Метка: 1812 год

Автор – Людмила БУТУЗОВА

Источник – oldcolor

Сегодня исполняется ровно 200 лет Бородинской битве.
В 1911 г. Прокудин-Горский запечатлел в цвете славные Бородинские места, ставшие заповедными.
В 2008 и 2010 гг. мне удалось сделать некоторые сравнения по этим историческим снимкам.
В августе этого, юбилейного года я вновь посетил поля былых сражений. И вновь сделал фотосравнения. Что-то сумел снять впервые, а кое-что успело уже измениться.

Самым интересным было снять только что восстановленный Императорский путевой дворец в с. Бородино. Так он выглядел в сентябре 1911 и 5 августа 2012 гг.:

Высокое разрешение
Дворец был утрачен во время или вскоре после войны (точный год не известен) и его начали воссоздавать около года назад к 200-летнему юбилею.
Я был уверен, что застану уже почти готовый к торжествам новодел, вокруг которого спешно докрашивают траву. Однако застал стройплощадку, на которой ещё многое предстояло сделать и к юбилею явно не успевали. Один из строителей сообщил, что все работы рассчитаны до 2014 г., но это с отделкой.
Металлическая ограда вокруг дворца с парком возведена наполовину, буквально через неделю снимок в этом ракурсе, наверное, уже упирался бы в железную решетку.
Вообще интересно разглядывать это сравнения и находить различия. Авторы проекта явно не стремились к точному воспроизведению, да и материал теперь не тот.

Вид с другой стороны:

Высокое разрешение

Реставрация прокудинских снимков сделана братьями К. и В. Ходаковскими.

В этом же ряду фотосравнений оказался “Иконостас в Бородинской церкви”.
Как мы помним, церковь была наполовину разрушена в войну и восстановлена в 1962 г. к 150-летнему юбилею 1812 г.
Думаю, что иконостас был воссоздан гораздо позже, в 1990-е (надеюсь точнее узнать после прочтения купленной в храме книжки).

Вот как выглядело внутренне пространство храма в 1911 и 2012 гг.:

Высокое разрешение

Кстати, на прокудинском снимке запечатлён иконостас из древнего Алексеевского монастыря в Москве, снесённого ради строительства на его месте Храма Христа Спасителя.

Ещё один ракурс новодельного путевого дворца:

Справа видна часть нового фондохранилища.
Пустой постамент – для памятника царю-освободителю Александру II.

А вот так это выглядело на проекте 2007 г.:

Обратите внимание, что цвет зданий предполагался изначально жёлтый, как на снимке ПГ!

А это снимок 19 века, задолго до Прокудина-Горского:

При попытке повторить снимок  “Общий вид Бородинской церкви” с той же точки упираемся в стену из деревьев:

Однако обе главки церкви всё же видны над деревьями, если смотреть в оригинальном разрешении.

Если побродить там по зарослям, не обращая внимание на собачий лай, то можно, наверное, найти более-менее подходящую точку съемки, откуда будет всё видно. В следующий раз обязательно попробую.

А пока вот так:

Высокое разрешение

Кажется, что сильно изменился сам рельеф местности.
Сравнение практически в точном ракурсе, сделанное О. Поляковым около 10 лет назад:

Ещё одно сравнение, которое мне удалось сделать впервые.
Общий вид Колочского [Колоцкого] монастыря в 1911 и 2012 гг.:

Высокое разрешение
Какую роль сыграл этот монастырь в событиях 1812 г.?
Согласно Вики, “в 1812 году М. И. Кутузов осматривал с этой колокольни поле будущего сражения: к полудню 21 августа здесь сосредоточились главные силы русской армии, расположился штаб; здесь первоначально предполагалось провести решающую битву. Однако уже наследующий день, 22 августа, Кутузов принял решение отступить к Бородину, находя эту позицию более удачной. 24 августа у монастырских стен состоялся бой русского арьергарда с наступающими французами, в котором был смертельно ранен генерал-майор Войска Донского И. К. Краснов. В тот же день около стен монастыря вступил в командование партизанским отрядом Денис Давыдов (об этом свидетельствует специальная памятная доска на колокольне монастыря). После того, как Французы заняли обитель, здесь останавливался Наполеон, который также поднимался на монастырскую колокольню. Некоторое время в монастыре располагался французский госпиталь; после обитель была разграблена и сожжена. После окончания войны 1812 года на восстановление монастыря из казны Синода было отпущено 10 тысяч рублей.
Раньше я думал, что Колоцкий монастырь вообще не сохранился.
Однако он постепенно возрождается. К сожалению, из-за зарослей не видна главная утрата – разобранная в советское время каменная ограда. Встреченный на территории монастыря строительный рабочий сказал, что ограду будут восстанавливать.

Фрагмент сравнения:

Высокое разрешение
Точный ракурс был невозможен из-за деревьев.

Памятник на редуте Раевского в 1911 и 2912 гг.:

Высокое разрешение

Этот же вид на моём сравнении 2010 г.:

Высокое разрешение
Здесь хорошо видно, что к 2010 г. монумент совершенно обветшал и нуждался в срочном ремонте к юбилею.

Спасо-Бородинский монастырь. Вид от деревни Семеновское в 1911 и 2012 гг.:

Высокое разрешение
Как и везде, ремонт к юбилею. Интересно, какими теперь будут купола?
С погодой наконец попал в тональность. В прошлую поезду, в огненном июле 2010 г. всё было выжжено солнцем:

Надеюсь, что эта поездка по Бородинским местам далеко не последняя.

Русский народ, какие бы славные победы он ни одержал, все, в том числе и наши власть имущие, стремятся представить народом проигравшим. Видимо это от того, что неудачниками и лузерами управлять сподручнее.
В истории России было две Отечественные войны, об одной еще живы воспоминания и, слава Богу, ни у кого не поворачивается язык и не поднимается рука совершить историческую подмену или смухлевать с нашей великой победой. С Отечественной же войной 1812 года уже значительно свободней, и в угоду торговому или военному или торгово-военному сотрудничеству с Францией, поставляющей российской армии военные корабли (дожили!), можно пожертвовать победой в той войне, ведь уже не осталось живых свидетелей Бородинской битвы и победы над Наполеоном и его захватнической армией.

В двухсотлетний юбилей Бородинской битвы принято решение (не знаю кем и на каком уровне) смешать память русского воина с грязью из под копыт лошадей наполеоновских захватчиков.

Материал с сайта музея Бородино:

Церемониал у памятника на командном пункте Наполеона в деревне Шевардино.

Бывший президент Франции Жискар д’Эстен и посол Франции в сопровождении Министра культуры Российской Федерации обходит строй войск под звучание марша Консульской гвардии.
Почётные гости возлагают цветы от правительственной делегации стран Европы и России. Минута молчания. Ружейный залп. Выступление представителя правительства России и правительства Франции. 
Церемониал завершается торжественным прохождением войск перед памятником под звуки Марсельезы. После церемониала сводные батальоны, эскадроны и батареи отправляются к плац-театру.

Под звуки Марсельезы отмечать память погибших русских воинов – по-моему, это дико и цинично. Но, повторюсь: мало кто будет возмущен этим фактом, уже не осталось живых свидетелей и «маститые историки» без зазрения совести могут сдать эту великую победу русского оружия в угоду сиюминутным политическим целям. Опомнитесь, сдавать скоро будет нечего!

Кружком под номером “1” обведен командный пункт Наполеона, в противоположном же конце схемы кружком под номером”2″ обведен командный пункт Кутузова. Расстояние позволяет предположить, что до Кутузова не доедут, остановятся на Наполеоне.

P.S.теперь понятно, зачем и для кого там рулонные газоны стелили
штобы было, как в европи, комфортно™ и цивилизованно, например (с)

http://nashenasledie.livejournal.com/

Автор – Дмитрий Карцев

Торжества, приуроченные к 200-летию Бородинской битвы, под угрозой срыва. С таким обескураживающим заявлением выступили члены Общественного совета по содействию проведению праздника. По их мнению, вопреки бравурным заявлениям чиновники правительства безбожно опаздывают с организацией торжеств.

Материал подготовлен Сергеем Викторовичем Самохваловым.

Источник: протопресвитер Н. А. Любимов «Крестный ход вокруг Кремля в память спасения России в 1812 г.» – М., 1912 – с.2-9. 

В.Верещагин. В покоренной Москве (Поджигатели или Расстрел в Кремле). 1897-1898

 «Не на долгое время завладели враги нашим русским сердцем, нашей древней столицей: 2-го сентября 1812 года они вошли в оставленную жителями Москву, думая, что тем самым они победоносно завершают свою войну с Россией, что, благоденствуя здесь, они могут предписывать русским самыя тяжелыя для побежденных условия мира, но уже чрез 40 дней своего здесь жалкаго пребывания – 11-го октября того же года – последний отряд французскаго войска спешит покинуть русскую столицу, в которой, вместо многолюднаго города, враги нашли лишь безлюдную пустыню, – вместо благоустроенных и удобных жилищ встретили только бушующее море огня, – вместо больших запасов хлеба и разнаго рода провианта, – опустошенные выехавшими из Москвы жителями склады и амбары, – и вот теперь, убоявшись смерти голодной и всепожирающей силы огненнаго моря, с смущением духа, со страхом великим бегут из Москвы.

Безсильная злоба вождя французов – Наполеона за несбывшияся мечты и надежды выразилась поистине варварским образом. Мало ему было разграбить в Москве то, что уцелело от огня; мало было посмеяться над русскою православною верой, осквернив святые храмы, иконы, мощи, – при выходе из Москвы он отдал одному из своих генералов (маршалу Мортье) строгий приказ взорвать весь Кремль с его соборами, башнями и дворцами… Спешно сделаны были подкопы и подведены пороховыя мины под все здания и стены Кремля, – и в ночь на 11-ое октября раздались один за другим семь страшных взрывов: пало несколько кремлевских башен; во многих местах стены разрушении были почти до основания; взлетела на воздух так называемая Филаретовская пристройка к Ивановской колокольне (сооруженная в 17 веке Патриархом Филаретом Никитичем – родоначальником Царствующаго Дома Романовых), но самая колокольня устояла.

                   Иван Айвазовский. Пожар Москвы в 1812 г. (1851) 

Не пострадали от взрывов и Кремлевские соборы, во главе с наиболее чтимым собором Успенским, но совсем не потому, чтобы святотатственная рука врагов неистовых не осмелилась посягнуть на разрушение заветной русской святыни… Нет, единственно только – по неизреченной милости Божией; ибо, как, говорил тогда Архипастырь церкви Московской, «злоба беззаконнаго (Наполеона) заставила ад разверсть недра свои и изрыгнуть громы, но благость Божия отверзла небеса, пролияла воды и угасила пламень свирепствующаго ада. Пали огромные здания и развалинами своими покрыли алтари Господни, но не могли ни разрушить, ни повредить их»…(Слово Преосвящ. Августина «На освящение Успенскаго собора» в 1813 г.).

                           Взрыв Никольской башни

В самом деле, под Успенским и другими соборами в Кремле также устроены были подкопы и вкачено туда до 60 пудов пороха, зажжены были уже и фитили, концы которых соприкасались с пороховыми бочками, но вот, лишь только раздался ужасный взрыв Филаретовской пристройки к Ивановской колокольне, взрыв, от котораго полетела целая туча камней и кирпичнаго песку, заваливших собою всю площадь пред Чудовым монастырем и Успенским собором, – хлынул внезапно проливной дождь и стремительные потоки воды наполнили все подвалы и ямы, выкопанные под соборами; зажженные врагами фитили потухли, порох в подкопах отсырел, – и святые соборы были чудесно спасены от страшнаго разрушения… Точно также чудесно сохранены были силою Божиею от истребления и другия чтимыя народом святыни на самых кремлевских башнях. Так, при взрыве Никольской башни, верхняя часть которой совершенно была разрушена, остался совсем невредимым образ Свят. Николая, даже и стекло на образе и фонарь пред ним висевший оказались целыми. Сохранилась равно в целости и икона Спасителя, с висевшею пред ней серебряною лампадою, на Спасских воротах, хотя вся стена от этих врат до реки была разрушена взрывом. 

Армия Наполеона в Московском Успенском соборе. Худ. В. Верещагин ( на       картине: слева – царское место, справа – осквернение иконостаса)

 Но всемогущая Десница Божия, чудесно спасшая от окончательнаго уничтожения заветную святыню всей русской земли, попустила однако вражеской силе надругаться над этой святыней и осквернить храмы Кремля Московскаго. 

Прототоиерей Кавалергардского полка Михаил Гратинский, служащий молебствие в приходской церкви Святого Евпла, в Москве, в присутствии французов 27 (15) Сентября 1812 года. Гравюра, II пол. XIX в. 

По выходе неприятелей из Москвы наиболее пострадавшим от руки вражеской оказался наш Успенский собор. Правда, главныя святыни его – Владимирская икона Богоматери, частица ризы Господней, кресты Корсунские и другие священные предметы, вместе с драгоценностями патриаршей ризницы и чудотворными иконами Божией Матери Иверскою и Смоленскою, были вывезены из Москвы, частию во Владимир, частию в Вологду, но и в Успенском и в других Кремлевских соборах осталось еще много драгоценных вещей и украшений на иконах, остались наконец самыя святыя мощи угодников Божиих. И вот все это подверглось страшному кощунственному ограблению и осквернению. Все серебряныя ризы с икон, одежда на святом престоле, большое серебряное паникадило, весом в 60 слишком пудов, пожертвованное боярином Илиею Морозовым (в 1660 г.), серебряные оклады на раках Святителей Московских, – все это было содрано и тут же, на разведенном посреди собора горне, переплавлялось в слитки серебра и золота: на одном из столпов собора была найдена надпись, гласившая, что всего в Успенском соборе французы переплавили 325 пудов серебра и 18 пудов золота.

                           В.Верещагин. Маршал Даву в Чудовом монастыре

Но что еще несравненно ужаснее, это поругание над святыми мощами Святителей Московских: дерзновенными безбожниками оне были выброшены из своих рак прямо на пол, кроме только мощей Святителя Ионы; почти все святыя иконы в нижних ярусах иконостаса оказались изрубленными, исцарапанными, со вбитыми во множестве гвоздями; надгробия над могилами патриархов и митрополитов Московских были частию обнажены, частию изрублены, а нетленное (по свидетельству очевидцев, тело великого страдальца за Русскую землю – Святейшаго Патриарха Гермогена (ум. в 1612 г.) было извлечено из гробницы и брошено на пол соборный); {прим. автора: «Очевидно, грабители, увидав поверх соборнаго пола стоящий гроб Святейшаго Патриарха, думали, что там сокрыты сокровища.»} и пред главным иконостасом и по боковым стенам собора устроены были стойла для лошадей; всюду копоть (от плавильнаго горна), грязь, нечистота… Когда Архипастырь Московский Августин с благоговением и тревогой в первый раз после бегства врагов вошел в Успенский собор, то, при виде мерзости запустения на месте святе, заплакал горько и в сокрушении духа воскликнул: «Боже, приидоша языцы в достояние Твое, оскверниша храм святый Твой!»

                            Французы в Архангельском соборе

Подобному же поруганию подверглись святыни и всех остальных Кремлевских соборов и церквей. В Архангельском соборе св. мощи Царевича Димитрия были выброшены на пол; все драгоценныя украшения и серебряныя ризы с икон были содраны; самыя святыя иконы употреблялись вместо лавок и кроватей; в алтаре была даже устроена кухня. –В Благовещенском соборе французы разграбили различныя драгоценныя украшения, бывшия на иконах, и устроили склад для одежды и обуви. –В главном храме Чудова монастыря один из сподвижников Наполеона – маршал Даву устроил в алтаре свою канцелярию, при чем св. престол служил для него письменным столом, а мощи Святителя Алексия оказались выброшенными на паперти в куче оборванных и распоротых риз и т. д.

Инокиня Сарра спасает Новодевичий монастырь от взрыва

При мысли о таком безумном святотатстве врагов наших невольно возникает в душе вопрос: да как же возможно было с их стороны подобное надругательство над православной святыней? Ведь, французы именовались тоже христианским народом… Ведь, даже безчеловечно-грубые азиатские завоеватели – ханы татарские иногда боялись касаться христианской святыни и в своих грамотах или ярлыках давали льготы монастырям и церквям русским… Разгадка этого – в крайнем упадке христианской веры в то время на западе Европы вообще и в частности среди французской нации, не задолго перед тем подвергшей у себя христианскую религию полному изгнанию и провозгласившей религию разума, неспособнаго преклоняться перед авторитетом веры Христовой. Прекрасно отображает такое безбожное состояние тогдашняго Запада современный ему наш мудрый вития: «Тьма покрыла запад. Народ, который паче прочих хвалился мудростию, объюродел. Отрекся Творца своего, опроверг Его алтари и возвестил вселенной нечестие и безбожие»…(Слово Преосв. Августина на освящ. Успенскаго собора 30 авг. 1813 г.). Можно ли после сего удивляться тому, что, опровергши алтари Господни у себя – дома, тот же народ, без малейших угрызений заснувшей совести, ниспровергал и осквернял алтари в христианских храмах Православной Руси?

Но дерзостное поругание православной святыни неистовым и безбожным врагом нашим и привлекло на голову его страшную кару правосудия Божия. С момента выхода из Москвы неприятели наши стали терпеть одно за другим непрерывныя поражения от наших войск и различныя бедствия от партизанских отрядов <…> так что из 600 тысяч французскаго войска, вторгшагося в русские пределы в 1812 году, воротилась на родину едва только одна десятая часть, и то разстроенная, изнуренная, обезсиленная… Так, по выражению Императора Александра Благословеннаго, разразился над врагами «суд Божий на ледяных горах России». Очевидно, непреложно слово Апостола: «Бог поругаем не бывает». (Галат. VI, 7)»

                                В. Верещагин. На этапе – дурные вести из Франции

                        Оранж. Москва в 1812 г. Наполеон покидает Кремль

Использованы иллюстрации :

http://vv1812.shpl.ru/imagemoscow/

http://www.museum.ru/museum/1812/Memorial/Postcard/pic/018.jpg

http://i030.radikal.ru/0711/cf/ce78cd601312.jpg

http://kremlin-museum.rbc.ru/window.asp?ID=4506&lang=ru
http://old.mil.ru/articles/article8963.shtml

http://www.rostmuseum.ru/publication/srm/016/kim02p05.jpg

http://img-fotki.yandex.ru/get/5411/74742583.2a/0_70bd9_1f1ab7ec_XL.jpg

http://www.a4format.ru/index_pic.php?data=photos/420a6143.jpg&percenta=

http://www.kuluar.ru/IMAGES/Mos17/Mos17.2/Mos17.2.10.jpg

http://2.bp.blogspot.com/-5kWA-5Auh24/Tz5wHETV4gI/AAAAAAAAAnU/muiqWtkNUSg/s640/image029.jpg

Материал подготовлен Сергеем Викторовичем Самохваловым.

Отрывок из сочинения Николая Любенкова «Разсказ артиллериста о деле Бородинском» – Спб., 1837

«<…> Так, двадцать пять лет уже протекли со времени страшной Бородинской битвы, но воспоминания о ней живы, лица безстрашных погибших товарищей, слабые отголоски страдавших от ран, торжественные клики Русских и повсеместный гибельный ад огня глубоко еще начертаны в памяти, – дика, мрачна была картина эта!

Кровавый бой жизни со смертью, глухой рев безчисленных орудий, неистовыя вторжения кавалерии и жаркия повсюду свалки на штыках, с которыми Русские всегда непобедимы, живо еще мелькают в глазах, и здесь роковое ура, как предтеча грозы, изумляет и приводит в робость врагов, и общая тревога, треск оружия, а тут громовые взрывы пороховых хранилищ, как волканы [устар.: «вулканы»], несут гибель в собственных рядах и в рядах неприятеля, и в этом безпримерном побоище среди 2000 огненных жерл, Русские безстрашно принимают удары на грудь, удары врагов, хлынувших на Русь несметными толпами.

Содрогается человек, переносясь к событиям, которыми изведались силы всей Европы с Россией, которыми она, чуждая корысти, решила будущую судьбу вселенной, где миллион закаленного в победах войска, водимаго могучим военным гением Наполеона, летел ударить на Россию, оковать ее рабством, стереть в прах твердыни ея, этих гордых Русских, непоникших еще пред завоевателем света, и наконец погибель этого миллиона и жалкую, достойную участь вождя их, врага вселенной.

Кутузов объезжает войска 25 августа 1812 года
Н.С.Самокиш, 1912
Бумага, хромолитография

Дивитесь, смертные, дивитесь величию России, величию освященному на веки безпримерным героизмом Государя Александра, и высокою его кротостью; мы любили Монарха нашего, стекались по его мановению, и призывный его голос был родным сердцу Русских. <…>

Все признавали необходимой ретираду систематическую, но Русское сердце не выносило ея; оно возставало против благоразумия. Ударить, разбить, вот к чему пламенеет кровь Русская. Но, вняв воле Царя, спасителя отечества, мы с терпением переносили отступление; наконец утомленные им, мы жадно ожидали генеральных сражений. Авангардныя дела мало занимали нас, мы решились всей массой войска принять на себя врага. Мщение за отечество был общий обет армии.

Светлейший Князь Кутузов давно понял его и подарил нас прекрасною позициею, открылись поля Бородинския, и многие предузнали, где кому пасть. Тихо, величественно мы занимали их, стройная линия тянулась далеко, общее движение одушевляло нас; баталионы пехоты переходили из одного места в другое; они сливались в колонны, везде показывалась артиллерия, выдвигались батареи, грозна была наша армия пред роковой битвой, и тяжкая дума пала мне на сердце, страшная кручина занимала его. Облокотясь на одну из моих пушек, я поник, и с глубокогрустным чувством следил великолепную громаду войск наших. <…>  

«Прилег вздремнуть я у лафета»
В.Г.Шевченко 1970-е годы
Бумага, графитный карандаш, акварель
Иллюстрация к стихотворению М.Ю.Лермонтова «Бородино» 

Вились мечты мои пред зевом общей могилы, и желание торжества милому отечеству переживало все другия, и тогда молитва к Творцу затеплилась в душе моей, -я очнулся и все тихо: заревые выстрелы катились еще, дым их сливался с мраком вечера, а ночь, роковая ночь угрюмо надвигала могильный покров над безчисленными жертвами, огни врагов светлелись еще. Что там? готовы ли на бой? но нет: у них запальчивость и тщеславие, у нас судьба отечества, груди стеной; мгла скрыла враждебных, и природа и месть затихли сном, все мы полегли над бездной, разверзшейся на разсвете.

Была черная, глубокая ночь, как мысли мои. Завтрешний день, думал я, укажет, кто пал из исполинов! Кто сражается за славу, кто за родныя пепелища! – Русские! окровавим землю нашу, покроем ее трупами врагов, пусть Россия увидит, достойных ли она имеет сынов, пусть Европа в подвиге нашем устыдится своего рабства, падем для безсмертия! *)

17-я Бригада наша занимала место на правом фланге нашей армии; храбрый полковник Дитерикс 2-й командовал ею, три батареи были разставлены. Незабвенный Граф Кутайсов, начальствовавший всею артиллериею, храбрый, просвещенный генерал, подававший великия надежды отечеству, внушавший полное к себе уважение благородным характером, мужеством, бывший отцем своих подчиненных, на кануне еще сражения приехал осматривать к нам линию артиллерии на всей позиции, занимаемой армиею, входил в прения с офицерами о выгодах местнаго положения для артиллерии, позволял оспоривать себя, и следовал за мнениями нашими; наблюдал проницательно, спрашивал о причинах, заставивших каждаго из нас поставить так или иначе свои орудия, и соглашался, если мы были правы. Так, видя одно из моих орудий в ущелии: Вы его превосходно поставили, сказал он, прислуга закрыта от огня неприятеля, и оно может действовать на довольно обширном пространстве, но эти два вы слишком открыли неприятелю. Я объяснил ему, что они стали на гребне отвесной горы и действуя на произвольном пространстве, оставаясь на виду, не могут служить метой неприятелю, ибо выстрелы слишком должны быть счастливы, чтоб ядра в орудия попадали. –Ваша правда, сказал он, подъезжая ближе к ним, я этого еще не замечал, и я бы не избрал лучших мест. Тут он соскочил с лошади, сел на ковер и пил с нами чай из чернаго обгорелаго чайника. –Я сегодня еще не обедал, сказал он. Так дружески прощался с нами Кутайсов на закате прекрасной своей жизни; он объяснил нам значение следующаго дня, вскочил на лошадь и помчался. Мы следили долго этого любимаго нами человека, и кто знал, что в последний раз, кто знал, что завтра, увлеченный безпримерным мужеством и патриотизмом, он погибнет за всех!

Кровавою пеленою занималась заря, оставленные биваки дымились, тлели еще последние огни и догарали как жизнь раненых. Армии были в боевом порядке, орудия наши заряжены, роковые фитили курились уже; восходило и солнце, оно позлащало, ласкало оружие наше.

«Два дня мы были в перестрелке…»
В.Г.Шевченко 1970-е годы
Бумага, графитный карандаш, акварель
Иллюстрация к стихотворению М.Ю.Лермонтова «Бородино»

Стрелки завязывали дело, слышна была перестрелка на нашем левом фланге. Вдруг она распространилась и вспыхнула по всей линии, как пороховой стапин [фитиль с высокой скоростью горения]; заревели пушечные выстрелы, канонада усилилась; но, к досаде, мы были в бездействии, неприятель не аттаковал еще нас. Творец, кто думал, что в спокойных хладнокровных наших лицах, в этих людях, исполненных жизни и отваги, прошедших смерть, чрез два часа останутся только трупы, кто провидит час смерти – час всеобщаго истребления – или сердце-вещун каждому укажет его; за два часа, говорю, мы были веселы, шутили, смеялись, сочиняли эпитафии друг другу и в тоже время полилась кровь, растерзаны члены наши и нет даже следов знакомых, родных лиц.

Вдруг гонец; он скакал во всю прыть; два слова из уст его – орудия на передки, это было дело одного мгновения, и грозная цепь из тридцати шести орудий и восмидесяти пороховых ящиков, под сильными выстрелами неприятеля, торжественно понеслась на левый фланг, где бой сделался жестоким и сомнительным, на помощь родным, удерживавшим сильный натиск превосходящаго числом неприятеля.

«Построили редут…»
В.Г.Шевченко, 1970-е годы
Бумага, графитный карандаш, акварель
Иллюстрация к стихотворению М.Ю.Лермонтова «Бородино»

На быстром движении нашем, мы выдержали огонь со всей неприятельской линии, расположенной на несколько верст; звенья великолепной этой цепи выбивались ядрами врагов, но это не останавливало общаго стремления; одно ядро пронизало две коренныя лошади моего единорога [вид артиллерийского гладкоствольного орудия]; отрезали ремни, впрягли других, помчались следом за батареями. Неприятель усиливал свои выстрелы, сосредоточивал их противу нас, но мы достигли своего назначения, быстро очутились на левом фланге, где помощь наша была необходима, стали разделяться, замещать промежутки, и вступили в жаркое дело – здесь целый ад был против нас; враги в воспаленном состоянии, полутрезвые, с буйными криками, толпами валили на нас; ядра их раздирали нашу линию, бой был уже всеобщий, стрелки наши отступали, неприятель теснил их. Офицеры их были перебиты, неприятель, не видя на этом месте пушек, делал уже кавалерийския атаки, но появление батареи ободрило наших стрелков. Батарея стой, с передков долой – она хлынула картечью, опрокинула колонны, отряды неприятельской кавалерии смешались и линия врагов подалась назад, стрелки наши бросились вперед, завладели высотами, мы твердо стали на этой позиции. Солдаты наши любят пушки и грудью стоят за них: Вперед ребята, кричат они, родимыя приехали.

Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И все на наш редут.

Здесь сражение сделалось как бы поединком, трупы усеяли землю, лошади без всадников, разметав гривы, ржали и скакали; отбитыя орудия, остовы ящиков были разбросаны, дым, пламя, гул орудий, изрыгающих безпрерывный огонь – стонали раненые, дрожала земля. Мужественный неустрашимый Генерал Багговут, командовавший нашим корпусом, прискакал к нам. У вас очень жарко, сказал он; мы греемся с неприятелем, отвечали мы. –Вам нужно подкрепление, стойте, братцы, ни шагу, вы изумляете неприятеля. Графа Кутайсова уже не было на свете, мужество увлекло его в пыл битвы и одна только лошадь возвратилась. Завидна была смерть Героя, и мы воскипели еще более мщением за него. <…>

Неприятель, превышая нас числом в пять раз, изумился неустрашимости Русских, он утомился атаками, мы принимали его на верную смерть, сражение сделалось медленным, но смертоносным, усталыя войска отдыхали для новых истреблений, – одна артиллерия не останавливалась. Жерла орудий извергали пламя, свет потемнел, дым клубился в атмосфере, могильный гул потрясал землю и ужасный грохот орудий не прекращался.

Покрылись поля жертвами, кровь собратий и врагов дымилась, они погибали, встречаясь с нашими; ряды обеих армий пустели, лучшие наши солдаты пали; что нужды? Мы знали, за что стояли, смерть повила всех одним чувством, не было уже у нас попечения о близких, исчезла заботливость о жизни человека, добродетель, отличающая столь много Русскаго, было только отечество и жажда истребить врага.

Так раненые просили помощи – не до вас, братцы, теперь, все там будем, отвечали солдаты товарищам; убъют ли кого, смертельно ли ранят – в одну груду, сострадание замолкло на время; собственная жизнь сделалась бременем: тот радовался, кто ее сбрасывал – он погибал за Государя, за Россию, за родных.

Когда истощены были обоюдныя силы, когда неумолимая рука смерти устала от истребления, армии стояли, казалось недвижимо; не было конца бедственному дню; одне орудия глушили, раздирали ряды, местами смолкали и они. В одном из таких промежутков бомбардир одного из моих орудий, Кульков, молодой храбрый солдат, опершись на банник [артиллерийская принадлежность (щетинная щетка, насаженная на древко)], призадумался, я знал прежде и угадал прекрасныя чувствования простаго человека. –Ты думаешь о суженой!Точно так, Ваше Благородие, отвечал бомбардир; жалко, когда больше с ней не увижусь.–Бей больше Французов, сказал я, чтобы они ея у тебя не отняли. –Нет, Ваше Благородие, лучше света не увидеть, чем отдать ее бусурманам. Несчастный угадал; ядро снесло ему голову, мозг и кровь брызнули на нас, и он тихо повалился на орудие со стиснутым в руках банником. Солдаты любили, уважали его за храбрость и добрыя качества. Позвольте его похоронить, Ваше Благородие. –Не успеете, братцы, теперь- сказал я им, а успеете, делайте что знаете, мне теперь некогда. С этим они бросились, оттащили обезглавленное тело, вырыли тесаками столько земли, сколько нужно, чтоб покрыть человека, сломали кол, расщепили его сверху, вложили поперечную палочку в виде креста, воткнули это в землю, все бросили на полузакрытаго товарища по последней горсти земли, солдаты перекрестились. Бог с тобою, Царство тебе небесное, сказали они и бросились к пушкам, неприятель снова атаковал нас. Бог нам помог. Отразив неприятеля, мы составили совет, заряды наши были выпущены, едва оставалось по нескольку на орудие, – храбрый унтер-офицер Литовскаго Уланскаго полка разрешил наше недоумение. Позвольте мне, Ваше Благородие, слетать за ящиком к неприятелю. Охотно, отвечал я, ты будешь за это вознагражден, и он помчался в неприятельскую линию.

«Забил снаряд я в пушку туго…»
В.Г.Шевченко 1970-е годы
Бумага, графитный карандаш, акварель
Иллюстрация к стихотворению М.Ю.Лермонтова «Бородино»

Пред этим несколько раз он скакал по сторонам, осматривал число неприятеля, доносил нам о его частных движениях, принося чрез свои поиски истинную пользу. Здесь он мчался с ящиком. Одна из трех ящичных лошадей была убита, из двух остальных у пристяжной была переломлена нога, коренная легко ранена. Улан ухитрился: он привязал поводья двух этих лошадей к хвосту своей лошади, опрометью сел на нее и скакал к нам, пристяжная едва могла поспевать, скача на трех ногах. Мы торжественно встретили храбраго; я поцеловал Улана. <…> Заряды пришлись по калибру легких наших орудий, и мы с радостию их разделили как драгоценную добычу, выхваченную почти из рук неприятелей, которую в это время нельзя было заменить на вес самаго золота. Граф Сиверс, как главный начальник нашего отряда, поздравил храбраго унтер-офицера: Светлейший Князь Кутузов за подвиги его в целый день произвел в офицеры. Мы радовались, что он был достойно награжден и, имея заряды, не унывали более, люди у орудий были изранены, мы их заменили рядовыми из Рязанскаго и Брестскаго полков, нас прикрывающих; на лошадей посажены были лихие ратники Московскаго ополчения; день этот истребил превосходных опытных у нас канонеров, но где было им лучше пасть, как не под Бородиным…

<…> Вечерело, выстрелы затихали, отдых сделался необходим, армии пролили казалось, всю кровь, не было уже жертв, просветлел воздух, дым тихо взвивался и редел; военачальник врагов (утверждали пленные, что то был сам Наполеон), окруженный свитою более ста особ, рекогносцировал, он смотрел часто в зрительную трубу; мы пока молчали, он приближался, нам этого и хотелось, легкия наши орудия были заряжены ядрами, батарейныя картечами; в совещании мы составили план воспользоваться этим обстоятельством, и дать залп, выдержав хладнокровно приближение, этим мы могли истребить, если не счастливца, то некоторых неприятельских генералов, бывших тут в свите. Мы окружили орудия, чтобы не дать заметить, что их наводили; вдруг отскочили, вспыхнул огонек, взвился дым с скорострельных трубок и все орудия грянули смертью. Расторжен великолепный поезд, разметали его по сторонам, половина истреблена. Но вслед за тем мы выдержали мщение врагов, выдержали неимоверно. Чрез четверть часа густая колонна Французских гренадеров, до пяти тысяч с красными распущенными знаменами, музыкою и барабанным боем, как черная громовая туча, неслась прямо на нас; казалось, ей велено погибнуть до последняго или взять нашу батарею. У нас потеря была значительна; <…> нам оставалось погибнуть. Неустрашимый Граф Сиверс ободрял нас, мы решились итти на смерть. Офицеры артиллерии были перебиты, оставались только я и боевой поручик Тишинин (ныне артиллерии полковник). Мы обнялись с ним и хладнокровно ожидали врагов, не желая им дать даром ни выстрела, и с уверенностью объявили прикрытию, что на его долю будет половины этой колонны, обнялись, еще простились и к делу.

<…>они с диким криком приблизились, мы встретили их картечью, и страшная колонна поколебалась. Начальники их кричали: allons! avancez! Ряды мгновенно замещались, они выстраивались чрез трупы своих и двигались плавно, величественно. Брызнули еще картечью. Новое поражение, колонна смешалась, но крики начальников не умолкали и она, опять стройная, двигалась. Для нанесения решительнаго поражения и замедления ея на ходу, мы начали действовать залпами из полубатарей, выстрелы были удачны, разредела эта страшная туча, музыканты и барабаны замолкли, но враги опять шли смело. Колонна эта была похожа на безпрерывный прилив и отлив моря, она то подавалась назад, то приближалась, в некоторыя мгновенья движения ея от действия нашей батареи были на одном месте, она колебалась, вдруг приблизилась. <…> Граф Сиверс, безстрашие котораго в этот день было свыше всякаго описания, видя, что не остается у нас более зарядов, приказал взять на передки, и прикрыл наше отступление Егерями.

Мы сделали последний прощальный залп из целой батареи. Французы совершенно смешались, но опять строились почти пред батареей; тут Рязанский и Брестский полки грянули ура! и бросились в штыки. Здесь нет средств передать всего ожесточения, с которым наши солдаты бросались; это бой свирепых тигров, а не людей, и тогда как обе стороны решились лечь не месте, изломанныя ружья не останавливали, бились прикладами, тесаками; рукопашный бой ужасен, убийство продолжалось с полчаса. Обе колонны не с места, оне возвышались, громоздились на мертвых телах. Малый последний резерв наш, с громовым ура! бросился к терзающимся колоннам, более ни кого уже не оставалось и мрачная убийственная колонна Французских гренадер опрокинута, разсеяна и истреблена; мало возвратилось и наших. Единоборство колонн похоже было на бойню, лафеты наши были прострелены, люди и лошади перебиты; последния по какому-то инстинкту стояли, целый день, печально наклонив головы, оне смирно переставляли ноги, вздрагивая по временам от ядер и гранат лопавших на батареи.

«Тогда считать мы стали раны…»
В.Г.Шевченко 1970-е годы

Вечер прекратил убийство, горсть победителей возвратилась к своим; мы все были окровавлены, одеяния наши изорваны; <…> лица наши в пыли, закоптелые пороховым дымом, уста засохли; но мы дружно обнялись и почтили память погибших слезой сострадания, которое притупилось, исчезло в продолжение дня. Мы чувствовали, что достойны доверия Отечества и Государя. <…>»

______________________________________________________________________

«*) 25 Августа накануне Бородинскаго сражения носили в войсках наших чудотворный образ Смоленской Божией Матери. С каким умилением наблюдал я действие священнаго обряда на души воинов; страшные врагу усачи наши склонялись к земле и благоговейно испрашивали благодати у Творца. Святое это благословение укрепило всех теплой верой, и священныя имена Государя и Отечества пылали в сердцах наших. Молитва для Русскаго есть уже половина победы.»

Автор –   Сергей Викторович Самохвалов,член Императорского Русского Исторического общества.

 Продолжение – часть II

 (Читать часть I)

 Подтянув в течение 1811 года свою армию к западной границе России, Наполеон без объявления войны велел войскам в ночь на 12 июня 1812 г. начать переправу через р. Неман. В начавшейся Отечественной войне и последовавших затем заграничных походах русской армии Милорадович смог блестяще опровергнуть данную ему перед войной (французским агентом капитаном де Лонгерю) нелестную характеристику: «…пользуется большой популярностью, но не очень хороший генерал; в военном искусстве никогда не делал больших успехов…»(1) В начале войны Милорадович формировал войсковые резервы, с которыми в середине августа 1812 г. прибыл в действующую армию. Он успел перед Бородинским сражением пополнить русские войска почти 15 тысячами рекрут, уже сформированных в батальоны и эскадроны, чем вызвал глубокую признательность главнокомандующего М. И. Кутузова.

С целью изучения расположения французских войск в предстоящем сражении Милорадович потрудился лично залезть на колокольню в Бородино для лучшего обзора неприятельских позиций. Командуя правым крылом 1-ой армии Милорадович в сражении 26 августа 1812 г. проявил не только военные дарования, но и большое личное мужество. По свидетельству его адъютанта П. А. Вяземского, вскоре после начала боя французское ядро упало к ногам лошади Милорадовича, на что генерал с улыбкой произнес по-французски: «Бог мой! видите, неприятель отдает нам честь».(2) В ходе сражения, отразив натиск неприятеля на своем участке, Милорадович направил 2-ой пехотный корпус под командованием генерал-лейтенанта Багговута к левому крылу, а затем с 4-ым пехотным корпусом пошел на подкрепление центра русских войск, над которым и принял командование. После потери русскими Большого люнета Милорадович быстро поставил батареи на картечный выстрел и после нескольких залпов прекратил продвижение неприятеля. Жестоким огнем отражая атаки французских войск, генерал по благородству своего характера был не чужд человеческого сострадания к неприятельским солдатам. «В пылу Бородинского сражения Милорадович давал червонцы тем из нижних чинов, которые не убивали пленных, а приводили их живыми».(3)

После Бородинской битвы генерал был назначен М. И. Кутузовым командующим русским арьергардом. Двигаясь правее новой Смоленской дороги войска Милорадовича, прикрыв общее отступление русской армии, отошли за Можайск. Сдерживая неприятельский авангард во главе с отборными кавалерийскими частями Мюрата, русский арьергард закрывал собою путь на Москву и способствовал планомерному отходу всей армии. Мужественно и умело отражая французскую конницу, иногда даже вынуждая противника отступать, солдаты Милорадовича выигрывали главное в сложившихся условиях – время. «Надо отдать должное командовавшему арьергардом генералу Милорадовичу, проявившему твердость и упорство в отражении атак противника и обеспечившему отход всей армии».(4)

Именно на долю Михаила Андреевича выпала тяжелая участь, обеспечивая прикрытие Тарутинского маневра основных сил русской армии, вступить в переговоры с неприятелем об оставлении Москвы. Необходимость вывоза из первопрестольной столицы части артиллерии, обоза и оставшихся раненых побудила генерала на переговорах с Мюратом дать обещание уступить Москву без боя. Пригрозив в случае необходимости защищаться на улицах Москвы до последнего солдата, Милорадович получил гарантии Мюрата относительно временного перемирия. Кроме этого, генерал сумел также выиграть время у начальника французских аванпостов генерала Себастиани, лично встретившись с ним. В итоге Милорадович не только остановил французов у Москвы без ненужного кровопролития, но и, отступив без сражения от стен древней столицы, смог оторваться от неприятеля.

После занятия Москвы Наполеон предпринял несколько бесплодных попыток добиться заключения мирного договора, но провал миссии Лористона заставил его всерьез задуматься об оставлении города. Пока неприятели опустошали окрестности Москвы, войска русского арьергарда по-прежнему отражали их вылазки. Примечательно, что одна из встреч Милорадовича с Мюратом на аванпостах противоборствующих армий «по времени совпала с миссией Лористона. В разговоре с Милорадовичем Мюрат сказал, что лично он желает мира. Милорадович ответил: «Сколь вы желаете мира, столько мы желаем продолжения войны.» »(5) Поняв бессмысленность дальнейших переговоров о мире, Наполеон 7 октября 1812 г. повелел армии выступить из Москвы по Калужской дороге, рассчитывая проложить путь в не разоренные войной губернии.

Русское командование для противодействия неприятелю направило значительные силы к городу Малоярославцу, под которым 12 октября и произошло крупное сражение. «Генерал Милорадович, сделав в этот день с кавалерией 50 верст, не дал отрезать себя неприятелю и поспешил к самому тому времени, когда сражение пылало и присутствие его с войском было необходимо. Фельдмаршал, удивленный такой быстротой, обнимал его и называл крылатым».(6) Сражение было настолько упорным, что Малоярославец несколько раз переходил из рук в руки. Оставив город, русские войска тем не менее смогли преградить французам путь на Калугу и утром 14 октября неприятель начал отступление по разоренной Смоленской дороге.

Теряя маневренность и дисциплину, оставляя раненых и обозы, тревожимая набегами партизан и ударами русских войск, – наполеоновская армия все же оставалась боеспособной. Войска генерала Милорадовича с началом контрнаступления русской армии из арьергарда стали авангардом. Получив от фельдмаршала предписание преследовать отступавших французов Милорадович атаковал кавалерией и конной артиллерией неприятеля у села Максимова и нанес ему немалый урон. Совместно с казаками генерала Платова войска русского авангарда, попытавшись отрезать арьергард «Великой армии» у Вязьмы, 22 октября встретили главные силы французов и только после упорного боя заставили их отойти. «Подходя к Вязьме, Милорадович без разрешения фельдмаршала атаковал французов. Кутузову вместо диспозиции был прислан в конверте чистый лист бумаги».(7) Хотя вместо одного корпуса Нея, как предполагалось, русским пришлось иметь дело также с корпусами Даву и Жюно, Вязьма была взята авангардом Милорадовича ценой кровопролитного штурма. После взятия города Милорадович остановился в том же доме, где ранее помещался Наполеон, и велел солдатам начать тушение пожаров.

Сражение под Вязьмой

После занятия Вязьмы М. И. Кутузов поставил перед авангардом задачу преследования неприятеля вдоль Смоленской дороги. Войска Милорадовича 26 октября после двухчасового боя заняли г. Дорогобуж и через несколько дней нанесли французам поражение под Смоленском. В начале ноября русский авангард разгромил корпуса вице-короля Евгения и Жюно под г. Красным, где в результате трехдневного сражения нашим войскам удалось отрезать арьергардный корпус Нея от основных наполеоновских войск и уничтожить большую его часть. Уцелевшие неприятели отправили парламентера «сказать, что они сдадутся одному только генералу Милорадовичу, а иначе готовы биться до последнего. Французы называют Милорадовича русским Баярдом; пленные везде кричат ему: «Да здравствует храбрый генерал Милорадович!»»(8) Приняв сдавшихся под свое покровительство, генерал велел определить один дом в Красном под лазарет для пленных солдат, куда были направлены для перевязки раненых все полковые лекари и посланы последние запасы сухарей и водки.

За победу под Красным Михаил Андреевич получил в награду золотую шпагу с алмазами, лаврами и надписью, указывающей место и дату сражения. Кроме этого, за полгода военных действий он был награжден орденами Св. Георгия 2 степени со звездой, Св. Владимира 1 степени и бриллиантовыми украшениями к ордену Св. Александра Невского. Генерал действительно был достоин этих наград, ибо он смог не только снискать расположение Императора и высшего генералитета умелым командованием вверенными частями, но и сумел упрочить имевшуюся у него репутацию отчаянного храбреца.

Вот что писали о нем современники: «Милорадович отличался храбростью и невозмутимым спокойствием в сражениях. Под ним убивали лошадь, пуля сносила султан с его головы, а он закуривал трубку и играл золотой табакеркой».(9) Преследуя наполеоновские войска, командующий русским авангардом часто оказывался под неприятельским огнем. Одетый в полный генеральский мундир, бравируя презрением к смерти, Михаил Андреевич хладнокровно поворачивал коня под обстрелом и медленно отъезжал на безопасное расстояние. После одного из таких случаев «генерал Ермолов, прославившийся и сам необычайной храбростью, очень справедливо сказал в письме Милорадовичу: «Надобно иметь запасную жизнь, чтоб быть везде с вашим превосходительством!»»(10)

Милорадович в сражении под Красным 5 ноября 1812. philatelia.ru 

Войска Милорадовича вместе с другими частями русской армии, преследуя обратившиеся в бегство остатки «Великой армии» Наполеона, в декабре 1812 г. маршем от Ольшан на Гродно подошли к западным границам России. Отечественная война победоносно завершилась, но изгнание французской армии не означало еще окончания войны с Наполеоном и в январе 1813 года русская армия начала заграничный поход. Согласно «Генеральной диспозиции» перехода границы армией Кутузова, 3-я колонна под началом генерала от инфантерии Милорадовича в составе двух пехотных и трех кавалерийских корпусов должна была составить авангард русских войск.

Действуя на варшавском направлении против численно превосходящих неприятельских корпусов Шварценберга, Ренье и Понятовского, войска Милорадовича умелыми действиями заставили неприятеля сдать Варшаву без боя. Городские власти вручили Милорадовичу ключи от польской столицы, а Шварценберг отошел в Австрию, подписав с русским генералом перемирие. Во время кампании 1813 года русские войска в составе союзной армии имели несколько кровопролитных сражений с наполеоновской армией, завершавшихся с переменным успехом. «Во всех этих сражениях Милорадович командовал то авангардом, то ариергардом, то левым крылом всей армии (при Бауцене), то всею гвардиею (под Лейпцигом), то, наконец, всем действующим войском (под Кульмом)».(11)

Через 4 дня после смерти М. И. Кутузова в г. Бунцлау, новый главнокомандующий русско-прусскими войсками генерал П. Х. Витгенштейн потерпел поражение 20 апреля 1813 г. в Лютценском сражении. Союзная армия, оставив французам Лейпциг и Дрезден, начала отступление. Милорадович, начальствуя над русским арьергардом до Бауцена, умело сдерживал натиск неприятеля в ежедневных боях. Прикрыв отход основных сил союзников ценой небольших потерь, Михаил Андреевич снискал особое расположение Императора Александра I.

«За успешные действия своего корпуса в начале 1813 г. Милорадович первым получил в награду право носить на эполетах императорский вензель, а за умелое руководство войсками в заграничном походе – титул графа (1 мая 1813 г.) С титулом в его родовом гербе появился девиз: «Прямота моя меня поддерживает».»(12) Удостоенный чести носить на эполетах вензель Александра I самым первым из русских генералов (до 30 августа 1815 г., когда вензелевое изображение появилось на эполетах генерал- и флигель-адъютантов как символ их звания), Милорадович стал 63 обладателем графского титула (от введения этого титула Петром I) по Всемилостивейшему пожалованию.

Заслуженно возвышенный Монархом, генерал на протяжении жизни также сумел приобрести полное доверие офицеров и безусловную готовность повиноваться солдат. Когда в сражении при Бауцене 9 мая 1813 г. французская батарея повела обстрел места расположения ставки русского Императора, граф сумел в полной мере использовать свое влияние на войска. ««Неужели вы потерпите, – сказал Милорадович солдатам, – чтобы ядра французские долетали до императора», – и мгновенно батарея была прогнана. «Государь на вас смотрит!» – закричал он одному полку, который при сих словах бросился в штыки и переколол французов».(13) Потерпев поражение в очередной раз, армия союзников снова начала отступление и снова арьергард Милорадовича спас положение, продержавшись на следующий день свыше 6 часов против неприятельского авангарда во главе с самим Наполеоном. После неудачного Бауценского сражения Милорадович более всех других военачальников союзной армии содействовал назначению главнокомандующим М. Б. Барклая-де-Толли, убедив Александра I в необходимости смены Витгенштейна.

По завершении Плесвицкого перемирия Милорадовичу было поручено командование русской и прусской гвардиями, с которыми генерал в сражении при Кульме 17-18 августа 1813 г. принес победу армии союзников. Награжденный специально учрежденным по случаю победы Кульмским крестом, Милорадович лично привязал к знаменам лейб-гвардии Семеновского полка георгиевские ленты, не дожидаясь прибытия пожалованных этому полку (также как и Преображенскому и Морскому экипажу) георгиевских знамен с надписью «За оказанные подвиги в сражении 17 августа 1813 года при Кульме». Всегда щедрый до расточительности, генерал нередко оставался без гроша. Зная об этом «за Кульмское сражение император Александр I пожаловал Милорадовичу 50.000 рублей. Через неделю все деньги были издержаны на пиры и розданы нижним чинам».(14)

Предводительствуя русско-прусской гвардией, Милорадович принял деятельное участие в Лейпцигской битве 4-7 октября 1813 г., в ходе которой союзные армии сумели одержать крупную победу над армией Наполеона. Лейпцигское сражение, завершившее кампанию 1813 года, стоило Наполеону двух третей его армии и вынужденного отступления во Францию. За успешное командование вверенными частями в этой битве генерал Милорадович был награжден орденом Св. Андрея Первозванного. Это была довольно редкая и очень почетная награда, ведь за период 1812-1814 гг. данный орден (без бриллиантовых украшений) выдавался за воинские отличия только 7 раз. Михаил Андреевич за успехи в кампании 1813 года также был удостоен украшенной лаврами золотой шпаги с алмазами и австрийского ордена Св. Леопольда 1 степени.

Преследуя наполеоновские войска, армия союзников в декабре 1813 г. перешла р. Рейн и начала продвигаться вглубь Франции. Милорадович в начавшейся кампании командовал всеми гвардейскими частями союзников. После капитуляции Парижа в марте 1814 г. русская армия вошла в столицу. Наполеон отрекся от престола и 18 мая между союзниками и Францией был подписан Парижский мир. Быстротечная кампания украсила грудь графа Милорадовича австрийским Командорственным крестом ордена Марии-Терезии и прусским орденом Черного Орла. Неприхотливый на войне и любящий пожить на широкую ногу в мирное время, генерал упросил Александра I выдать ему жалованье и столовые деньги на три года вперед. Быстро истратив полученную от Императора сумму на различные покупки, устройство празднеств и денежные пожертвования, Милорадович повел вверенные ему войсковые части обратно в Россию.

Переходя летом 1814 года р. Неман, Милорадович «сделал сперва молебствие с пушечною, ружейною стрельбою и восклицаниями войска своего при батальонном огне: «Ура! Ура! Ура!» – стократно, а потом дал обед и вечером бал на царский счет – всем генералам, штаб- и обер-офицерам и всему городовому знатному обществу обоего пола с иллюминациею обоих берегов и моста р. Немана».(15) В ноябре того же года Милорадович возглавил русский гвардейский корпус, с которым в 1815 г. снова двинулся из Петербурга за границу при известии о возвращении Наполеона к власти во Франции. Но Ватерлоо положило конец славной эпохе «наполеоновских войн». Гвардейский корпус вернулся в свои казармы и пробыл под командованием графа свыше трех лет.

++конец второй части++

Примечания:

1) «Родина»- №6-7 –М., 1992 – с.29.

2) «России двинулись сыны. Записки об Отечественной войне 1812 года ее участников и очевидцев». – М., 1988 – с. 443.

3) «Анекдоты и черты из жизни графа Милорадовича». – СПб., 1886 – с. 40.

4) Жилин П. А. «Контрнаступление русской армии в 1812 году». – М., 1953 – с. 175.

5) «1812 год: Воспоминания воинов русской армии». – М., 1991 – с.342.

6)«России двинулись сыны» – с. 213.

7) «Герои 1812 года». – М., 1987 – с. 281.

8) «России двинулись сыны» – с. 219.

9) «Верные сыны Отечества. Воспоминания участников декабристского движения в Петербурге». – Л., 1982 – с. 33.

10) «России двинулись сыны» – с. 214.

11) Семевский М. И. «Граф Михаил Андреевич Милорадович. 1770-1825. (Материалы для его биографии)». //«Военный Сборник». № 10. – Спб., 1869 – с. 170.

12) «Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812-1815 гг.» //«Российский Архив». Вып.VII. – М., 1996 – с. 476.

13) «1812 год… Военные дневники». – М., 1990 – с.341.

14) Каретников А. «Жизнь и смерть генерала Милорадовича». //«Смена»- №3 – М., 1993 – с. 206.

15) «1812 год: Воспоминания воинов русской армии». – с. 296.

/опубл. в сокр. – журн. «Держава» – № 1(11) – М., 1998 – с.49-56/

Материал подготовлен Сергеем Самохваловым.

Из письма В. А. Жуковского, лично участвовавшего в Отечественной войне 1812 года, к Великой Княгине Марии Николаевне о Бородинском торжестве 26 августа 1839 года.

«Я был в Бородине в самый день великолепнаго праздника, которым Государь угостил свою армию. Палатою для пирующих было Бородинское поле, а украшением – монумент Бородинскаго боя с Багратионовым гробом у подошвы его, и Бородинские холмы, на которых под жатвою, их покрывающею, спит почти целое войско, погребенное со славою. Таких палат на свете немного. Опишу просто все как было…

Утро Бородинскаго праздника было так же ясно, как утро Бородинскаго боя. Тогда была чувствительна осенняя свежесть; теперь теплота наполняла воздух, и от долговременной засухи повсюду была ужасная пыль, которая при малейшем ветерке поднималась столбами. Войска (около 150,000) были рано по утру сведены на места, им назначенныя; они стояли колоннами по наклону покатостей, окружая с трех сторон то возвышение, на коем теперь стоит памятник Бородинский и у подошвы его лежит Багратион, возвышение, на котором произошла самая жаркая битва, где дрались Раевский, Барклай, Паскевич, где ранен Ермолов, где погиб Кутайсов, на которое гремело более 200 наполеоновых пушек, где, наконец, все перемешались в рукопашной убийственной схватке.

Войска, видимыя с вершины этого холма, представляли зрелище единственное: одним взглядом можно было окинуть 150.000-ую армию, сжатую в густыя колонны, которыя амфитеатром одна над другою подымались. Пехота была неподвижна, по ружьям сверкало солнце, и штыки их казались блестящею поднявшеюся щетиною огромнаго боеваго чудовища. Где стояла конница, там дымилось; конския копыта подымали пыль; она колебалась над колоннами, как черная громовая туча. Позади армии разставлена была артиллерия.

В середине этого чуднаго амфитеатра возвышался памятник, у подошвы котораго внутри ограды, собраны были все отставные, некогда участвовавшие в славной битве и из разных мест собравшиеся на ея праздник. Между ними особенно замечательны были инвалиды, кто с подвязанною рукою, кто с повязкою на голове, кто без обеих ног. Некоторые из них, в ожидании торжества, сидели на ступенях монумента, другие, положив на землю клюки, отдыхали у Багратионова гроба, и этот гроб, один на земле Бородинской, величественно тихий, в виду армии новаго поколения, казался представителем поколения прежняго, котораго воины положили здесь свои головы, котораго прах вечно живая природа с такою любовью одела здесь своею свежею зеленью, своею благодатною жатвою. Другие бородинские воины, еще находящиеся на службе, сидели на конях и выстроены были фронтом вне ограды.

Явился Государь, проскакал мимо колонн, грянуло повсеместное «ура» и вдруг все стихло… от Бородина с хоругвями и крестами потянулся ход; священники всех полков, священники столицы и позади всех Преосвященный Митрополит Московский, длинным строем с торжественным пением, шли мимо армии к монументу, перед которым был воздвигнут алтарь. Когда священники стали по местам своим, и Митрополит приблизился к алтарю, тишина невыразимая воцарилась повсюду: ни движения, ни шороха, как будто живые слились в одно безмолвное братство с безчисленными мертвыми, здесь под землей сокрытыми, как будто бы мертвые вышли из праха и, ставши в строй с живыми, вселили в них свое неземное спокойствие; одним словом, этой минуты описать невозможно.

И вдруг из глубины этого чуднаго молчания тихо поднялся гармонический голос, раздалось повсюду «Коль славен наш Господь в Сионе». Эта минутная гармония, как тихий ангел, пролетела между небом и землею; она не нарушила молчания, она не умолкла – она была чем-то таинственным, чем-то всевыражающим, вдруг совершившим ведомо и неведомо. Началось молебствие, молитвы и пение от подошвы памятника доходили до войска. Какая умилительная противоположность с тем громом битвы, от котораго здесь за четверть века земля трепетала.

Вдруг раздался звучный голос Государя; услышали команду Его: «смирно»! С глубокою повсеместною тишиною соединилось повсеместное ожидание, и в это мгновение Первосвятитель возгласил: «Великому Императору Александру Первому вечная память»!

Тут все пушки грянули одним залпом, вся армия грянула единогласно «ура»! Из за всех колонн, по всем высотам, поднялись тучи дыма и долго в этом дыму, не заглушаемый громом артиллерии, но от него отличный, непрерывным гулом звучал торжественный голос войска, составляя вместе с выстрелами какую то несказанную потрясающую сердце гармонию.

И это «ура», сперва всеобщее, по всем колоннам, умолкая на одном конце, начинаясь на другом, опять сливалось в один повсеместный крик, снова прерывалось и снова гремело и , наконец, по данному Императором знаку, мало по малу замолкло.

И только эта одна минута повторила то, что здесь случилось в день Бородинскаго боя: в залпе пушек и в крике армии мы услышали последний отголосок тогдашней битвы, но этот отголосок был: «слава!» Опять все умолкло; начался благодарственный молебен, армия пала на колени, запели: «Тебе Бога хвалим!» Первосвятитель окропил памятник святою водою, потом священники с хоругвями и крестами пошли обратно ми мо армии и скоро их светлый строй, и кресты, и хоругви исчезли в отдалении.

Колонны поколебались. Государь впереди их проехал мимо памятника и, отдав ему честь, остановился перед ним; вся армия прошла мимо его в удивительном порядке, но страшная туча пыли от нея подымалась, как будто напоминая о дыме Бородинскаго боя.

Наконец все опустело, все утихло; чудесное видение кончилось: остался один Бородинский памятник с Багратионовым гробом, озаряемые ясным небом, и кругом их спокойные холмы, одетые жатвою!» 

/цит. по: Оболешев Н. «Бородинский бой и его памятники на Бородинском поле»- М., 1903 – с.112-116/

“Император Николай I во главе гвардии
при открытии памятника на Бородинском поле 26 августа 1839 г.”
Литография. Середина XIX в. Музей-заповедник “Бородинское поле”
План Бородинского сражения
Рельеф отмывкой и штриховкой.
Подписан цесаревичем Александром Николаевичем
24 июня 1835 г. (http://www.rusarchives.ru/evants/exhibitions/1812/eksp/37.shtml)

Автор -Сергей Викторович Самохвалов,член Императорского Русского Исторического общества

/опубл. в сокр. – журн. «Держава» – № 1(11) – М., 1998 – с.49-56/ 

Граф Михаил Андреевич Милорадович (1771- 1825)… Что знают о нем наши соотечественники? Практически ничего, не считая оставшихся со школьных уроков истории смутных воспоминаний о «царском генерале», убитом во время мятежа 1825 года декабристом П. Каховским. А между тем, в первой четверти XIX века немногие из выдающихся русских полководцев-современников могли превзойти генерала Милорадовича как в храбрости на полях сражений, так и в широкой известности в Русской Армии и среди народа. За ним прочно закрепились имя «русского Баярда», причем Милорадович действительно оказался достоин того своей героической жизнью и возвышенно-трагической смертью.

«Достоин славы он, которая трубою

Везде его дела и подвиги гремит,

И коей громкий глас с признательной слезою

Потомство позднее стократно повторит!

Гордись героем сим, страна родная, вечно

И к памяти его благоговей сердечно!»(1)

Но «потомство позднее» позабыло славные деяния графа Милорадовича, поэтому я посчитал своим долгом написать несколько строк в качестве дани памяти незаслуженно позабытому Герою России. Эти заметки не претендуют на полное биографическое описание яркой и славной жизни генерала Милорадовича, но дать читателям общее представление о «русском Баярде» они вполне смогут. 

 Герб рода Милорадовичей

Фамилия дворян Милорадовичей (выходцев из Герцеговины) появилась в России при Петре I и с тех пор немало представителей этого рода отличались на полях сражений, проливая кровь за новоприобретенное Отечество. Достаточно отметить, что отец будущего героя России «Андрей Степанович, с юных лет посвятивший себя военной службе, сражался с турками под знаменами фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского, отличался под Шумлой, был другом Суворова и Кутузова и в 1782 году был назначен губернатором Черниговского полка и управлял этим наместничеством 15 лет в чине генерал-поручика».(2) Именно ему, Андрею Степановичу Милорадовичу (1727-1798), 1771 год принес две больших радости: покорение турецкого города Мачина русским войском и появление на свет (1 октября 1771 г.) сына Михаила, который смог продолжить и превзойти славу отца. Согласно преданию, «Суворов увидел его ребенком в доме друга своего Андрея Степановича и тогда сказал ему: – Миша будет славным генералом.»(3)

Записанный в младенчестве в армию (согласно обычной практики того времени), Михаил Милорадович в возрасте 9 лет был переведен подпрапорщиком в лейб-гвардии Измайловский полк. Отпущенный из полка для получения офицерского образования юный Милорадович по воле отца был отправлен в Европу. «Сперва обучался он в Кенигсбергском университете, под руководством знаменитого Канта, потом провел два года в Геттингене, откуда для усовершенствования в военных познаниях, послан родителем в Страсбург и Мец, где особенно прилежал в фортификации и артиллерии».(4) После окончания курса военных наук Милорадович ненадолго задержался в Париже, где был представлен Людовику XVI и Марии-Антуанетте. По возвращении в Россию Милорадович 4 апреля 1787 года был произведен в прапорщики лейб-гвардии Измайловского полка.

Уже в это время Милорадович смог зарекомендовать себя не только в качестве образцового по службе офицера, но и как галантного кавалера и любителя танцев. «Служа в Измайловском полку прапорщиком, Милорадович услышал, что одного из товарищей его называли лучшим танцором. Милорадович сказался больным, заперся в своей комнате, нанял первого балетмейстера того времени и не выезжал со двора, пока не превзошел в танцах своего соперника».(5) Такое явное неравнодушие Милорадовича к празднествам и балам привело в последствии к тому, что и Суворов, и Кутузов поручали устройство и проведение различных торжеств именно ему.

 Александр Васильевич Сувовров

Став подпоручиком в январе 1788 года, Милорадович участвовал в русско-шведской войне 1788-90 гг. и в начале 1790 года был произведен в поручики. Судьба была благосклонна к юному офицеру: 1 января 1792 года Милорадович произведен в капитан-поручики, спустя ровно четыре года становится капитаном лейб-гвардии, а в сентябре 1797 года – полковником. «Благополучно (не в пример большинству) проходит он плац-парадные испытания павловского царствования и в 1798 г. (в возрасте всего лишь 27 лет от роду) уже генерал-майор и шеф Апшеронского мушкетерского полка».(6)

Со своим полком осенью 1798 г. Милорадович вступил в пределы союзной России Австрии и уже весной следующего года вошел в Италию. На состоявшемся в Вероне 3 апреля 1799 г. представлении русских генералов А. В. Суворову, главнокомандующему войсками антифранцузской коалиции, произошел следующий случай: «При произнесении фамилии Милорадовича, Суворов вскричал: «А, а! Это Миша! Михайло!» – «Я, ваше сиятельство!» отвечал Милорадович. –«Я знал вас вот таким…(сказал Суворов, указывая на аршин от пола) – и едал у вашего батюшки, Андрея, пироги. <…> Поцелуемся, Михайло Андреевич! Ты будешь герой! Ура!» – «Все мое усилие употреблю для того, чтобы оправдать доверенность вашего сиятельства!» – сказал сквозь слезы Милорадович».(7) Немногим позднее Суворов назначил его дежурным генералом при своем штабе на время Итальянского и Швейцарского походов.

Именно в Итальянском походе Милорадович стяжал свои первые победные лавры, зачастую лично водя своих солдат в штыковые атаки на французов. В приказе А. В. Суворова по соединенной армии (май 1799 г.) о деле у Бассиньяна отмечано –«как мужественный генерал-майор Милорадович, отличившийся уже при Лекко, видя стремление опасности, взявши в руки знамя, ударил на штыках, поразил и поколол противостоящую неприятельскую пехоту и конницу, и, рубя сам, сломал саблю; две лошади под ним ранены. Ему многие последовали и, наконец, все…»(8) Привыкший лично вести солдат к победе в сражениях на реках Адде и Треббии, Милорадович в битве при Нови трижды врывался в город во главе своей колонны, но только на четвертый раз смог закрепиться там.

В сентябре 1799 г. русские войска покинули пределы Италии, начав Швейцарский поход. Под командованием Милорадовича Апшеронский полк, батальон егерей и сотня казаков шли в авангарде русской армии к Сен-Готарду. Но не столько победами над французкими войсками прославились суворовские «чудо-богатыри» в этом походе, сколько беспримерным в истории переходом через Альпы. Почти тройное превосходство неприятеля, жестокая стужа, недостаток продовольствия и амуниции, изнурение солдат и общий страх за участь находившегося с армией сына Императора не помешали каждому генералу исполнить свой долг. При спуске с головокружительных высот на виду неприятеля много значил личный пример военачальников и здесь Милорадович снова оказался на высоте. Когда его солдаты остановились перед крутым спуском в замешательстве от огня французов «генерал Милорадович со словами: «посмотрите, как возьмут в плен вашего генерала», покатился вниз, – и за ним в тот же миг бросился весь Апшеронский полк».(9) Противник в очередной раз был отброшен и снова русские солдаты взбирались на кручи, выходя из неприятельского окружения.

После этого героического перехода русские войска вышли в Баварию, откуда по повелению Императора Павла I вернулись в Россию. Начавший Итальянский поход с получения на маневрах в Моравии из рук австрийского императора осыпанной алмазами табакерки, Милорадович вернулся на родину со славой кавалером орденов Св. Анны 1 степени и Св. Александра Невского, имея звание командора Мальтийского ордена (с пенсионом 1000 рублей), а также сардинский орден Св. Маврикия и Лазаря.

В первые годы правления Александра I генерал-майор Милорадович со своим Апшеронским полком стоял на Волыни, приятно сочетая полковые учения с шумными празднествами и балами: «…строевыми учениями занимался сам, и у него ежедневно обедала чуть не половина офицеров полка. Учения чередовались с балами, до которых он сам был большой охотник».(10) Живя в роскоши, пользуясь уважением в обществе и успехом у прекрасного пола, Милорадович с грустью вспоминал славные дни Итальянского и Швейцарского походов, ставшими последними в жизни генералиссимуса А. В. Суворова. Понимая необходимость закрепления полученного в боях опыта, Милорадович стремился превратить каждое полковое учение в подобие реального сражения. Правда, на учениях энергичной натуре генерала не хватало азарта и риска, присущих настоящей войне, но он восполнял эту недостачу игрой «… на биллиарде и в карты. Милорадович считался опасным бойцом с кием в руках и на шахматной доске. Везде он рисковал, везде делал смелые выходки, изумлял противников отвагою, а часто и успехом».(11)

Но время шло и настал трагически славный для России 1805 год. В составе сил 3-й антинаполеоновской коалиции русская армия вступила на территорию союзной Австрии. Генерал-майор Милорадович возглавлял один из пяти пехотных отрядов, направленных осенью 1805 г. на помощь австрийцам. Однако помощь союзников не помещала австрийской армии генерала Мака сложить оружие уже через месяц после формального объявления войны, что сразу поставило русские войска в крайне затруднительное положение. Во время вынужденного отступления русской армии под началом М. И. Кутузова от Браунау к Ольмюцу, Милорадович, командуя пехотной бригадой, снова отличился в боях.

При Амштеттене (октябрь 1805 г.) гренадерские батальоны Апшеронского и Смоленского полков контратаковали французов: «…сам Милорадович повел их в штыки. Ободренные присутствием начальника, гренадеры ударили с решительностию, и неприятель, далеко прогнанный, скрылся в лес и не смел показаться».(12) Французские пехотинцы не выдержали ужаса получасового штыкового боя без единого выстрела. После этого сражения войска под командованием генерал-майора Милорадовича составляли арьергард армии, отражая натиск преследовавшего неприятеля и сами переходя в контратаки. Успехом русских войск закончилось сражение при Кремсе, чему весьма способствовали военные дарования и личная отвага Михаила Андреевича. За отличия в сражениях был получен генерал-лейтенантский чин и орден Св. Георгия 3-й степени. «Увидя Милорадовича после дела, Александр I, обратясь к войску, сказал: «Вот генерал, который достал себе чин штыком!»»(13)

После соединения с австрийскими отрядами русские войска приняли участие в Аустерлицком сражении 20 ноября 1805 года. Милорадович в этом несчастном для России сражении командовал русскими воинами четвертой колонны, при которой находился сам Император Александр I, а потом прикрывал общее отступление австрийских и русских солдат. «Он был на великолепной скаковой английской лошади, скакал галопом по фронту; ездил взад и вперед под градом пуль и снарядов самым смелым образом; он кричал, клялся, ругал солдат и держался все время между ними и противником. Император был убежден более чем когда-либо, что Милорадович герой».(14) Неоднократно контратаковал в штыки под плотным батальонным огнем французов и при поддержке гвардейской артиллерии сумел устоять на последней позиции.

Блестящая победа Наполеона при Аустерлице глубоко потрясла Александра I и впоследствии он неоднократно с тяжелой грустью вспоминал этот день. Спустя пятнадцать лет, 20 ноября 1820 года, при встрече с Милорадовичем Государь напомнил ему о неудаче русского оружия в этом деле. Ответ прославленного генерала был великолепен: «Не могу назвать несчастным для армии день, где офицеры и солдаты дрались как львы! Император улыбнулся и пожал руку храбрейшему из храбрых».(15)

Но война с Наполеоном не закончилась после Аустерлица и военные действия продолжались с переменным успехом до лета 1807 года, когда был подписан Тильзитский мирный договор. Однако генерал-лейтенант Милорадович закончил борьбу с Наполеоном несколько раньше; в 1806 г. он был направлен на южные рубежи Российской империи, где начиналась очередная русско-турецкая война и армии требовались опытные военачальники. Стремление турок вновь утвердится в автономных Дунайских княжествах и покончить с национально-освободительным движением в Сербии, а также закрытие проливов для русских кораблей противоречили интересам России на Дунае и Балканах. По повелению Императора Александра I русская армия под командованием генерала от кавалерии И. И. Михельсона переправилась через р. Днестр и вошла в придунайские княжества.

В ноябре 1806 года генерал-лейтенант Милорадович во главе корпуса принял участие в военных действиях. Во главе авангарда он двинулся от Днестра на Бухарест и стремительно «овладев 13-го декабря Бухарестом, спас город и жителей от неминуемой смерти (турки уже начали резню населения)».(16) Михаил Андреевич ворвался в город с саблей в руке, лично предводительствуя гусарской атакой. Впоследствии за освобождение города Милорадович был представлен к награждению золотой шпагой с алмазами, имевшей надпись «за спасение Бухареста».

Покинув город, 4500 солдат Милорадовича двинулись навстречу неприятелю и 2 июня 1807 г. нанесли 13-тысячной турецкой армии поражение под Обилешти. Потеряв всего 300 человек, русский генерал разбил противника (потери турок – около 3000 убитыми) и вынудил его спасаться бегством. «После Обилештского сражения, увидя сильно изрубленного солдата Белорусского гусарского полка, Милорадович спросил его: «Сколько у тебя ран?» – «Семнадцать!»- был ему ответ. Тут же, на месте, Милорадович отсчитал гусару 17 червонцев, на каждую рану по одному».(17)

Победы русского оружия на суше и на море убедили турецкого султана Мустафу IV летом 1807 года вступить в переговоры с Россией о прекращении военных действий. Императором Александром I 3 августа 1807 г. была дана верительная грамота генерал-лейтенанту М. А. Милорадовичу и двум другим лицам, позволявшая вести переговоры с турецкой стороной: «…МЫ восхотели определить в качестве НАШИХ Полномочных, по НАШЕЙ к их искусству, верности и усердию к НАШЕЙ службе доверенности НАМ Любезноверных: Первым Михайло Милорадовича НАШЕГО Генерала Лейтенанта…» Перемирие было заключено 12 августа.

Весь следующий год прошел в переговорах о мире, но мирный договор не был заключен и в 1809 г. военные действия возобновились. В марте этого года была предпринята неудачная попытка взять турецкую крепость Журжа, причем Милорадович сделал все, что было в его силах для успешного завершения дела, но в силу ряда объективных причин штурм не удался. «После неудачного штурма Журжи, генерал Милорадович, восхваляя войска за их доблесть и мужество, всю вину принял на себя».(18) Удача сопутствовала генералу более на полях сражений, чем при осадах, и его умелое командование в сражении при Рассевате принесло успех русскому оружию. За эту победу 29 сентября 1809 г. Милорадович был произведен в генералы от инфантерии.

Хотя военные действия против турок продолжались, генерал Милорадович, высоко ценимый Императором не только за военные успехи, но и за проявленные в Валахии административные дарования, был назначен в апреле 1810 года киевским военным губернатором. В сентябре 1810 г. Милорадович был уволен в отставку по прошению, «но дело скоро уладилось, и уже 20 ноября того же года он опять был принят на службу, а в декабре назначен киевским военным губернатором».(19) По воспоминаниям современников, Михаил Андреевич не только усердно исполнял возложенные на него губернаторские обязанности, но и смог стать, в отличие от своих предшественников, душой киевского общества. Проводя дни на службе и в инспекторских разъездах по всей губернии, вечерами он часто давал балы, на которых умением ловко танцевать и изящно изъясняться на французском языке, а также галантностью поведения с дамами и приятностью манер без особых усилий расположил к себе дворянство Киевской губернии.

Прославленный на полях сражений генерал, стараясь вникнуть в суть губернских дел, направлял их к желательному результату скорее убеждениями и личным примером, чем использованием вверенной ему административной власти. Когда же положение дел требовало решительных действий, военный губернатор сочетал в себе мужество офицера с состраданием гражданского чиновника. К примеру, он лично руководил тушением пожара, случившегося летом 1811 года в Киеве, после чего принял все меры для облегчения участи пострадавших от огня. Вот как это описывает очевидец: «И в этой буре свирепеющего пламени и дыма, на статном коне, с обожженым лицом, в мундире, покрытом звездами и орденскими знаками, в шляпе с высоким пером, которое не раз загоралось, отличался один человек: он всем распоряжал, его все слушались. Это был Милорадович! На другой день большая часть дворца служившая помещением для военного губернатора и его штата, уже вмещала а себе до пятидесяти беднейших семейств, лишившихся последнего приюта в пожаре».(20)

Вполне оправдывая положение военного губернатора, сорокалетний генерал понимал необратимость нового военного столкновения с Наполеоном и стремился подготовить вверенную ему губернию к тяготам военного времени, но до начала «грозы двенадцатого года» сделать удалось немного. 

++конец первой части++

Примечания:

1) «Анекдоты и черты из жизни графа Милорадовича». – СПб., 1886 – с.132.

2) «История родов русского дворянства». Кн.2 – М., 1991 – с.125-126.

3) Каретников А. «Жизнь и смерть генерала Милорадовича». //«Смена»- №3 – М., 1993 – с. 202.

4) «Анекдоты и черты…» – с.10.

5) «Анекдоты и черты…» – с.22 .

6) Охлябинин С. Д. «Из истории российского мундира: Сб. ист. миниатюр». – М., 1996 – с.204.

7) Вел. кн. Георгий Михайлович. «История Апшеронского полка. 1700-1892». Т.I. – Спб., 1892 – с.231.

8) «Генералиссимус Суворов. Сборник документов и материалов». – М., 1947 – с.232 (полный текст приказа).

9) Вел. кн. Георгий Михайлович. -Указ. соч. – с.256.

10) Вел. кн. Георгий Михайлович.- Указ. соч. – с.269.

11) «Анекдоты и черты…» – с.101.

12) «Записки А. П. Ермолова. 1798-1826 гг.» – М.,1991 – с.40.

13) Каретников А. – Указ.соч. – с. 203.

14) «Записки графа Ланжерона». //«Военный Сборник». Т.256. № 11. – Спб., 1900 – с.33.

15) «Анекдоты и черты…» – с.55.

16) Керсновский А. А. «История Русской армии». Т.I. – М.,1992 – с.230.

17) «Анекдоты и черты…» – с.30.

18) Вел. кн. Георгий Михайлович. – Указ. соч. – с.314.

19) Семевский М. И. «Граф Михаил Андреевич Милорадович. 1770-1825. (Материалы для его биографии)». //«Военный Сборник». № 10. – Спб., 1869 – с.165.

20) «Анекдоты и черты…» – с. 78-79.

Отечественную войну 1812 года храм Сорока мучеников подвергся разграблению наполеоновскими войсками, все его древние святыни были утрачены. Настоятель же храма Пётр Гаврилович Вельяминов принял от руки врага мученическую кончину. Он был убит на второй день после вторжения французов в Москву в возрасте 66 лет. Батюшка отказался выдать им место хранения наиболее ценной церковной утвари, за что подвергся жестоким истязаниям. Изрубленный саблями и исколотый штыками, но ещё живой, отец Пётр всю ночь пролежал возле храма, плавая в крови. Утром третьего сентября один из французских офицеров, сжалившись над его страданиями, выстрелил батюшке в голову. Зарытый без гроба и отпевания на кладбище Новоспасского монастыря, он трижды был вырываем из могилы неприятелем. И только пятого декабря, после того как его тело было ещё раз вырыто, отец Пётр был отпет по церковному чину. По свидетельству очевидцев, тело батюшки, пролежав в земле три месяца и три дня, оставалось нетленным и из его ран сочилась кровь. В память о подвиге одного из самых замечательных священнослужителей к храмовой стене была прибита позолоченная доска с изложением обстоятельств его кончины.»

(источник: http://40m.ru/component/xml/history.xml) 

Из газеты «Правительственный Вестник»– № 201 – 1 сентября 1910г. – с. 2

«Памяти героя Отечественной войны.

3 сентября, по инициативе гласнаго Городской Думы Н. А. Шамина, в церкви свв. Сорока Мучеников, в Таганке, будет совершена заупокойная литургия и паннихида по священнике Петре Гавриловиче, герое 1812 года, защищавшем драгоценности своей церкви от расхищения французами и убитом врагами на паперти в ночь на 3 сентября. После паннихиды на кладбище Новоспасскаго монастыря, где покоится прах усопшаго пастыря-героя, будет совершена на могиле его лития.

С трудом в обители была найдена могила отца Петра. На памятнике сохранилась такая надпись: «Здесь погребен служитель алтаря, вкусивый смерть за Веру, за Царя, призаревах вселено-изумивших и кары грозныя на злобу ополчивших. При храме Божием он пал вонзен врагом, живя о Господе в безсмертии святом.»

В Сорокосвятском храме прибита доска, на которой изложены обстоятельства кончины священника-героя. Между прочим, имеется указание, что Академия Художеств почтила его кончину картиной, но при храме этой картины нет, и ведутся розыски ея.» 

Из газеты «Правительственный Вестник»– № 204 – 4 сентября 1910г. – с. 3

«Памяти священника-страстотерпца. 3 сентября в церкви свв. Сорока Мучеников, в Таганке, было совершено заупокойное богослужение по бывшем настоятеле храма священнике Петре Гавриловиче, умерщвленным французами на церковной паперти в ночь на 3 сентября 1812 года. При богослужении, совершенным местным духовенством, присутствовали члены кружка ревнителей памяти Отечественной войны и много прихожан, выражавших благодарность инициатору поминовения отца Петра – Н. А. Шамину.» 

«Впервые идею подготовки путеводителя по сохранившимся в Москве памятникам – свидетелям событий Отечественной войны 1812 года подал в начале XX в. гласный Московской городской думы Николай Андреевич Шамин. Незаурядный человек, неутомимый москвовед, член многих общественных организаций, в том числе – Особого комитета по устройству в Москве Музея 1812 года, Н. А. Шамин много сделал для увековечивания в Москве памяти о той великой эпохе.» (источник: http://www.giftbooks.ru/ws/125/12458.htm)

Материал подготовлен Сергеем Викторовичем Самохваловым.