В предыдущей статье, посвящённой анализу событий 25 летней давности, мы упомянули о «конституционном соглашении» между президентом и парламентом, заключенном на VII съезде народных депутатов РФ. Напомним, что его условия заключались, с одной стороны, в согласии парламентариев на продление предоставленных ими президенту «дополнительных полномочий» и на проведение 11 апреля 1993 года референдума по основным положениям новой конституции, а с другой стороны, – в назначении президентом премьер-министра кандидатуры, рекомендованной Съездом народных депутатов. Словом, фактически речь шла о сохранении президентского самовластия при условии согласия Кремля на корректировку социально-экономической политики.
Несомненно, было очевидно, что В.С. Черномырдин, также являющийся сторонником буржуазной системы, не принесёт России существенной пользы. Тем не менее, его слова о готовности смягчения негативных последствий «реформ» вселили во многих россиян надежду на достижение хотя бы частичной стабильности.
Так, в первый день своего премьерства (14 декабря 1992 года) В.С. Черномырдин заявил, что он «за рынок, но не за базар». Им были обозначены приоритеты в экономической политике: остановить спад производства. По мнению Черномырдина, никакая реформа не пойдёт, если будет полностью разрушена промышленность: «поэтому я считаю, что сейчас реформа должна приобрести несколько иное звучание, то есть нам нужно перейти на следующий этап: обратить серьёзнейшее внимание на производство…». Далее Черномырдин заявил следующее: «Я, конечно, за рынок, за тот, который и выведет нашу страну. А то, что мы сегодня хотим опутать нашу державу лавками и на базе этого вывести экономику…, да ещё улучшить благосостояние, думаю, что этого не произойдёт… Конечно, основу должна составлять тяжёлая отрасль… Конечно, чтобы наполнить рынок товарами народного потребления, нужны мелкие предприятия. Ещё раз, я не отказываюсь от этого. Только не за счёт этого можно вывести страну…».
Верно. Как тут не вспомнить слова руководителя «Крайслера» Ли Яккоки: «Расставшись с индустриальной базой, мы распрощаемся с нашей национальной безопасностью». Развал промышленности таит в себе ряд непредсказуемых последствий. Отсутствие индустрии непременно гарантирует стране попадает в ловушку бедности, лишает её возможности занять передовые позиции в мире, отстаивать национальные интересы. Делая ставку на ведущую роль иностранных инвестиций, на строительство совместных предприятий, мы не способствуем решению проблемы обеспечения технологической безопасности. В таком случае существует огромный риск последствий технических эмбарго в наиболее чувствительных отраслях машиностроения. Предположим, завтра наши производственные мощности окажутся ненужными иностранным инвесторам и они моментально покинут рынок. С чем мы останемся? С всплеском безработицы, со свёртыванием остатков производственной базы.
Далеко за примерами ходить не надо. Достаточно вспомнить, как в 2013 году Бюро промышленности и безопасности министерства торговли США едва не внесло российского производителя суперкомпьютеров компанию «Т-платформа» в «Список организаций и лиц, действующих вопреки национальной безопасности и внешнеполитических интересов США». Санкции в отношении упомянутой фирмы лишали её возможности производить продукцию. Данное обстоятельство объясняется отсутствием у России элементной базы – а существующая находится под контролем США.
Несомненно, всё перечисленное диктует необходимость развития индустрии.
Кроме того, новый глава правительства первые недели вроде предпринял ряд шагов, направленных на смягчений социальных последствий «реформ». Что конкретно было сделано? 16 декабря 1992 года им было подписано постановление, согласно которому учащиеся средних специальных учебных заведений, студенты, аспиранты и т.д. с 1 января получали право пользования раз в год одним из видов транспорта – авиационным, железнодорожным, водным, автобусным – с 50%-ной скидкой на билет в обе стороны. 22 декабря 1992 года Черномырдин утвердил перечень научно-исследовательских учреждений, освобождаемых от налога на имущество. Он справедливо отметил, что «если не будет науки, не будет и страны», добавив, что «даже в годы войны у нас наука была в лучшем состоянии, чем сегодня». Постановлением от 6 января 1993 года премьер-министр повысил минимальный размер оплаты труда бюджетников.
Монетаристы, комментируя соответствующие действия Черномырдина, любят заявлять, будто они привели к «всплеску инфляции». А это, по их мнению, в очередной раз, мол, подчёркивает «безальтернативный» характер жёсткой финансовой политики и «утопичность» социально-ориентированного подхода. Однако подобные умозаключения представляют собой либо скольжение по поверхности, либо целенаправленное стремление ввести общество в заблуждение.
Начнём с того, что сильная социальная политика является необходимой мерой. Это и способ поддержания благосостояния народа, создания благоприятных условий для деятельности человека, справедливой оплаты труда, поддержки социально-незащищённых слоёв общества. Также важно говорить и о борьбе с вымиранием населения, о принятии комплекса мер, направленных на увеличение рождаемости. С точки зрения экономики подобные действия ведут к росту покупательной способности населения, следовательно – к росту производства (особенно отраслей, ориентированных на внутренний рынок).
Данные меры нужны, но они недостаточны. Известно, что если количество денег превышает количество товаров, спрос резко превышает предложение, то это действительно «подкачивает» инфляцию. То есть, параллельно с решение социальных проблем нужно думать и о стимулировании роста производства.
Собственно говоря, мировая экономическая история недвусмысленно свидетельствует об этом. Государственные и политические деятели разной идейной ориентации, успешно справившиеся с решением социальных проблем, действовали строго в соответствии с вышеобозначенной схемой. Возьмём, к примеру, политику министра финансов Людвига Эрхарда в ФРГ. Государство, уделяющее внимание проведению социальной политики, также не забывало принимать меры по стимулированию развития производства. Например, был развёрнут проект жилищного строительства. Имело место регулирование банковской сферы. Производителям были предоставлены дешёвые кредиты и налоговые льготы. Вместе с тем, стимулировали покупательную способность населения посредством повышения зарплаты, поддержки отраслей социальной сферы. В результате уровень жизни возрастал в послевоенный период. Так, на зарплату можно было приобрести не только товары первой необходимости. Возрастал гастрономический, автомобильный, туристический спрос.
Что было использовано в качестве финансовых источников реализации социально-экономических программ? Помимо «плана Маршалла», речь шла о воплощении в жизнь закона «О выравнивании тягот», облагавшим разовым 50% -ным налогом крупные состояния.
В свою очередь, в Москве при Ю.М. Лужкове, проводившем на протяжении 1990-х годов относительно самостоятельную социально-экономическую политику, и уделявшем внимание к социальной сфере в наибольшей степени, чем «младореформаторы», в качестве основы этого было развитие реального сектора экономики. Речь шла и о кредитной политики, стимулирующей развитие малого и среднего предпринимательства, и о реализации инфраструктурных проектов вроде строительства МКАДа, реставрации Храма Христа Спасителя и т.д. Что же касается источников денежных поступлений, то их удавалось получит за счёт того, что в то время город не спешил расставаться со своей собственностью, сохранив (по крайней мере, на начальном этапе) в своих руках долю в активах ряда столичных отраслей, а также сумев добиться повышения управляемости городским имуществом.
В качестве другого примера приведём политику правительства Евгения Примакова и Юрия Маслюкова в 1998-1999 гг., которое уделяло внимание решению острых социальных проблем. Это делалось на базе содействия развитию реального сектора экономики посредством проведения финансовой, налоговой, таможенной, тарифной политики в его интересах. Где были взяты финансовые ресурсы для реализации обозначенных мер? Была введена государственная монополия на этиловый спирт, установлен контроль государства над экспортом сырья (в том числе с помощью восстановления экспортных пошлин на нефть и на газ, отменённых в 1995 году), взяты под государственный контроль банковские и валютные операции (в частности, за счет введения обязательств экспортёров энергоресурсов сдавать 75% валютной выручки Центробанку), сокращены раздутые расходы на государственный аппарат, ну и, разумеется, началась борьба с коррупцией и с экономическими преступлениями.
А Виктор Черномырдин в конце 1992 – начале 1993 гг. остановился на полпути. Практически не думал о подъёме производства. Спрос худо-бедно стимулировали, а предложение оставалось на низком уровне. Более того, даже не думали уделить внимания поиску новых источников бюджетных доходов для финансирования социальных и инвестиционных программ. Следовало хотя бы заняться наведением элементарного порядка в экспорте сырьевых ресурсов, сокращением расходов на управленческий аппарат, введением государственной монополии на водку.[1]
Впрочем, кое-какие меры в поддержку производства В.С. Черномырдин в первый месяц своего правительства пытался предпринять. Однако они носили весьма непоследовательный и своеобразный характер. Так, 18 декабря 1992 года им был предоставлен льготный кредит предприятиям ТЭКа. Вполне понятно, что без соответствующей отрасли наша северная страна с суровым климатом не проживёт. Но ведь на протяжении всего 1992 года – ещё при Егоре Гайдаре, ТЭКу регулярно предоставлялись огромные деньги. Как «сырьевики» всё это использовали и во имя чего – известно. Напомним лишь, что летом 1999 года российские войска, сельскохозяйственные производители испытывали острую нехватку топлива. Более того, оно ощутимо дорожало. В огромных масштабах сырье утекало за рубеж и по низким ценам. Аналогичная ситуация имела место и в дальнейшем, например, в 2008 году (материалы канала «Вести» (нынешнего «Россия 24» от 25 октября 2008 года) прямо говорят об этом). А заседание Нижегородской ассоциации промышленников и предпринимателей в июле 2008 года, многие участники которого говорили то же самое В.В. Путину про металлургические компании, после чего последний слегка припугнул одну из них, обещая «послать доктора»?
Поэтому следовало не выделять дополнительные средства директорам и коммерсантам, наживающих баснословные прибыли за счёт использования теневых схем в экспорте сырья, вывозящих стратегические ресурсы за рубеж, а провести ревизию на предмет целевого использования денежных средств, выделенных топливно-энергетическому комплексу. Да, если говорить прямо, то контролировать деятельность экспортёров энергоресурсов. Какой смысл продолжать их баловать деньгами?
А то, что сделал В.С. Черномырдин, практически ничем не отличалось от того, что имело место при Е.Т. Гайдаре и что во многом имеет место и сегодня. Сырьевиков – щедро поддерживали и поддерживают, не утруждая себя ответить на вопрос, во благо ли это или нет. А остальных – не просто не поддерживают, но загоняют в угол. Однако ничего необычного в этом нет. Подобное имело место и в странах Латинской Америки в период господства неоколониальных режимов, когда поддерживали отрасли, подпитывающие страны «ядра», но душили те, развитие которых могло составить серьёзную конкуренцию американскому капиталу.
Одну уступку В.С. Черномырдин всё же сделал. Речь идёт об оказании финансовой поддержки агропромышленному комплексу. Кто спорит, мера действительно нужная. Ведь даже в капиталистических странах сельское хозяйство дотируется государством. Ведь данная отрасль влияет на уровень продовольственной безопасности страны. А её затратный характер тоже является существенным обстоятельством. Однако одно предоставление финансовой помощи сельскохозяйственному производителю является недостаточным шагом. Напомним статью президента компании экспертного консультирования «Неокон» Михаила Хазина, опубликованную 4 апреля 2013 года в ежедневной электронной газете «Файл – РФ», содержание которой во многом применимо и к событиям начала 1990-х годов. Хазин писал о целесообразности отхода от монетаристских действий, о необходимости поддержки реального сектора экономики, Кредитная поддержка, по его мнению, нужна, но недостаточна. Нужно принимать комплекс дополнительных мер, чтобы заинтересовать производителей в развёртывании своей деятельности. Имел в виду регулирование тарифов естественных монополий, ограничение импорта, защиту отечественного производителя от зарубежной конкуренции, сокращение коррупционных издержек. Подобные задачи в целом стояли на повестке дня и на рубеже 1992 – 1993 гг. Тогда тоже речь шла о целесообразности проведения протекционистской политики, а также о снижении налогов для товаропроизводителей. Однако Черномырдин ни слова не сказал об этом.
Михаил Хазин в вышеупомянутой статье писал, что исправить ситуацию можно за счёт кардинального изменения экономической политики. А реализация фрагментарных не связанных между собой мер при сохранении неолиберальной систему ничего не улучшит.
Вполне понятно, почему предприятия использовали большую часть полученных финансовых ресурсов не на производственную деятельность.
И лишь в дальнейшем до Черномырдина якобы «дошло», что речь должна идти о последовательном характере промышленной политики, а не о «разовой» поддержке производителей. Так, 5 января 1993 года премьер-министр на встрече с руководителями московских предприятий всех форм собственности заявил, что намерен перейти «от импровизаций в экономической политике», которая была свойственна правительству Гайдара, «к холодному расчёту и умению практически организовывать». Он заявил о своём намерении внедрять краткосрочные и среднесрочные проекты, нацеленные на поддержку «предпринимателей-производственников».
Ну так бы действовал с самого начала, а не через более чем через полмесяца после назначения премьер-министром. Кстати говоря, Е.М. Примаков, став главой правительства, почти сразу собрал совещание разных представителей промышленно-производственных, предпринимательских, научных кругов, государственных деятелей. Назначен премьер-министром был 11 сентября 1998 года, а провёл упомянутой собрание 20 сентября, во время которого выслушал предложения и потихонечку начал принимать определённый комплекс мер. А что Черномырдин? Прошло более чем полмесяца после его назначения, а он не имел ясности как действовать. И потом, проводил обычные встречи, а не серьёзное обсуждение поиска способов вывода российской экономики из кризиса.
Кроме того, новым премьер-министром формально была предпринята попытка установления государственного контроля над ценообразованием. Так, 31 декабря 1992 года В.С. Черномырдин подписал постановление “О государственному регулировании цен на отдельные виды продукции и товаров” (вступало в силу с 1 января 1993 года). Цены предполагалось регулировать путём установления предельного уровня рентабельности.
Многие либеральные исследователи пишут, что в результате соответствующей меры якобы резко возрос ажиотажный спрос на товары, после чего отдельные их виды начали исчезать из магазинов. На этом основании некоторые делают вывод, будто попытка регулирования цен изначально носила авантюрный характер.
Вообще то государство регулирует цены не только в социалистических, но и в капиталистических странах. Более того, это действие получило научно обоснование – не только коммунистическими, но и буржуазными экономистами. Напомним, что Джон Гэлбрейт (в 1972 году был президентом Американской экономической ассоциации) в своей работе A Theory of Price control (1952 год) утверждал, что контроль над ценами необходим в качестве дополнения к стимулам и устремлениям лишённой планирования разбалансированной экономики. Однако он предупреждал, что соответствующие меры должны применяться совместно с другими средствами макроэкономической политики.
Также обратим внимание на книгу другого экономического исследователя. И.К. Салимжанов в книге “Цены и ценообразование”,[2] в главе “Регулирование цен в условиях рыночных отношений” пишет, что регулирование цен получило развития в годы двух мировых войн. Причиной соответствующих мер было резкое нарушение механизма воспроизводства, в результате чего произошло скачкообразное изменение структуры производства и потребления, сократился выпуск товаров личного потребления. А в послевоенный период наблюдалась обратная перегруппировка отраслей: значительно повысился спрос на товары, производство которых не соответствовало потребностям. Восстановились разрушенные в военные годы межотраслевые связи в рамках национального воспроизводства. В результате были созданы условия для значительного отклонения цен от стоимости товаров, что вело к нарастанию множества диспропорций. Данный фактор, по словам автора, предопределил целесообразность государственного вмешательства в процессы ценообразования.
Автор отмечает, что роль государства в политике ценообразования должна заключаться не в установлении конкретных цен, а в “воздействии с помощью экономических мер на принятие товаропроизводителями оптимальных решений по ценам, в оказании им методологической и методической помощи, разработке правовых норм по ценообразованию”. В то же время И.К. Салимжанов пишет, что “при чрезмерном государственном регулировании цен рыночные механизмы ослабевают и возникает опасность потери рыночных ориентиров для сопоставления затрат и результатов, так как основные рыночные параметры испытывают сильное влияние со стороны нерыночных факторов”. Автор подчёркивает, что “не связанная с конкурентным рынком и устанавливаемая государством цена не может достаточно оперативно меняться в зависимости от изменения спроса и предложения. В этом случае образуется… либо дефицит, либо затоваривание рынка не имеющими сбыта товарами”.
Вполне понятно, что И.К. Салимжанов рассуждает с позиций прокапиталистического настроенного экономиста, полагающего будто рыночная экономика якобы является наиболее эффективной. Тем не менее, данный материал показывает, что даже внутри соответствующей экономической системы вполне возможно и даже необходимо принятие мер, направленных на сглаживание социальных противоречий (в том числе и в области ценовой политики).
Далее И.К. Салимжановым приводятся конкретные примеры государственного регулирования цен в условиях капиталистической модели. Например, он упоминает, как в США сельскохозяйственным производителям предоставляют субсидии из бюджета в случае паления рыночных цен ниже гарантированного минимума. А специальная правительственная организация “Товарно-кредитная корпорация” по гарантированным ценам принимает в залог у фермеров сельскохозяйственную продукцию. Автор отмечает, что “США на протяжении последних 10-15 лет очень строго отслеживают розничную цену на сахар внутри страны”.
В Японии, по словам автора, функционирует особы правительственный орган – Бюро цен Управления экономического планирования, который осуществляет контроль за соблюдением антимонопольных законов, принимает меры по поддержанию спроса на необходимом уровне, изучает тенденции спроса и предложения.
И.К. Салимжанов отметил, что в России в 60-ые годы XVIII века генерал-полицмейстером Петербурга устанавливались таксы (розничные цены) на продукты питания и осуществлялся контроль за их соблюдением. Розничные цены формировались на основе покупной цены продуктов с прибавлением накладных расходов и определённого размера прибыли. Таблицы (прейскуранты) с ценами, утверждённые генерал-полицмейстером, вывешивались в торговых рядах для ознакомления с ними покупателей.
Таким образом, попытка установления контроля над ценами не является “авантюрой”.
Выше мы упомянули, что В.С. Черномырдин пытался регулировать цены с помощью установления предельного уровня рентабельности. Сперва напомним, что под данным термином подразумевается “уровень рентабельности продукции, устанавливаемый предприятием-монополистом, включённым в государственный реестр с целью ограничения роста монопольных цен”.[3] Одновременно заметим, что соответствующий механизм успешно применяется в Белоруссии. Об это говорится в законе № 255-3 “О ценообразовании” от 10 мая 1999 года, в постановлении Совета министров Республики Беларусь № 1233 “Об особенностях ценообразования на продукцию льноводства” от 29 сентября 2007 года. Последний документ предусматривает применение предельного уровня рентабельности в размере до 30% к себестоимости при формировании закупочных цен на льняную тресту, до 15% на льняное волокно.
Но, как было отмечено выше, подобные меры должны применяться параллельно с другими средствами макрроэкономической политики. А Виктор Черномырдин пытался осуществить это в одностороннем порядке, не принимая комплекса последовательных мер по поддержке реального сектора экономики. Кроме того, обычно предельный уровень рентабельности устанавливают для монополистов. А в постановлении правительства от 31 декабря 1992 года применение данной меры касалось не только монополистов, но и мелких предприятий (а последним она невыгодна вдвойне).
Словом, если определённые трудности и возникли, то не в результате попытки государственного регулирования цен как таковой, а в следствие непродуманных способов воплощения в жизнь данной идеи.
Нельзя не заметить, что при всём непоследовательном и бессистемном характере мер, предпринятых В.С. Черномырдиным за первый месяц его премьерства, очень скромных, но результатов удалось достичь. Так, нередко либералы говорят о таком негативном моменте как возрастание в январе 1993 года уровня инфляции 5,5% в неделю. Это – одна сторона дела. Мы убедились, что причина заключается в непоследовательном характере принимаемых мер по государственному регулированию экономики. Но была и другая сторона дела. Она заключалась в том, что хоть и не был прекращён, но замедлился спад производства.[4] В материале “Промышленность и производство в России 1993 г” отмечено, что в начале 1993 года наблюдалась относительная стабилизация промышленного производства. Там же подчеркивается, что это было связано с определённым уменьшением жёсткости финансовой политики. В свою очередь, после первого квартала 1993 года, после возврата к чисто монетаристской политике, спад экономики снова усилился. Всё это продемонстрировано на основе графиков, составленных Госкомстатом РФ.
Таким образом, половинчатые меры по государственному воздействию на экономику, предпринятые в конце декабря 1992 г. – начале января 1993 гг., в целом не изменили ситуацию к лучшему, но притормозили падение производства. Пусть разовая, но поддержка АПК, небольшой рост покупательной способности населения вследствие определённого поворота к социальной политике были факторами, способствующими снижению темпов экономического спада. Это к вопросу о “безальтернативном” характере неолиберально-монетаристской политики.
Казалось бы, в этих условиях следовало бы систематизировать политику, действовать более последовательно, ставить вопрос об изменении экономического курса в целом, а не отдельных его сторон при сохранении общего движения в сторону свободного рынка. Но как бы не так. Как только появились временные проблемы, так сразу В.С. Черномырдин дал “задний ход”.
Во многом это было сделано под давлением оставшихся в правительстве “младореформаторов”. Они игнорировали распоряжения премьер-министра и продолжали проталкивать старую монетаристскую линию. Так, ещё 16 декабря 1992 года вице-премьер, глава Госкомимущества А.Б. Чубайс , вопреки заявлениям Виктора Черномырдина, поставившего задачу стабилизации работы промышленности, заявил, что центральный вопрос для кабинета министров – достижение финансовой стабилизации и подавление инфляции. Анатолий Чубайс, Борис Фёдоров, Евгений Ясин, Сергей Васильев, Андрей Нечаев и другие прямо выступали за продолжение монетаристской политики и ни о какой поддержки реального сектора экономики не помышляли. Также они убеждали премьер-министра отменить постановление правительства “О государственном регулировании цен” (не усовершенствовать его путём внесения поправок, а отменить вообще). Они связались с президентом Б.Н. Ельциным в результате чего эти усилия возымели действие. В результате постановление кабинета министров от 31 декабря 1992 года решили переработать. В результате предельный уровень рентабельности сохранился лишь для предприятий-монополистов.
Пожалуй, это был более продуманный подход. Но дело в том, что вскоре фактически отказались и от регулирования цен на продукцию, производимую предприятиями-монополистами. А слова о регулировании деятельности монополий использовали лишь для развода и пускания пыли в глаза обществу. Например, известно, что в США за монопольный сговор компании платят многомиллиардные штрафы, а в России санкции ограничиваются миллионами рублей (особенно в адрес нефтяных монополий). Т.е., штрафы являются микроскопическими в сравнении с теми, которые установлены в “развитых капиталистических странах”. А ситуация с торговыми сетями? Целый ряд сельскохозяйственных производителей заявляют, что в Европе уровень наценок на продовольствие составляет 8-12%. А в нашей стране, по их словам, данный закон формально действует, но он выхолощен в пользу торговых сетей (максимально установленный уровень торговых наценок составляет… 30%. То есть, если поднимут их до 29%, то ничего посредникам за это не будет).[5] Таким образом, от этого всем ни холодно, ни жарко.
Видим, что В.С. Черномырдин в первый месяц своего премьерства принял правильные, но половинчатые и непоследовательные шаги по усилению государственного влияния на экономику. В итоге появились новые проблемы. Но даже эти робкие шаги дали маленький, но положительный результат. А правительственные “реформаторы”, испугавшись свёртывания их провального либерального проекта, начали жаловаться Б.Н. Ельцину. Президент РФ “прикрикнул” на Черномырдина, а тот “поджал хвост” и вернулся к стопроцентной монетаристской гайдаровской политики.
Для сравнения: на Евгения Максимовича Примакова в 1998-1999 гг. оказывалось аналогичное давление. Тем не менее, он не прогибался перед ельцинистами, так или иначе проводил самостоятельную социально-экономическую политику. Несомненно, это стоило ему потери премьерского кресла. Однако он не о нём думал, а о благе России. А что же Виктор Черномырдин? Когда его депутаты утверждали главой правительства, он заявлял одно, а потом, когда Ельцин начал оказывать давление на него, сразу сдал назад. Разве это не пример беспринципного карьеризма, для которого высокий правительственный пост дороже интересов России?
То, что В.С. Черномырдин намерен продолжить ультралиберальную политику “реформ”, свидетельствовало содержание его выступления на заседании Верховного совета РФ 28 января 1993 года Он отметил, что отныне его кабинет ужесточит финансовую политику, причём она будет более жёсткой, чем была при Гайдаре. Надо полагать, он намеревался окончательно посадить на голодный финансовый паёк социальную сферу и национальную экономику, раз говорил о более радикальной степени жёсткости бюджетной политики.
Премьер-министр заявил, что прекращается выдача кредитов и субсидий “за красивые глаза”. По его словам, только 20% кредитов использовались для поддержки производства, а остальное превращалось в зарплаты. В этой связи Черномырдин заявил, что кредиты и субсидии будут предоставляться только приоритетным отраслям и исключительно под конкретные проекты.
Надо было принять к сведению, что действия предприятий, тратящих большую часть полученных средств не на производственную деятельность, во многом были обусловлены тем, что для производителей всех форм собственности не были созданы другие благоприятные условия в таможенной политике (речь о протекционизме), в налоговой сфере.
Виктор Черномырдин, говоря о неудачной попытке установления контроля над ценами, заявил, что “попытки административного регулирования… цен на продукцию предприятий, не являющихся монополистами, не могут решить проблем экономики”. Если речь идёт именно об административном способе регулирования и если предприятия действительно не являются монополистами – это одно дело. Но и цены на продукцию предприятий-монополистов по сути тоже не регулировали, что мы показали на конкретных примерах выше. Особенно это видно на примере выхолощенного в пользу посредников закона “О торговле”, выхолощенного в пользу сырьевых монополистов антимонопольного законодательства. Однако В.С. Черномырдин на том же заседании Верховного совета заверил всех, что возврата к регулированию цен не будет. Вот так. Вообще не будет. Ну теперь понятно, почему даже деятельность монополистов фактически не регулируют. А словам о контроле раз ними используются для очковтирательства, не более того.
Отвечая на вопрос о социальных расходов бюджета, премьер-министр заявил, что их увеличение не должно быть произвольным, что повышение этих расходов должно базироваться на взвешенном отношении к государственному бюджету. То есть, он якобы был за социальную политику с учётом финансовых возможностей.
На первый взгляд это правильно, но, как мы отмечали выше, было несколько сфер, которые могли принести в бюджет дополнительные доходы . Напомним, что даже в дореволюционный период царское правительство и то уделяло внимание пополнению казны в целях поиска средств для решения общенациональных задач. Например, С.Ю. Витте ввёл винную монополию государства. Да и П.А. Столыпин, вводя контроль над сырьевым сектором, заставляя нефтяные компании платить в бюджет природную ренту, руководствовался этой целью. Понятно, что они выражали интересы узкой кучки эксплуататоров, наживающихся на страданиях народа. Однако упомянутым деятелям хватило ума не отказываться от источников, пополняющих бюджет. А В.С. Черномырдин ни слова не сказал про введение монополии на водку, про установление контроля над сырьевым экспортом, про протекционизм, про сокращение купеческих расходов на государственный аппарат. Были бы реализованы данные действия, бюджет получил бы больше денег и социальные расходы можно было бы не урезать, а наращивать.
На полях заметим, что не только в нашей стране, но и в других государствах, когда на повестке дня стояла задача выхода из кризиса, правительства искали дополнительные источники доходов, которые нужны были для преодоления разрухи. В частности, президент США Ф.Д. Рузвельт ради этой цели установил государственный контроль над банковской системой, над нефтедобывающими компаниями, в результате чего удалось пополнить опустевшую казну. Так что ничего предосудительного здесь нет.
Правда, в те годы (да и сейчас) на слуху есть следующие рассуждения: в случае увеличения государственных расходов выделенные средства непременно будут разворованы и пользы никакой не будет. Что можно ответить? Административная дисциплина – административной дисциплиной, а экономические реалии – экономическими реалиями. Надо ловить казнокрадов, а не отказываться от социально-экономического развития. Ведь Франклин Рузвельт, усиливая государственное участие в экономике, активно боролся с преступностью и с коррупцией. В Китае немыслимо, чтобы выделенные правительством финансовые ресурсы на реализацию государственной программы были растащены по карманам, поскольку к коррупционерам применяют высшую меру наказания. То есть, речь должна идти от жёстком соблюдении законов, об эффективно работающей правоохранительной системе. Например, при И.В. Сталине при всех “перегибах на местах” НКВД последовательно противодействовало саботажникам и расхитителям народного добра. Да и при Л.И. Брежневе, при всех излишествах, всё таки была определённая дисциплина. На чиновников какая-никакая управа всё же была. А во время горбачёвской “перестройки” во время слома прежней системы государственного управления был нанесён удар по обороноспособности, по системе безопасности. Понятное дело, возник хаос.
Вернёмся к выступлению В.С. Черномырдина на заседании Верховного совета 28 января 1993 года. Из его доклада не было видно, что он намерен отказаться от “шоковой терапии”, принять комплекс последовательных мер, направленных на преодоление кризиса. По сути сохранялась неолиберальная политика “вашингтонского консенсуса”, начатая при Гайдаре. В этой связи депутат В.Б. Исаков (один из сопредседателей коалиции коммунистов и патриотов – Фронта национального спасения) на том же заседании парламента справедливо подчеркнул, что поскольку реальных механизмов выхода из кризиса нет, то к концу 1993 года промышленный потенциал страны окажется в “плачевном состоянии”. Это и произошло в дальнейшем.
О своём намерении продолжить курс неолиберальных “реформ” В.С. Черномырдин заявил во время своего визита на Всемирный экономический форум в Давосе в начале февраля 1993 года.
Как мы заметили, 28 января 1993 года премьер министр во время своего выступления на заседании Верховного совета заявил о намерении оказывать кредитную поддержку не всем отраслям экономики, а только “приоритетным” и предоставлять финансовые ресурс не за “красивые глаза”, а под “конкретные проекты”. Однако через несколько дней он отказался даже от этого, взяв на вооружение чисто монетаристский подход. Так, 11 февраля 1993 года состоялось расширенное заседание кабинета министров. Помимо членов правительства, в нём участвовали руководители Верховного совета, Центробанка, некоторые главы местных администраций, ряд руководителей предприятий разных форм собственности. В основу правительственного плана, разработанного министром финансов и представленного Черномырдиным, были положены откровенно монетаристские меры. Ряд присутствующих (например, глава Центробанка Виктор Геращенко) делал акцент на необходимости поиска множества иных способов борьбы с инфляцией, кроме жёсткой финансовой политики, провоцирующей обвал производства. Однако Виктор Черномырдин открыто поддержал план правительственных “монетаристов”.
Таким образом, с приходом нового премьер-министра в реальности мало что изменилось. В основном правительство продолжало проводить прежний неолиберальный монетаристский гайдаровский курс. И немалую ответственность за это нёс Борис Ельцин, откровенно принявший сторону “младореформаторов” и оказывающий давления на Черномырдина с целью предотвращение отхода от политики “шоковой терапии”.
Как мы помним, конституционное соглашение между президентом и парламентом, заключённое на VII съезде народных депутатов РФ, предусматривало, с одной стороны, фактическое продление “дополнительных полномочий” президента, проведение 11 апреля 1993 года Всероссийского референдума по основным положениям новой Конституции, а с другой стороны – назначение Ельциным премьер-министром того, кого порекомендует съезд народных депутатов. То есть, деятеля, который сменит курс “рыночных реформ”. Как мы заметили, Черномырдина назначили главой правительства, но Ельцин не давал ему возможности действовать самостоятельно, навязывал ему свою линию.
Впрочем, это большой вопрос, о ельцинской ли линии шла речь. Скорее, правильней утверждать о линии Запада, о чём мы писали в отдельной статье. Здесь упомянем о статье “Новый секретарь США обещает усилить поддержку реформ в России”, опубликованной в газете “Известия” от 14 января 1993 года. Там было написано следующее: “Помощь реформам в России будет одним из наивысших приоритетов во внешней политике администрации Билла Клинтона, заявил Уоррен Кристофер, назначенный на пост государственного секретаря”. А в чём заключается подноготная подобных “реформ”, видно из мемуаров Джона Перкинса “Исповедь экономического убийцы”.
Таким образом, если Ельцин по сути не соблюдал соглашение с депутатским корпусом, заключенное в декабре 1992 года, то на каком основании его должна была соблюдать противоположная сторона?! Но об этом речь пойдёт в дальнейшем.
[1] Вопреки утверждениям ультралибералов, данная мера практикуется в целом ряде стран, в том числе и в капиталистических. Например, к подобным мерам прибегали в странах Скандинавии, в Белоруссии. Чтобы в этом убедиться, следует ознакомиться с содержанием статьи «Ретроспектива алкогольной проблемы в Европе», опубликованной в 11-ом номере журнала «Медицинские новости» за 2005 год. А введение винной монополии в России при С.Ю. Витте в 1895 году?
[2] Книга профессора И.К. Салимжанова, между прочим, была рекомендована Министерством образования Российской Федерации – в тот период, когда у власти стояли “чистые рыночники”
[3] См. “Финансовый словарь Финам”
[4] сайт Федеральный портал Protown.ru “Промышленность и производство в России 1993 г.”.
[5] Сергей Лисовский: “Кормить свой народ, а не набивать карманы посредников” http://www.council.gov.ru/events/news/18617/
Михаил Чистый
член правления РОО “Бородино 2012-2045”