Страстной женский монастырь. Фотография: О. Ренар, 1897 г.
Ныне на месте монастыря — памятник А. С. Пушкину, сквер и кинотеатр «Пушкинский» (бывш. «Россия»).
Бушующее в соседних кварталах пламя миновало величественный Страстной женский монастырь, безжалостно сломанный в 1937 году. Игуменья монастыря Тавифа Редькина сначала собиралась вместе с молодыми монахинями укрыться в Троице-Сергиевой Лавре, но 12 сентября (31 августа по старому стилю) она, решив остаться в Москве, предоставила монахиням возможность самим решать оставаться в Москве или уезжать. Подрядить ямщика в это время было уже почти невозможно. Высочайший спрос на перевозки позволил ямщикам Тверской Ямской слободы взвинтить цены на перевозки до немыслимого уровня. В самом монастыре было приказано наглухо запереть колокольню. Монахини, собрав со всех трех храмов монастыря утварь и богатые иконы, перенесли их в кладовую, устроенную над кельями. По воспоминаниям монахини Настасьи, иконы поставили около стен, все остальное спрятали в сундуки, а к двери кладовой придвинули шкаф, загородив им дверь. Сундуки с вещами монахинь были поставлены в другой кладовой, устроенной под монастырскими кельями. Ворвавшиеся в монастырь французы ограбили все, что осталось в церквях. Монахиня Настасья так пересказывала воспоминания своих сестер, остававшихся в Страстном монастыре при французах: «у нас на большой иконе Спасителя риза апплике, а они подумали, что серебро, да как стали ломать, разглядели медь, и бросили, а где только было серебро и золото – все захватили. Потом они рассыпались по всему монастырю отыскивать еще добычи. Монахини так и обмерли: читают себе молитвы и ждут, что будет. А они шныряют себе с коридоров на лестницы да по кельям; которые были заперты, с тех они замки сорвали, да в кельях нечего было взять. Тогда они отыскали кладовую, где стояли сундуки монахинь, и унесли с собой все дочиста. А главного-то не видали: кладовой, где было спрятано все церковное богатство, они до конца не отыскали. Сколько раз шарили в шкафу, что перед дверью стоял, а отодвинуть его не догадались, так что и ризница и утварь – все уцелело». Французы выгнали монахинь из келий и сами поселились в них.
Чудотворная икона Божией матери «Страстная» из Московского Страстного монастыря. Фотография, 1897 из кн. И.Ф. Токмакова.
Монахини нашли прибежище в трапезной церкви Собора иконы Божией матери Страстная. Нижний этаж Собора, к котором размещалась зимняя церковь Михаила Архангела (1690) с приделами Николая Чудотворца (1692) и Анастасии Узорешительницы (1844) неприятели превратили в склад награбленных у московских жителей съестных припасов. Через две недели после вступления французов в Москву один неприятельский генерал прислал остававшемуся в монастыре сем священнику богатое облачение, красного вина и крупчатой муки для отправления богослужения, которое и совершалось в монастыре с этого времени.Как-то раз монахини услышали стрельбу у самых монастырских ворот. Как она стихла, они решились выглянуть на улицу, где в начале Тверского бульвара французы расстреливали и затем в назидание вешали на столбах «русских поджигателей». Как писал автор одного из первых путеводителей по Москве в 1827 году: «К увенчанию неслыханных в мире злодейств, Наполеон приказал на фонарных столбах Тверского гульбища повесить трупы мнимых зажигателей, с надписью на челе: «зажигатели Москвы». Французы не выделяли монахиням пропитания и те, чтобы хоть как-то прокормиться, по утрам тайком копали картофель на одном из огородов за монастырем. После ухода французов из Москвы в Страстной монастырь были временно переведены монахини из сгоревших Георгиевского и Иоанно-Предтеченского женских монастырей.
Самая многострадальная площадь старой Москвы — та, где стоит в окружении фонарей памятник Пушкину. Ее пространство двести лет застраивали, украшали и разрушили в минувшем веке на моих глазах, нанеся последние удары в 1960–1970-е годы. История площади началась в Средние века, с деревянных Тверских ворот в земляном оборонительном валу. В конце XVI века его заменили каменной, побеленной известкой стеной, получившей название Белого города. Воздвиг мощную крепость, окружавшую всю Москву, поражавшую иностранцев неприступностью и размерами, «государев мастер» Федор Иванов, по прозвищу Конь, отличившийся при трех царях: Иване Грозном, Федоре Иоанновиче и Борисе Годунове.
фото: Геннадий Черкасов
Через ворота в каменной стене, разборка которой началась при Екатерине II, шла дорога в Тверь и Новгород. На границе с городом это место заполнялось кузницами и лавками. Как пишет историк Иван Сытин, здесь в 1641 году насчитывалось 63 кузницы, где перед дальней дорогой подковывали лошадей, выделывали оружие, железную посуду и домашнюю утварь; здесь же шла бойкая торговля мясом и съестными припасами.
В помянутом году у Тверских ворот царь Алексей Михайлович, духовенство и народ встречали икону Божьей Матери Одигитрии, что в переводе с греческого значит «Предводительница». По преданию, ее написал в Нижнем Новгороде иконописец Григорий. К нему пришла крестьянка Екатерина, обезображенная за неисполнение обета удалиться в монастырь. Богородица повелела Екатерине дать иконописцу семь серебряных монет, собранных ее именем, и сказала: «Когда ты помолишься перед тем образом, получишь исцеление ты и многие другие». Икону называют Страстной, потому что у лика Девы Марии с младенцем изображены два ангела с орудиями страстей, мучений Христа.
Там, где произошла встреча Одигитрии, основали Страстной женский монастырь, воздвигли пятиглавый собор. Его Успенский колокол, обладавший уникальным звучанием, в пасхальную ночь первым откликался на звоны Ивана Великого. Этот сброшенный со звонницы колокол весом в 193 пуда многие годы служил инструментом в оркестре Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко и теперь возвращен церкви.
На Страстную площадь выходили Святые ворота монастыря и палаты с окошками келий. Над ними возвышалась надвратная церковь Алексия, основанная Натальей Кирилловной в честь мужа, царя Алексея Михайловича. После того как Петр I основал Санкт-Петербург, Тверская дорога стала Питерской, по ней мчались, как известно из песни, удалые ямщики на тройках с бубенцами. Между старой и новой столицами двигались всевозможные «транспортные средства» на конной тяге: телеги, возки, кареты, коляски, дилижансы…
У Тверских ворот по случаю побед русского оружия, коронации Екатерины II и Павла I сооружали Триумфальные арки. А когда разобрали стены Белого города, образовалась площадь, по монастырю прослывшая Страстной. Одним из первых появился на площади в 1776 году двухэтажный дом на углу Страстного бульвара и Тверской улицы, подросший в XIX веке на этаж. Его помнят старожилы-москвичи, ходившие в кинотеатр «Центральный» (дом стоял под номером 1 на Страстной площади, ставшей в 1918 году площадью Декабрьской революции и переименованной в Пушкинскую площадь в 1931-м).
В 1803 году рядом с этим угловым домом справила новоселье в существовавшем в XVIII веке большом доме на Страстной площади жена камергера Марья Ивановна Римская-Корсакова. Предком этой фамилии считается некий Корсак из Литвы, присягнувший князю Василию, сыну Дмитрия Донского. Римскими его потомки стали по указу царя Федора Алексеевича, поскольку претендовали на происхождение из Рима. Нам на пути по бульварам встречался фаворит Екатерины II генерал-адъютант Иван Николаевич Римский-Корсаков, удаленный царицей из Зимнего дворца в Петербурге за банальную измену.
Служили дворяне Римские-Корсаковы стольниками, воеводами, генералами, адмиралами. Немеркнущую славу принес роду военный моряк и профессор Петербургской консерватории Николай Андреевич Римский-Корсаков, автор симфоний и опер «Садко», «Царская невеста», «Сказка о Золотом петушке», «Снегурочка», не сходящих со сцен театров России.
Марью Ивановну знала и чтила вся Москва. Она была богата, владела тысячами крепостных в Пензенской и Тамбовской губерниях. Но не тиранила крестьян, не разлучала семьи. Поэт, князь Петр Вяземский писал о ней: «Марья Ивановна Римская-Корсакова должна иметь почетное место в преданиях хлебосольной и гостеприимной Москвы. Она жила, что называется, открытым домом, давала часто обеды, вечера, балы, маскарады, разные увеселения… Красавицы дочери ее, и особенно одна из них, намеками воспетая Пушкиным в „Онегине“, были душою и прелестью этих собраний. Сама Мария Ивановна была тип московской барыни в хорошем и лучшем значении этого слова».
Мария Римская-Корсакова.
Живя в Москве, Римская-Корсакова родила восемь детей: пять красивых дочерей и трех ладных сыновей. Царила в доме она, муж жил в подмосковной усадьбе. Старший сын Павел погиб геройски в Бородинской битве. Младших — Григория и Сергея — на войне пуля миновала. Искала она мужей дочерям, и то была одна из причин, что в доме «бал следовал за балом, без передышки, и в промежутках всевозможные завтраки, катанья, детские утра и пр.».
Одна из ее дочерей, Софья, вышла замуж за влиятельного московского полицмейстера Волкова, ставшего шефом жандармов Москвы и прилегающих к ней губерний, генерал-лейтенантом.
Другая дочь, Екатерина, в 23 года влюбилась в завсегдатая дома, друга брата Григория, 38-летнего подполковника Александра Алябьева, уволенного в отставку «с мундиром и пансионом». Его мелодичная музыка опер и водевилей звучала в театрах Москвы и Петербурга, романсы пели во всех гостиных России.
Александр Алябьев.
Свадьба не состоялась. На вершине славы подполковника и его друзей арестовали в начале 1825 года по подозрению в убийстве после азартной игры в карты, закончившейся через несколько дней внезапной смертью проигравшегося помещика. После чего ни о какой помолвке с опозоренным подполковником речи быть не могло. Марья Ивановна выдает Екатерину замуж.
В год ареста в застенке Тверской части, неподалеку от Страстной площади, пишет узник переживший века романс «Соловей» со словами Дельвига:
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей,
Кто-то бедная, как я,
Ночь прослушает тебя,
Не смыкаючи очей,
Утопаючи в слезах.
«Соловей» впервые прозвучал на сцене Большого театра, когда автор музыки ждал приговора. «Русскому таланту и тюрьма на пользу», — высказался по этому поводу композитор Верстовский. Алябьев просил передать ему: «Рядом со мной много камер». Чайковский позднее признавался в одном из писем: «Иногда в музыке нравится что-то совсем неуловимое и не поддающееся критическому анализу. Я не могу без слез слышать этот романс Алябьева».
Лишенный орденов, заслуженных в 1812 году в заграничных походах, воинского звания и дворянства, Алябьев в Сибири пишет неувядаемую музыку романса на слова Пушкина, так созвучные его незаслуженным страданиям:
Я вас любил, любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит,
Я не хочу печалить вас ничем.
В долгой ссылке Алябьев создает цикл романсов, посвященных Екатерине, они изданы спустя семь лет после ареста. Лишь спустя 15 лет, когда умирает ее муж, Екатерина сама предлагает Александру руку и сердце. Ее дом в стиле ампир с портиком из шести полуколонн на Новинском бульваре, 7, во дворе становится «домом Алябьева».
Автор очерка «Загадка «Соловья», посвященного трагедии композитора, обвиненного в недоказанном убийстве, профессор Нина Молева пишет:
«Алябьев не прочтенной нами тенью скользит по всем страницам „Горя от ума“. Вот Репетилов — муж сестры Алябьева, Варвары Александровны, неисправимый болтун, остряк, но храбрейший офицер, Николай Александрович Шатилов. Вот Горич — брат Степана Бегичева, литератор Дмитрий, женатый на сестре Дениса Давыдова…»
В доме Бегичева, лучшего друга, Грибоедов жил и сочинял «Горе от ума»; Дениса Давыдова не нужно представлять.
Александр Грибоедов.
Александр Грибоедов, вернувшись в родную Москву после пятилетней службы в Персии в 1818 году, неоднократно бывал в доме на Страстном бульваре. Его двоюродная сестра Софья Грибоедова, которую считают прототипом Софьи Фамусовой, вышла замуж за Сергея Римского-Корсакова, младшего сына Марьи Ивановны. Отец Софьи, дядя драматурга, прототип Фамусова, естественно, не мог не бывать у близкой родственницы.
…Марья Ивановна имела привычку писать подробные письма, порой по нескольку в неделю, отправляла их дочерям и любимому сыну Григорию, кутившему далеко от Москвы. Многие ее письма сохранились. Изучив архив Римских-Корсаковых, письма и дневники ее современников, Михаил Гершензон, признанный «историком русской литературы и общественной мысли», воссоздал «историческую иллюстрацию» Москвы, вдохновившую Александра Грибоедова создать «Горе от ума».
«Войдем же в дом Марьи Ивановны, — писал Гершензон в изданной в 1914 году классической работе „Грибоедовская Москва“, — нас охватит атмосфера „Горя от ума“. Дом большой, просторный, в два этажа и два десятка комнат, умещавший в себе маскарады и балы на сотни персон и благотворительные концерты. Фасад выходит на Страстную площадь: нынешние москвичи знают здание 7-й мужской гимназии».
По его словам, «просторный вестибюль с широкой лестницей вверх часто воспроизводят на сцене в последнем явлении «Горя от ума». Вся история гениальной комедии, как он пишет, — эпизод из жизни самого Грибоедова, а сам автор — прототип главного героя, Чацкого.
По-видимому, наслушавшись рассказов о красоте дочерей Римской-Корсаковой, Пушкин, будучи в южной ссылке, спрашивал в письме друга поэта князя Вяземского: «Где Марья Ивановна Корсакова, что живет или жила против какого-то монастыря (Страстного, что ли), жива ли она, где она, если умерла, чего Боже упаси, то где ее дочери, замужем ли и за кем, девствуют ли или вдовствуют и проч.». После долгой разлуки с Москвой в 1826 году Пушкин, проносившийся в возке по ухабам Тверской, увидел:
…Мелькают мимо будки, бабы…
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах.
Галки сидели на крестах собора монастыря и соседней церкви Дмитрия Солунского.
Наезжая в Москву, Александр Сергеевич заходил в ворота Страстного монастыря. Славился он пением церковного хора.
Вернувшегося из ссылки Пушкина часто видели в компании с Петром Вяземским и Григорием Римским-Корсаковым. «Особенно памятна мне одна зима или две, когда не было бала в Москве, на который не приглашали бы его и меня, — вспоминал Вяземский. — После пристал к нам и Пушкин. Знакомые и незнакомые зазывали нас и в Немецкую Слободу, и в Замоскворечье.
Наш триумвират в отношении к балам отслуживал службу свою наподобие бригадиров и кавалеров св. Анны, непременных почетных гостей…
В это же время Пушкин начал бывать у Марьи Ивановны; так, удостоверено, что он был у нее 26 октября (1826 г.) на вечере, который Марья Ивановна устроила специально для него и куда она назвала множество гостей».
Об этом вечере сохранилось воспоминание одной из знакомых хозяйки дома: «Поутру получаю записку от Корсаковой. „Приезжайте непременно, нынче вечером у меня будет Пушкин — Пушкин, возвращенный из ссылки императором Николаем, Пушкин, коего дозволенные стихи приводили нас в восторг, а недозволенные имели в себе такую всеобщую завлекательность“. В 8 часов я в гостиной у Корсаковых; там собралось уже множество гостей. Дамы разоделись и рассчитывали привлечь внимание Пушкина, так что когда он вошел, все они устремились к нему и окружили его. Каждой хотелось, чтобы он сказал ей хоть бы слово».
Пушкин наведывался в этот дом и влюбился в Александру, дочь Марьи Ивановны, и красавица не осталась к нему равнодушной. Как пишет автор «Грибоедовской Москвы», Вяземский дважды высказывал предположение, что в 52-й строфе главы седьмой «Евгения Онегина» Пушкин имел в виду именно эту женщину:
У ночи много звезд прелестных,
Красавиц много на Москве,
Но ярче всех подруг небесных
Луна в воздушной синеве.
Но та, которую не смею
Тревожить лирою моею,
Как величавая луна,
Средь жен и дев блестит одна.
С какою гордостью небесной
Земли касается она!
Как негой грудь ее полна!
Как томен взор ее прелестный!
Вяземский писал, что Александра «была душой и прелестью этих собраний».
В известном «донжуанском» списке Пушкина помянуты две Александры; не исключено, как считают пушкинисты, что одна из них — Римская-Корсакова. Ее именем названа героиня начатого «Романа на Кавказских водах» — в нем под фамилией Корсаковой, упоминаемой в вариантах плана сюжета, должная была предстать Марья Ивановна как «чрезвычайно любезная представительница Москвы».
Александра Римская-Корсакова. Рисунок А.С.Пушкина.
В начале 1829 года Вяземский увидел в Пушкине необъяснимую перемену: «Он что-то во все время был не совсем по себе. Не умею объяснить, ни угадать, что с ним было, или чего не было, mais il n’était pas en verve (он не был в ударе. — Л.К.). Постояннейшие его посещения были у Корсаковых и у Цыганок; и в том и в другом месте видел я его редко, но видал с теми и другими, и все не узнавал прежнего Пушкина».
Потому не узнавал, что влюбился друг тогда без взаимности в Наталью Гончарову…
Недавно в нашей программе мы рассказывали про фронтовую разведчицу монахиню Адриану (Малышеву). И вот новое событие. На территории первой градской больницы, при храме Царевича Димитрия, там, где находится училище сестер милосердия и православная школа, открылся музей созданный в честь матушки.
В последнее время участились случаи сбора денежных средств в храмах и на православных выставках-ярмарках “на восстановление Страстного монастыря” (кружки, кирпичики , продажа литературы и пр.) .
В связи с тем, что на восстановление Страстного женского монастыря благословение Его Святейшества Патриарха Кирилла не получено, община официально не зарегистрирована, а существует лишь Общественное движение за возрождение Страстного монастыря, такого рода деятельность по сбору средств носит криминальный характер. Это бросает тень на всю многолетнюю работу РОО “Бородино-2012” и Общественного движения ,в течение 6 лет совершающего молитвенные стояния и крестные ходы на месте разрушенной обители.
В Москве в ночь на 4 февраля на 91-м году жизни скончалась монахиня Адриана (Малышева).
Наталия Владимировна Малышева прошла разведчицей всю Великую Отечественную войну, затем долгие годы отработала в области конструирования авиатехники. Принимала деятельное участие в восстановлении подворья Пюхтицкого монастыря. В 2000 году приняла постриг с именем Адриана.
Ее высоко ценили маршал К. Рокоссовский, авиаконструктор С.Королев, ее портрет писал художник А. Шилов.
Отпевание было совершено на подворье Пюхтицкого монастыря в храме свт. Николая в Звонарях 6 февраля.
«Я – современная монахиня», — поясняла матушка Адриана всем журналистам, «у меня на многое свой взгляд». А взгляд, память и ум ее сохранились ясными и незамутненными до самых последних дней жизни. Жизни долгой.
Матушка Адриана: Я разрывалась между тягой к духовности и общественной работой.
Судьбы брата Ленина Дмитрия Ульянова, маршала Рокоссовского, конструктора Королева, Патриарха Алексия II, космонавта Гагарина, летчика Пауэрса и кандидата в президенты США Маккейна непостижимо пересеклись с жизнью русской монахини
А завтра была война
Сегодня ее зовут матушка Адриана, но она разрешает обращаться к ней и по мирскому имени: Наталия Владимировна.
Наташа Малышева родилась в 1921 году в Крыму, где ее отец, Владимир Петрович, служил земским врачом. Москвичкой стала по стечению обстоятельств. У папы был друг – врач Дмитрий Ильич Ульянов. Брат Ульянова-Ленина. В год, когда родилась Наташа, Дмитрий Ульянов переехал в Москву. Сначала работал в Наркомздраве, затем – в кремлевской поликлинике, заведовал медсанчастью при Институте красной профессуры.
Через несколько лет он пригласил в столицу и друга.
– Дмитрий Ильич маме говорил: “Нина Николаевна, на таких, как вы, мир держится”, – вспоминает Наталия Владимировна. – Милый, простой человек. Бывал у нас дома, видел все наши иконы – мама была религиозна. И никогда никаких разговоров ни о мировой революции, ни о брате.
В душе маленькой Наташи уживались и религиозность, и воинственность. В детстве часто ходила с мамой в храм – в Страстной девичий монастырь у Тверских ворот. В конце 1920-х он был превращен в музей Союза безбожников, а в 1937-м снесен. Сегодня на этом месте – кинотеатр “Россия”.
А еще она готовилась к военной стезе: стреляла, занималась плаванием и гимнастикой, бегала на лыжах. Увлекалась конным спортом, у нее был кумир: кавалерист-девица Надежда Дурова, первая в русской армии женщина-офицер.
– Очень хотела ей подражать, – вспоминает Наталия Владимировна. – На лошади научилась ездить и вообще готовила себя к одной профессии: защитницы Родины.
Окончила курсы медсестер, сдала нормы ГТО. Но, как и для всех подростков своего времени, заветной мечтой была все-таки не кавалерия, а небо. А в аэроклуб не приняли, на медкомиссии сказали, что есть проблемы с левым глазом. Объявили: летчицей тебе не быть, но зато можно парашютисткой.
И она прыгнула с парашютом. Но лишь один раз.
– Ужас! – улыбается Наталия Владимировна. – Не понравилось. И решила с друзьями пойти в бронетанковую академию.
В танкисты ее тоже не взяли: в танковых войсках – никаких дев чонок. Рассердилась. И пошла в авиационный. Ну если не летать на самолетах, то по крайней мере создавать их.
В тылу врага
Российская газета: Матушка, а вы помните первый день войны?
Матушка Адриана: Да как сейчас помню: воскресенье, из уличного рупора – он нам чуть ли не в окно кричал – война! Мама позеленела, а я… Странно это звучит, но я ведь, можно сказать, обрадовалась. Я так рассуждала: Гитлер Европу захватил и с немцами все равно воевать. Но мы же не можем напасть, СССР миролюбивая страна.
РГ: Страха совсем не было?
Матушка Адриана: Ну почему – был. Я очень боялась, что война быстро закончится и не успею повоевать. Был опыт: когда началась финская кампания, я попыталась уйти в армию, показывала в военкомате корочки медсестры. А мне говорят: обойдемся без тебя, учись пока.
С началом Великой Отечественной с друзьями бегала по военным академиям – хотели перевестись туда. Но только одному из нашей компании это удалось, да и то потому, что у него отец был командиром Красной армии. Меня не взяли из-за того, что девчонка. Я страшно оскорбилась: что же это такое, второй раз не берут на войну!
Ну, раз так, думаю, пойду добровольцем. А в военкомате опять отказали, сказали – учись. Правда, к октябрю, когда немец подошел близко к Москве, в райкоме комсомола на меня посмотрели как-то по-чудному, но дали направление в одну из дивизий народного ополчения.
РГ: А что значит: по-чудному?
Матушка Адриана: Да в городе было плохо, света не было, из окон учреждений летели документы, машины по Москве ехали в основном на восток. Да и у меня уже энтузиазма поубавилось. Но все-таки решила: не поеду в эвакуацию, буду защищать Москву. Понимаю: сейчас в подобное с трудом верится, но такое было время. И мы были именно такими.
РГ: А репрессии, страх?
Матушка Адриана: Знаете, я ведь до сих пор себя спрашиваю: ну как такое было возможно? Столько репрессированных, столько разрушенных церквей. И тем не менее моя дивизия ополчения – это 11 тысяч добровольцев, которые никак не подлежали призыву. За неделю сформировали! У нас были дети и репрессированных, и священников, которые тоже страдали. Я лично двоих знала, у кого отцов расстреляли. Но никто не таил злобы. И вот эти люди поднялись над своими обидами, все бросили и пошли защищать Москву, многих из которых она обижала.
И в тылу было несладко: заводы перемещали, 12-часовой рабочий день, без выходных! Я никогда не была поклонницей советской власти, в партию не вступала. И ведь могла уехать в эвакуацию с институтом в Алма-Ату: там солнышко, фрукты. Но как уехать, когда понимаешь: а здесь, по улицам Москвы, немцы будут ходить?!
Думаю, не закончу жизнь благополучно, если не объясню тот наш порыв. Народ сам поднялся, о себе не думали, и все знали, на что идем.
РГ: А как в разведке оказались?
Матушка Адриана: Просилась в медсестры, но взяли в дивизионную разведку. Нашей разведротой командовал человек-легенда Николай Михайлович Берендеев. Героя Советского Союза он получил еще на финской. Я им подходила. Все наши были вооружены старыми трехлинейками, с ними еще в Первую мировую воевали. А мне одной из немногих выдали самозарядную винтовку – СВТ. Знали, что я хорошо стреляю.
Еще немецкий хорошо знала. Когда на допросах пленных работала переводчицей, некоторые немцы даже принимали за свою.
РГ: Что – и без акцента?
Матушка Адриана: Был небольшой акцент – Верхняя Силезия. Это от отца, он хорошо знал язык. Бабушка по отцовской линии – петровская немка. А еще в школе учительница немецкого меня выделяла, отдельно со мной занималась.
РГ: О вас говорят: 18 раз в тылу врага, задания получала от Рокоссовского. На ваших глазах дрались 28 панфиловцев, а однажды одна вынесла раненого разведчика.
Матушка Адриана: Наши разведгруппы ходили к немцам в тыл на том участке фронта, где дрались панфиловцы. Они действительно совершили подвиг, но ошибкой было писать о 28 бойцах. Геройски сражалась все дивизия.
Тогда же, во время битвы за Москву, и произошел случай с раненым. Вечером двое наших ушли в разведку. Мы остались на подстраховке: если что – прикрыть огнем. Долго ждали. Вернулся лишь один, его ранило легко. Принес важные данные о том, что немцы там накапливают силы. И рассказал, что его напарника ранили в бедро, он не мог идти. Пока наши решали, что делать, я за вторым отправилась.
Нашла по следам. Разведчика звали Юра Смирнов, он так обрадовался, думал, за ним не вернутся. Рана тяжелая, жгутом перетянула, перевязала. Что делать? Идти-то он не может. Ну я свой ремень зацепила за его ремень, потащила. Он руками помогал мне ползти. И тут случилось чудо: пошел снег, я такого ни до, ни после не видела. Слава тебе, Господи! Сползли по склону к реке, как-то проскользнули мимо немцев. Мне его было по склону вверх не поднять, но тут наши подоспели, вытащили. Это было 19 декабря 1941 года.
Через 8 месяцев меня направили на трехмесячные курсы. Очень секретные. После них служила уже в армейской разведке. Нашей 16-й армией и командовал Рокоссовский. Он нас часто инструктировал перед заданиями.
Наши задачи изменились: работали с агентурой в немецком тылу, ходили за линию фронта связными. Ведь когда немцы осознали масштаб партизанской войны, они очень прижали партизан и подпольщиков, и те могли только ночью выйти на диверсию. А вот днем перемещаться под видом гражданских, собирать и передавать данные им было сложно. И это делали мы.
Однажды чуть не попала в плен. Немец поймал у телефонного провода, который прослушивала, обезоружил, приставил к затылку пистолет. Я готовилась к смерти, молилась: пусть лучше убьет, но только не плен. Толкнул в спину, еще и пистолет мой швырнул со словами: забери, а то свои расстреляют.
Да, 18 раз ходила за линию фронта. Войну закончила лейтенантом.
И снова в бой
Маршала Рокоссовского матушка Адриана называет своим лучшим учителем.
– Рокоссовский говорил: некоторые хотят командовать, и потому увлекаются грубостью, хотят, чтобы их боялись. А я хочу, чтобы меня любили, – вспоминает монахиня. – У него я училась выдержке, работе с подчиненными – у меня ведь и у самой появились подчиненные.
После Победы до 1949 года Малышева служила на территории Польши, в Верхней Силезии.
– А в 1949 году польский президент Берут обратился к Сталину с просьбой направить в Польшу главкома Северной группой войск маршала Рокоссовского. Польское руководство предложило ему пост министра обороны. А меня перебросили в Потсдам, – грустно вздыхает матушка.
Вскоре офицер войсковой разведки Малышева, к тому времени уже капитан, отправилась на Родину. Подумывала поступить в медицинский, но в итоге все-таки вернулась в МАИ. Ее зачислили сразу на третий курс.
Когда началась специализация, подала заявление на новое направление: ракетные двигатели. Ей отказали. Возмутилась: почему? Неофициально объяснили: специализация не женская, в группу набрали только мужчин. Как она добилась своего – хроники умалчивают. Сама матушка Адриана об этом тоже не рассказывает.
Но, как удалось узнать корреспонденту “РГ”, в заявлении на имя руководства МАИ студентка Малышева с подкупающей непосредственностью написала, что хочет создавать двигатели для ракет, потому что с детства увлекалась Циолковским. И добавила: “А если вы думаете, что это не женская профессия, то должна вам напомнить: во время войны я прекрасно справлялась со всеми мужскими обязанностями”.
Профессора, давясь от смеха, постановили: ну как же в ракетные двигателисты такую не принять …
Распределили в НИИ-88 в Подлипках, ныне это г. Королев.
– Там располагалось несколько КБ, – вспоминает Наталия Владимировна. – Руководили легендарные личности: Исаев, Севрук. А всю ракету целиком вел сам Королев.
Там создавали баллистические ракеты, включая Р-7. Осенью 1957 года Королев запускает на орбиту первый спутник. А 12 апреля 1961-го в космос летит Гагарин.
Инженер-конструктор Малышева участвовала в создании двигателей, которые она называет “ювелирными”: для маневрирования и торможения на орбите. В том числе и для гагаринского “Востока”.
– Проще говоря, наши двигатели – это все то, что останется у корабля после того, как отвалятся ступени, – улыбается матушка.
Судьба свела с людьми-легендами. Ее руководитель Алексей Михайлович Исаев не только создатель двигателей для космических кораблей, орбитальных станций и межпланетных космических аппаратов. В историю авиации он вошел как конструктор движка первого в СССР полноценного ракетного истребителя “БИ-1”.
Королев остался в ее памяти суровым, но в то же время заботливым руководителем.
– Безумно предан делу, очень много хорошего сделал для людей, – вспоминает матушка.
Видела Хрущева: во время стрельб зенитными ракетами на полигоне Капустин Яр он картинно взялся за голову. Ракеты эффективно настигали цели, Никита Сергеевич задумчиво изрек: ну и зачем нам эти самолеты?!
После этих слов для ВВС начались “черные времена”, последовали сокращения.
Кроме сопричастности к полету Гагарина разработки Наталии Малышевой еще не раз оказывали влияние на ход истории. Она участвовала в создании двигателей для ракеты зенитно-ракетного комплекса С-75 Петра Грушина.
“Семьдесят пятый” для ПВО – это что-то вроде автомата Калашникова для пехоты. 1 мая 1960 года над Свердловском ракетой С-75 сбили американский разведчик U-2, пилот Пауэрс попал в плен. А когда в 1962-м во время Карибского кризиса такой ракетой уничтожили очередной U-2 – едва не началась третья мировая.
Впрочем, это известные страницы мировой истории. Менее известно, что во Вьетнаме С-75 в 1967 году сбил американский истребитель, который пилотировал некто Джон Маккейн. Пилот катапультировался и попал в плен. Через 5 лет летчика выпустили из вьетнамской тюрьмы. В историю он вошел как основной кандидат от республиканцев на выборах президента США в 2008 году. Потерпел поражение от демократа Обамы. Именно та ракета изменила и характер, и судьбу Маккейна – то есть, по сути, “написала” предвыборную платформу стойкого “ястреба”. Некоторые считают, что из-за этого он и не стал президентом.
– За двигатель для ракеты С-75 меня наградили орденом, – скромно говорит матушка.
От Верховного Совета до монастыря
В 1993-м ее, уже пенсионерку, пригласили в райком партии: нужно баллотироваться в Верховный совет. Мол, у нас же блок партийных и беспартийных, а вы – блестящий образец современной женщины.
Конкурентов не было, так что прошла бы.
– Но Господь спас – я была бы в “расстрелянном” Верховном cовете, – заключает монахиня.
На самом деле Господь изменил ее судьбу еще до выборов. Как вспоминает матушка, она к тому времени уже вовсю ездила по монастырям, и по сути разрывалась между тягой к духовности и общественной работой. И со здоровьем начались проблемы: ноги, позвоночник.
– Я решила, что это божье наказание за то, что мечусь между храмом и светским, – говорит она. – И окончательно пришла в храм.
Сначала помогала обустраивать подворье Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря в Москве. А затем осталась здесь служить простой монахиней, приняв постриг под именем Адриана.
Ее знал Патриарх Алексий II.
– Не представляю, от кого Святейший узнал обо мне, – признается монахиня. – Когда пришла сюда, ничего никому не рассказывала ни о войне, ни о ракетах. И приглашение от Патриарха на празднование Победы было неожиданностью.
Прием для духовных лиц – фронтовиков Патриарх устраивал в Даниловом монастыре. И неожиданно объявил: “Майор в отставке монахиня Адриана!”
– Я думаю – как же, откуда, – матушка до сих пор волнуется, вспоминая встречу. – А меня начинают подталкивать к Патриарху. Подошла. Он поздравил, вручил медаль, подарок. И после этого всегда поздравлял с праздниками, передавал подарки. Раза три в год к нам в обитель и сам приезжал. Когда подходила к нему на благословение, с улыбкой приветствовал: “А, матушка Адриана, как себя чувствуете?”
Кстати, о том, что она майор, монахиня узнала по телефону: позвонили из военкомата, сказали – присвоено звание. И лишь недавно вручили майорские погоны.
А недавно к числу ее званий и титулов добавился еще один: матушка стала лауреатом премии “За веру и верность”, учрежденной Фондом Андрея Первозванного. Икону апостола, диплом и знак, повторяющий символику петровского ордена Андрея Первозванного, вручали в Кремле. Зал аплодировал ей стоя.
В разведроте Третьей Коммунистической дивизии Народного ополчения боец Наташа Малышева считалась талисманом.
И на то были основания: свой первый подвиг она совершила 19 декабря 1941 года, то есть сразу после прибытия на передовую. Без приказа, по собственной инициативе, она проползла за линию фронта и в буквальном смысле на себе вытащила раненного в ногу разведчика. О подвиге написали в многотиражке Западного фронта.
– Божья милость.