  полагать  единственно  верной  стратегией  свои  прихоти  и  амбиции, и  пошло-понеслось, 20  век  один  пролил  крови  столько, сколько  за  все  прошлые  20  не  пролилось. Культурные  революции  Китая –– торжество  идей  Льва  Николаевича. Гей-парады, требования  легализации  наркотиков  и  проституции, толерантность  к  любым  порокам  и  мерзостям –– торжество  идей  Льва  Николаевича. Международные  террористы-наёмники, локальные  войны, зомбирование  «лохов»  в  сектах –– торжество  идей  Льва  Николаевича. При  этом  авторитет  великого  писателя  незыблем  и  непогрешим, просто  идол, за  одно  слово  сомнения  в  его  величии  просто  загрызут. А  спроси  этих  свирепчиков, что  они  из  Толстого  читали, так  начнут  мяться  и  мямлить  названия; если  ж  кто  «Войну  и  мир»  и  осилил, посмотрев  фильм  Бондарчука, то  пролистал  не  глядя  все  страницы  нудного  умствования, и  не  знаком  с  гражданской  позицией  автора  совершенно. Но  борода  везде… А  нужно  ли  нам  всё  это  её  наследие  и  наследство? Дефективное. Уродливое. Злое.

                                                   

http://www.proza.ru/2009/06/19/591

Известный русский писатель о творчестве классика, 75-летие которого мы отмечаем сегодня …

15 марта 2012 года исполняется 75 лет выдающему русскому писателю Валентину Григорьевичу Распутину. О жизни и литературном творчестве писателя рассуждает в интервью «Русской народной линии» известный русский писатель, сопредседатель Союза писателей России Владимир Николаевич Крупин. 

Как ни вытесняет современная электроника книги, они сохранились и сдаваться не собираются. В них, в отличие от призрачных текстов виртуального пространства, есть осязаемость. Их можно взять в руки, перелистать, открыть на любимых страницах. В них есть магнитная сила. Рука сама тянется к книжным полкам. А как иначе? «Прощайте, друзья мои», – сказал Пушкин перед смертью, обратясь к книжным шкафам. Пушкин в книге и Пушкин в электронном варианте – это очень и очень разное. Как без его книг? И вообще, как без народных сказок, былин, без Творений святых отцов, без Державина, Тютчева, Гончарова, Достоевского, Шмелёва, Есенина, Шолохова, Твардовского? И в этот почётнейший список уже при жизни по праву вошёл наш современник, признанный классик Валентин Распутин.

Его книги – достойное завершение литературы двадцатого века, новое подтверждение того, что русская литература – ведущая в мире. Почему? Она выращена Православием. Одно только название повестей: «Деньги для Марии», «Вверх и вниз по течению», «Последний срок», «Прощание с Матёрой», «Пожар», «Дочь Ивана, мать Ивана», рассказы « Василий и Василиса», «Уроки французского», которые, по сути, тоже повести, одно их перечисление вызывает в нашем сознании образ нашей России. Любовь к ней – главное в творчестве Распутина.

«В непогоду», так называется один из последних рассказов писателя. Штормовые ветры, метели описаны так, что именно мы сами виноваты в затяжном непогодье. А так оно и есть. Святитель Иоанн Златоуст напрямую связывал климат и нравственное состояние людей. Да, давно в России непогода. И переживать это нелёгкое время нам помогают книги Валентина Распутина. Потому что его герои среди нас, герои сильные характером и сильные душой.

Книги Валентина Распутина – молитва за Россию, которую пишет её верный, высокоодарённый от Господа талантом сын.

Но какая же невыносимо тяжелая жизнь досталась ему. Голод и нищета детства и отрочества, нехватки и лишения юности, тяжелейшее становление писательской жизни. А внешне всё, как сказке: взлёт от судьбы Золушки к члену Президентского совета, к орденам и медалям, званиям, премиям. Герой соцтруда, секретарь Правления СП СССР, депутат Верховного Совета, почётный академик Российских и зарубежных академий… И поездки на все континенты, во все стороны света, сотни книг, спектакли во многих театрах, переводы на десятки языков планеты… хватило бы всего этого на десятерых.

Но Распутина, закалённого сибирской русской жизнью, воспитанного в высоконравственной трудовой семье, человека скромнейшего, не сломили ни огонь испытаний, ни мутные воды современности, ни медные трубы всесветной славы. Сорок лет я знаю его, и руку даю на отсечение – Валентин Распутин по характеру как был мальчишкой из деревни Аталанка на Ангаре, так и остался. Боже мой, сколько он испытал, сколько перестрадал. На него столько свалилось горя, бед и несчастий, болезней, что под их тяжестью многие бы давно рухнули.

И всегда он бросался на помощь, когда видел несчастья других. Тысячи и тысячи писем, сотни статей и предисловий. Бесчисленное количество встреч и звонков, когда устраивал чьи-то дела. Сколько же корыстных людей пользовались его добротой. Помогал и им, и никого, истинно по-христиански, не упрекнул. А скольких молодых писателей вывел, что называется, в люди. И эти сотни и сотни заседаний, съездов, пленумов, постоянные поездки по стране, выступления. Это ведь только со стороны кажется, что фруктово жить писателю, когда он идёт к микрофону, а зал встаёт, устраивает овацию. А каково ему, если он Распутин? Совестливый, мучающийся и перед тем, как говорить и после того, как уже выступил. И может быть, кто-то подумает, что вся, без исключения, писательская братия его любит так же, как читатели? Или, может быть, уже исчезли из жизни зависть и злоба?

Только при его помощи и только благодаря ему вырос над Ангарой, в Усть-Уде, храм. Весь золотой, светящийся, он оживотворил пространство, а колокольный звон и молитва одухотворили его. В Усть-Уде Распутин закончил десятилетку. Радостно было видеть писателя среди земляков. Деточки и взрослые вышли на сцену, настойчиво вызвали на неё Валентина Григорьевича, и исполнили трогательную песнь о своём знаменитом земляке, а знаменитый земляк стеснялся такого внимания. Воистину: чем человек значительней, тем он незаметней.

Господь, давая каждому из нас жизненный Крест, знает наши силы, и крест не по силам не даёт. Значит, как же надеется Господь на раба Божия Валентина, что попустил ему такие страдания. Израненный отец мало пожил после войны, росли без него. И мама до старости не дожила. Рано ушёл из жизни младший брат. Умер маленький сыночек, это ещё в Красноярске, погибла в Иркутске, в авиакатастрофе, любимая умница и красавица дочь Мария. А самого дважды не просто избивали, а в прямом смысле убивали. Сколько больниц прошел, сколько операций. Только сибирское здоровье, только могучая наследственность, только молитвы за него помогали выкарабкаться Валентину Григорьевичу.

А ещё и, может, это главное – любовь к нему тех, кто любит Россию. А любовь самого писателя к родине – душа всех его трудов. Если сравнить количественно написанное Распутиным, с другими писателями, то заметно, что написал он меньше многих. Да, так. Но сказал больше, вот в чём дело. Русский язык радостно подчинился прозаику и помог высказать то сокровенное, чем живёт народ. И как ни надрываются ненавидящие Россию говорящие и пишущие, веры им нет. А в Распутина поверили сразу и навсегда. Потому что каждое его слово обеспечено страданиями за Россию, любовью к ней. 

И каждый русский дом, все мы, сердечно поздравляем любимого нами писателя, желаем ему новых трудов, долгоденствия и дружно возглашаем: – Рабу Божию Валентину, великому труженику и заступнику за землю нашу Русскую, за Россию нашу единственную, многострадальную:

Многая и благая лета!

Его прозу часто сравнивают с притчами, поскольку в основе его произведений — проблемы человеческого существования.

— Владимир Николаевич, вы совершили резкую метаморфозу. В 1961-м вступили в партию, делали успешную литературную карьеру. А в 80-х стали работать на ниве религиозной прозы…
— Это не метаморфоза, а произошло естественно. Я не диссидент. Был членом парткома Московской писательской организации, дорос до заоблачной должности — секретаря правления Союза писателей СССР. И машина была, и секретарша, и вертушка. В свое время мог бы и в армию не ходить, поскольку меня хотели сделать секретарем райкома ВЛКСМ. Но отец мой воевал, братья служили. Да у нас за парня, который в армии не служил, девушки замуж не выходили, думали, что он бракованный. С чувством общественного служения вступал в партию. Считал, что коммунист первым идет на субботник, в народную дружину, первым лезет из окопа — вот и все его привилегии. Лишь много позже мы узнали про коммунистические ужасы, страшные приказы Ленина расстреливать священников.

— Не жалеете ни о чем?
— Нет. В 90-е мы с писателями Валентином Распутиным и Владимиром Солоухиным пришли к Зюганову. Призывали его от лица партии покаяться перед церковью. На это он ответил: ну, не мы же церкви разрушали. И я вышел из партии.

— В годы «перестройки» был взлет в литературе. Почему сейчас появляется так мало ярких новых имен?
— Молодежь сегодня озабочена успехом, имиджем. Но что нам брать пример с Марининой, Донцовой, Акунина, Пелевина? Либеральная пропаганда их раскручивает, но никто еще не присудит Букера за православное произведение.

— Вы помните афоризм Солоухина? Раньше гусиными перьями писали вечные мысли, а сейчас вечными пишут гусиные.
— Молодежи действительно надо научиться писать от руки, а не на компьютере. И озабоченность собой должна переходить в озабоченность Отчизной. Она одна, запасной Родины у нас нет. В СМИ сегодня просто потоки мерзости, направленные против нашей страны. Но все-таки мы не погибаем.

— Вы семь лет преподавали в Московской духовной академии, что как-то даже странно для писателя.
— У меня был курс православной педагогики. До того я вел семинар в Литинституте. Боже мой: курящие девицы, кто-то с похмелья, заплеванные коридоры… А тут я входил в потрясающий мир радости, счастья. Говорил с людьми, знающими греческий, латынь. И самое главное — желающими учиться. Из моих бывших студентов уже несколько архиереев. Годы преподавания вызвали к жизни и «Детский церковный календарь», и «Православную азбуку», и книгу «Русские святые».

— И что же побудило вас оставить преподавательскую деятельность?
— Мой духовник сказал: преподавать за тебя смогут, а писать нет. И я ушел.
— А как на вас, писателя, повлияла общественная деятельность?
— К выводам различным привела. Владение христианской лексикой еще не означает наличие христианского мышления. Я долгие годы был председателем жюри кинофестиваля «Радонеж». И ведь вроде бы для православного человека не так уж важно, получил он приз или нет, ан нет — все хотят быть отмеченными в этом мире, хотя бы грамотой.

— Творческие личности амбициозны…
— К премиям надо относиться сдержанно. Я известен тем, что отказываюсь от всех премий, так что мне их уже и предлагать перестали. Но как я мог отказаться от премии святых Кирилла и Мефодия? Знаки внимания на земле, они нам потом откликнутся в вечной жизни. Лучше ждать внимания от Господа, а то там могут сказать: тебя уже при жизни захвалили, так пойди-ка, попляши…

— Мир и Россия переживают кризис. Он, на ваш взгляд, экономический или в основах своих духовный?
— Первичен духовный кризис. И экономика есть следствие морали и нравственности. Но Господь за нас работать не будет. И надежды, что нас кто-то спасет, абсолютно беспочвенны. Ездят наши руководители по земному шару, участвуют в громокипящих саммитах. Но это смешное впечатление производит. Ведь миром правят не правительства, а нравственная духовная сила, которая для меня несомненна. А совесть нации — не нынешние писатели, которые пишут детективы и описывают жизнь валютных проституток. Это старуха, которая молится в храме по соседству.
Ведь все же в момент гибнет. Возьмите, например, Ливию. Я много раз бывал на Ближнем Востоке, Ливия была одной из самых благополучных стран. Хулиганства нет, наркомании нет, бесплатные образование и медицина. И что мы видим? Убили Каддафи, и люди уже дерутся друг с другом, идет гражданская война.

— Есть ли в планах произведение, которое перевернет общественное сознание?
— Наполеоновские замыслы приличны в юношеском возрасте. Обычно после смерти писателя остается огромное количество незаконченного, набросков разных. У меня тоже много всего накопилось. Но мы же русские люди. Я, как немец, все распланирую, а, как русский, ничего не выполню…

Беседовал Евгений Данилов.

http://www.timetolive.ru/p/01_2012/krupin/?mygoods=b84885f76cb1866e58632026647479af

 В Москве в ночь на 4 февраля на 91-м году жизни скончалась монахиня Адриана (Малышева).

Наталия Владимировна Малышева прошла разведчицей всю Великую Отечественную войну, затем долгие годы отработала в области конструирования авиатехники. Принимала деятельное участие в восстановлении подворья Пюхтицкого монастыря. В 2000 году приняла постриг с именем Адриана.

Ее высоко ценили маршал К. Рокоссовский, авиаконструктор С.Королев, ее портрет писал художник А. Шилов.

Отпевание было совершено на подворье Пюхтицкого монастыря в храме свт. Николая в Звонарях 6 февраля.

«Я – современная монахиня», — поясняла матушка Адриана всем журналистам, «у меня на многое свой взгляд». А взгляд, память и ум ее сохранились ясными и незамутненными до самых последних дней жизни. Жизни долгой.

Царствие Небесное!

Публикуем интервью матушки Адрианы (Малышевой) “Российской газете” 24.12.2009 г. (http://www.rg.ru/2009/12/24/matushka.html)

Матушка Адриана: Я разрывалась между тягой к духовности и общественной работой.

А завтра была война

Сегодня ее зовут матушка Адриана, но она разрешает обращаться к ней и по мирскому имени: Наталия Владимировна.

Наташа Малышева родилась в 1921 году в Крыму, где ее отец, Владимир Петрович, служил земским врачом. Москвичкой стала по стечению обстоятельств. У папы был друг – врач Дмитрий Ильич Ульянов. Брат Ульянова-Ленина. В год, когда родилась Наташа, Дмитрий Ульянов переехал в Москву. Сначала работал в Наркомздраве, затем – в кремлевской поликлинике, заведовал медсанчастью при Институте красной профессуры.

Через несколько лет он пригласил в столицу и друга.

– Дмитрий Ильич маме говорил: “Нина Николаевна, на таких, как вы, мир держится”, – вспоминает Наталия Владимировна. – Милый, простой человек. Бывал у нас дома, видел все наши иконы – мама была религиозна. И никогда никаких разговоров ни о мировой революции, ни о брате.

В душе маленькой Наташи уживались и религиозность, и воинственность. В детстве часто ходила с мамой в храм – в Страстной девичий монастырь у Тверских ворот. В конце 1920-х он был превращен в музей Союза безбожников, а в 1937-м снесен. Сегодня на этом месте – кинотеатр “Россия”.

А еще она готовилась к военной стезе: стреляла, занималась плаванием и гимнастикой, бегала на лыжах. Увлекалась конным спортом, у нее был кумир: кавалерист-девица Надежда Дурова, первая в русской армии женщина-офицер.

– Очень хотела ей подражать, – вспоминает Наталия Владимировна. – На лошади научилась ездить и вообще готовила себя к одной профессии: защитницы Родины.

Окончила курсы медсестер, сдала нормы ГТО. Но, как и для всех подростков своего времени, заветной мечтой была все-таки не кавалерия, а небо. А в аэроклуб не приняли, на медкомиссии сказали, что есть проблемы с левым глазом. Объявили: летчицей тебе не быть, но зато можно парашютисткой.

И она прыгнула с парашютом. Но лишь один раз.

– Ужас! – улыбается Наталия Владимировна. – Не понравилось. И решила с друзьями пойти в бронетанковую академию.

В танкисты ее тоже не взяли: в танковых войсках – никаких дев чонок. Рассердилась. И пошла в авиационный. Ну если не летать на самолетах, то по крайней мере создавать их.

В тылу врага

Российская газета: Матушка, а вы помните первый день войны?

Матушка Адриана: Да как сейчас помню: воскресенье, из уличного рупора – он нам чуть ли не в окно кричал – война! Мама позеленела, а я… Странно это звучит, но я ведь, можно сказать, обрадовалась. Я так рассуждала: Гитлер Европу захватил и с немцами все равно воевать. Но мы же не можем напасть, СССР миролюбивая страна.

РГ: Страха совсем не было?

Матушка Адриана: Ну почему – был. Я очень боялась, что война быстро закончится и не успею повоевать. Был опыт: когда началась финская кампания, я попыталась уйти в армию, показывала в военкомате корочки медсестры. А мне говорят: обойдемся без тебя, учись пока.

С началом Великой Отечественной с друзьями бегала по военным академиям – хотели перевестись туда. Но только одному из нашей компании это удалось, да и то потому, что у него отец был командиром Красной армии. Меня не взяли из-за того, что девчонка. Я страшно оскорбилась: что же это такое, второй раз не берут на войну!

Ну, раз так, думаю, пойду добровольцем. А в военкомате опять отказали, сказали – учись. Правда, к октябрю, когда немец подошел близко к Москве, в райкоме комсомола на меня посмотрели как-то по-чудному, но дали направление в одну из дивизий народного ополчения.

РГ: А что значит: по-чудному?

Матушка Адриана: Да в городе было плохо, света не было, из окон учреждений летели документы, машины по Москве ехали в основном на восток. Да и у меня уже энтузиазма поубавилось. Но все-таки решила: не поеду в эвакуацию, буду защищать Москву. Понимаю: сейчас в подобное с трудом верится, но такое было время. И мы были именно такими.

РГ: А репрессии, страх?

Матушка Адриана: Знаете, я ведь до сих пор себя спрашиваю: ну как такое было возможно? Столько репрессированных, столько разрушенных церквей. И тем не менее моя дивизия ополчения – это 11 тысяч добровольцев, которые никак не подлежали призыву. За неделю сформировали! У нас были дети и репрессированных, и священников, которые тоже страдали. Я лично двоих знала, у кого отцов расстреляли. Но никто не таил злобы. И вот эти люди поднялись над своими обидами, все бросили и пошли защищать Москву, многих из которых она обижала.

И в тылу было несладко: заводы перемещали, 12-часовой рабочий день, без выходных! Я никогда не была поклонницей советской власти, в партию не вступала. И ведь могла уехать в эвакуацию с институтом в Алма-Ату: там солнышко, фрукты. Но как уехать, когда понимаешь: а здесь, по улицам Москвы, немцы будут ходить?!

Думаю, не закончу жизнь благополучно, если не объясню тот наш порыв. Народ сам поднялся, о себе не думали, и все знали, на что идем.

РГ: А как в разведке оказались?

Матушка Адриана: Просилась в медсестры, но взяли в дивизионную разведку. Нашей разведротой командовал человек-легенда Николай Михайлович Берендеев. Героя Советского Союза он получил еще на финской. Я им подходила. Все наши были вооружены старыми трехлинейками, с ними еще в Первую мировую воевали. А мне одной из немногих выдали самозарядную винтовку – СВТ. Знали, что я хорошо стреляю.

Еще немецкий хорошо знала. Когда на допросах пленных работала переводчицей, некоторые немцы даже принимали за свою.

РГ: Что – и без акцента?

Матушка Адриана: Был небольшой акцент – Верхняя Силезия. Это от отца, он хорошо знал язык. Бабушка по отцовской линии – петровская немка. А еще в школе учительница немецкого меня выделяла, отдельно со мной занималась.

РГ: О вас говорят: 18 раз в тылу врага, задания получала от Рокоссовского. На ваших глазах дрались 28 панфиловцев, а однажды одна вынесла раненого разведчика.

Матушка Адриана: Наши разведгруппы ходили к немцам в тыл на том участке фронта, где дрались панфиловцы. Они действительно совершили подвиг, но ошибкой было писать о 28 бойцах. Геройски сражалась все дивизия.

Тогда же, во время битвы за Москву, и произошел случай с раненым. Вечером двое наших ушли в разведку. Мы остались на подстраховке: если что – прикрыть огнем. Долго ждали. Вернулся лишь один, его ранило легко. Принес важные данные о том, что немцы там накапливают силы. И рассказал, что его напарника ранили в бедро, он не мог идти. Пока наши решали, что делать, я за вторым отправилась.

Нашла по следам. Разведчика звали Юра Смирнов, он так обрадовался, думал, за ним не вернутся. Рана тяжелая, жгутом перетянула, перевязала. Что делать? Идти-то он не может. Ну я свой ремень зацепила за его ремень, потащила. Он руками помогал мне ползти. И тут случилось чудо: пошел снег, я такого ни до, ни после не видела. Слава тебе, Господи! Сползли по склону к реке, как-то проскользнули мимо немцев. Мне его было по склону вверх не поднять, но тут наши подоспели, вытащили. Это было 19 декабря 1941 года.

Через 8 месяцев меня направили на трехмесячные курсы. Очень секретные. После них служила уже в армейской разведке. Нашей 16-й армией и командовал Рокоссовский. Он нас часто инструктировал перед заданиями.

Наши задачи изменились: работали с агентурой в немецком тылу, ходили за линию фронта связными. Ведь когда немцы осознали масштаб партизанской войны, они очень прижали партизан и подпольщиков, и те могли только ночью выйти на диверсию. А вот днем перемещаться под видом гражданских, собирать и передавать данные им было сложно. И это делали мы.

Однажды чуть не попала в плен. Немец поймал у телефонного провода, который прослушивала, обезоружил, приставил к затылку пистолет. Я готовилась к смерти, молилась: пусть лучше убьет, но только не плен. Толкнул в спину, еще и пистолет мой швырнул со словами: забери, а то свои расстреляют.

Да, 18 раз ходила за линию фронта. Войну закончила лейтенантом.

И снова в бой

Маршала Рокоссовского матушка Адриана называет своим лучшим учителем.

– Рокоссовский говорил: некоторые хотят командовать, и потому увлекаются грубостью, хотят, чтобы их боялись. А я хочу, чтобы меня любили, – вспоминает монахиня. – У него я училась выдержке, работе с подчиненными – у меня ведь и у самой появились подчиненные.

После Победы до 1949 года Малышева служила на территории Польши, в Верхней Силезии.

– А в 1949 году польский президент Берут обратился к Сталину с просьбой направить в Польшу главкома Северной группой войск маршала Рокоссовского. Польское руководство предложило ему пост министра обороны. А меня перебросили в Потсдам, – грустно вздыхает матушка.

Вскоре офицер войсковой разведки Малышева, к тому времени уже капитан, отправилась на Родину. Подумывала поступить в медицинский, но в итоге все-таки вернулась в МАИ. Ее зачислили сразу на третий курс.

Когда началась специализация, подала заявление на новое направление: ракетные двигатели. Ей отказали. Возмутилась: почему? Неофициально объяснили: специализация не женская, в группу набрали только мужчин. Как она добилась своего – хроники умалчивают. Сама матушка Адриана об этом тоже не рассказывает.

Но, как удалось узнать корреспонденту “РГ”, в заявлении на имя руководства МАИ студентка Малышева с подкупающей непосредственностью написала, что хочет создавать двигатели для ракет, потому что с детства увлекалась Циолковским. И добавила: “А если вы думаете, что это не женская профессия, то должна вам напомнить: во время войны я прекрасно справлялась со всеми мужскими обязанностями”.

Профессора, давясь от смеха, постановили: ну как же в ракетные двигателисты такую не принять …

Распределили в НИИ-88 в Подлипках, ныне это г. Королев.

– Там располагалось несколько КБ, – вспоминает Наталия Владимировна. – Руководили легендарные личности: Исаев, Севрук. А всю ракету целиком вел сам Королев.

Там создавали баллистические ракеты, включая Р-7. Осенью 1957 года Королев запускает на орбиту первый спутник. А 12 апреля 1961-го в космос летит Гагарин.

Инженер-конструктор Малышева участвовала в создании двигателей, которые она называет “ювелирными”: для маневрирования и торможения на орбите. В том числе и для гагаринского “Востока”.

– Проще говоря, наши двигатели – это все то, что останется у корабля после того, как отвалятся ступени, – улыбается матушка.

Судьба свела с людьми-легендами. Ее руководитель Алексей Михайлович Исаев не только создатель двигателей для космических кораблей, орбитальных станций и межпланетных космических аппаратов. В историю авиации он вошел как конструктор движка первого в СССР полноценного ракетного истребителя “БИ-1”.

Королев остался в ее памяти суровым, но в то же время заботливым руководителем.

– Безумно предан делу, очень много хорошего сделал для людей, – вспоминает матушка.

Видела Хрущева: во время стрельб зенитными ракетами на полигоне Капустин Яр он картинно взялся за голову. Ракеты эффективно настигали цели, Никита Сергеевич задумчиво изрек: ну и зачем нам эти самолеты?!

После этих слов для ВВС начались “черные времена”, последовали сокращения.

Кроме сопричастности к полету Гагарина разработки Наталии Малышевой еще не раз оказывали влияние на ход истории. Она участвовала в создании двигателей для ракеты зенитно-ракетного комплекса С-75 Петра Грушина.

“Семьдесят пятый” для ПВО – это что-то вроде автомата Калашникова для пехоты. 1 мая 1960 года над Свердловском ракетой С-75 сбили американский разведчик U-2, пилот Пауэрс попал в плен. А когда в 1962-м во время Карибского кризиса такой ракетой уничтожили очередной U-2 – едва не началась третья мировая.

Впрочем, это известные страницы мировой истории. Менее известно, что во Вьетнаме С-75 в 1967 году сбил американский истребитель, который пилотировал некто Джон Маккейн. Пилот катапультировался и попал в плен. Через 5 лет летчика выпустили из вьетнамской тюрьмы. В историю он вошел как основной кандидат от республиканцев на выборах президента США в 2008 году. Потерпел поражение от демократа Обамы. Именно та ракета изменила и характер, и судьбу Маккейна – то есть, по сути, “написала” предвыборную платформу стойкого “ястреба”. Некоторые считают, что из-за этого он и не стал президентом.

– За двигатель для ракеты С-75 меня наградили орденом, – скромно говорит матушка.

От Верховного Совета до монастыря

В 1993-м ее, уже пенсионерку, пригласили в райком партии: нужно баллотироваться в Верховный совет. Мол, у нас же блок партийных и беспартийных, а вы – блестящий образец современной женщины.

Конкурентов не было, так что прошла бы.

– Но Господь спас – я была бы в “расстрелянном” Верховном cовете, – заключает монахиня.

На самом деле Господь изменил ее судьбу еще до выборов. Как вспоминает матушка, она к тому времени уже вовсю ездила по монастырям, и по сути разрывалась между тягой к духовности и общественной работой. И со здоровьем начались проблемы: ноги, позвоночник.

– Я решила, что это божье наказание за то, что мечусь между храмом и светским, – говорит она. – И окончательно пришла в храм.

Сначала помогала обустраивать подворье Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря в Москве. А затем осталась здесь служить простой монахиней, приняв постриг под именем Адриана.

Ее знал Патриарх Алексий II.

– Не представляю, от кого Святейший узнал обо мне, – признается монахиня. – Когда пришла сюда, ничего никому не рассказывала ни о войне, ни о ракетах. И приглашение от Патриарха на празднование Победы было неожиданностью.

Прием для духовных лиц – фронтовиков Патриарх устраивал в Даниловом монастыре. И неожиданно объявил: “Майор в отставке монахиня Адриана!”

– Я думаю – как же, откуда, – матушка до сих пор волнуется, вспоминая встречу. – А меня начинают подталкивать к Патриарху. Подошла. Он поздравил, вручил медаль, подарок. И после этого всегда поздравлял с праздниками, передавал подарки. Раза три в год к нам в обитель и сам приезжал. Когда подходила к нему на благословение, с улыбкой приветствовал: “А, матушка Адриана, как себя чувствуете?”

Кстати, о том, что она майор, монахиня узнала по телефону: позвонили из военкомата, сказали – присвоено звание. И лишь недавно вручили майорские погоны.

А недавно к числу ее званий и титулов добавился еще один: матушка стала лауреатом премии “За веру и верность”, учрежденной Фондом Андрея Первозванного. Икону апостола, диплом и знак, повторяющий символику петровского ордена Андрея Первозванного, вручали в Кремле. Зал аплодировал ей стоя.

Растроганная матушка поблагодарила по-монашески кротко:

– Божья милость.

С ней любили ходить в разведку

В разведроте Третьей Коммунистической дивизии Народного ополчения боец Наташа Малышева считалась талисманом.

И на то были основания: свой первый подвиг она совершила 19 декабря 1941 года, то есть сразу после прибытия на передовую. Без приказа, по собственной инициативе, она проползла за линию фронта и в буквальном смысле на себе вытащила раненного в ногу разведчика. О подвиге написали в многотиражке Западного фронта.

Автор – Татьяна Завьялова

(Фотоматериалы предоставлены Алекс).

http://humus.livejournal.com/2359659.html