В предыдущих частях мы, используя первоисточники, доказали полное соответствие открытых намерений и прямых высказываний троцкистов содержанию секретных переговоров Юрия Пятакова и Льва Бронштейна, имевших место вблизи Ослов в декабре 1935 года. Но некоторые могут возразить, заявив, что следует давать ответ на конкретный вопрос – мог ли вообще состояться полёт Юрия Пятакова ко Льву Троцкому в Осло в 1935 году? Помимо тиражирования штампов о невозможности данного события в силу того, что на аэродроме Хеллер на протяжении полугода якобы не приземлялись самолёты, некоторые утверждают, что Советский государственный и партийный деятель по определению не мог совершить тайный визит в другую страну.
Прежде всего, мы обратим внимание на то, что Л.Д. Троцкий в своей книге «Преступления Сталина», да и авторы статьи «Встреча Пятакова с Троцким», опубликованной в одном из выпусков «Бюллетеня оппозиции» за 1937 год пытались доказать, будто бы Пятаков, будучи в официальной командировке в Берлине, по определению не мог пойти на такой рискованный шаг. Они объясняли это следующими обстоятельствами:
— «огромной возможностью» обнаружения Пятакова агентами ОГПУ и представителями Советского полпредства на улицах Осло;
— «опасностью» его продолжительного отсутствия в Берлине, где он, будучи в служебной командировке, должен был проводить переговоры с представителями немецких фирм и подписывать контракты с ними.
Мы знаем, что Троцкий задавался целым рядом вопросов: как Пятакову удалось в кратчайшие сроки получить паспорт для перелёта заграницу? Каким образом ему удалось скрыться от наблюдения со стороны агентов Советских органов государственной безопасности и полпредств СССР, которые, дескать, постоянно следят за Советскими чиновниками во время их пребывания за границей? Как Пятаков объяснил своё отсутствие по возвращению из Осло? Под каким предлогом он улетал в Норвегию? Как Пятаков после двухчасовой беседы с ним не остался дома у Троцкого для того, чтобы быть накормленным после долгого перелёта и «продолжительной беседы»? Почему он не переночевал у него с целью ограждения себя от излишних рисков и неприятностей и т.д.? Всё это, по мнению Бронштейна, давало основание утверждать о «подозрительном» характере достоверности показаний Пятакова.
Однако детальное ознакомление с историей правотроцкистского заговора, с биографией Пятакова, а также с рядом других моментов позволяет осознать, как всё происходило в реальности. В конечном итоге удастся понять, почему ему удалось совершить секретный полёт в Осло, не столкнувшись с промедлением обеспечения его паспортом и специальным самолётом. Есть возможности осознать, почему его в указанное время не обнаружили на улицах Берлина и Осло.
Сперва затронем тему возможной встречи Пятакова с Советскими агентами. Те, кто воспринимает за чистую монету вышеупомянутые суждения Троцкого, упускают из вида весьма существенное обстоятельство: в 1935 году ОГПУ руководил не кто иной, как Г.Г. Ягода. Известно, что он принадлежал к видным деятелям правотроцкистского блока (до образования подпольной троцкистско-бухаринской коалиции в 1932 году он принадлежал к «правым» – прим.авт.). Он же был одним из фигурантов Третьего Московского процесса – вместе с Бухариным, Рыковым и прочими оказался на одной скамье подсудимых. Мы, используя обнародованные в 1990-ые годы протоколы допросов Генриха Ягоды, доказали это. Соответственно, он прилагал усилия, направленные на то, чтобы прикрыть своих соучастников по заговору.
Генрих Ягода об этом прямо заявил во время своего допроса, прошедшего 26 апреля 1937 года. Отвечая на вопросы следователя, он подчеркнул, что если бы не его деятельность в НКВД, то «центры зиновьевцев, троцкистов и правых были бы вскрыты в период их зарождения — в 1931 – 1932 гг.». А меры против отдельных троцкистско-бухаринских группировок принимались лишь тогда, когда «дальнейшее их покрывательство грозило провалом» самого центра заговорщиков. Но даже в тех случаях, когда Ягода вынужден был идти на «ликвидацию отдельных провалившихся групп организаций, как правых, так и троцкистов и зиновьевцев», он вместе с начальником Секретно-политического отдела ОГПУ Г.А. Молчановым «принимали все меры к тому, чтобы изобразить эти группы организациями локальными, и в особенности старались скрыть действующие центры организаций». Более того, Молчанов по распоряжению Ягоды «тормозил вскрытие организации правых, «тушил» отдельные провалы этой организации…».
Также отметим, что мемуары ряда активистов правотроцкистского блока, написанных в эмиграции, также свидетельствуют о скрытых контактах Генриха Ягоды с заговорщиками. Они подтверждают, что он прилагал усилия, направленные на прикрытие их деятельности. Так, полковник Г.А. Токаев в своей книге «Товарищ Х» писал, что его группировка поддерживала связи с Г.Г. Ягодой, зная его силу в качестве не слуги, а «врага режима». Он признал, что Ягода защитил многих участников заговора, когда они оказывались в опасном положении. Токаев отметил, что в дальнейшем, после ареста Генриха Ягоды, положение заговорщиков пошатнулось: «Ягода был убран из НКВД, и мы потеряли крепкую опору в нашей оппозиции из госбезопасности».
Таким образом, факт скрытой принадлежности Генриха Ягоды к правотроцкистскому блоку подтверждается не только судебно-следственными материалами 1937 – 1938 гг. (в частности, обнародованными протоколами допросов Ягоды на следствии), но и содержанием мемуаров самих бывших заговорщиков, написанных ими в эмиграции. Учитывая, что Ягода не только стоял во главе Лубянки, но и расставлял в органах государственной безопасности «своих людей», а также то, что они прилагали усилия, направленные на заметание следов заговорщической деятельности своих соратников, то есть основания утверждать, что они создавали все условия для того, чтобы Пятаков не был разоблачён в декабре 1935 года. В свою очередь, последний, исходя из того, что в органах государственной безопасности у троцкистско-бухаринских сил есть свои кадры (более того, они даже руководили спецслужбами), был уверен, что они в крайнем случае прикроют их.
Кроме того, у троцкистов были свои скрытые представители и в других инстанциях. Так, военный историк А.Б. Мартиросянв своей книге «Сталин и репрессии 1920-1930-х годов» пишет, что Бронштейн располагал собственной агентурой в ЦК ВКП (б). Например, Е.С. Коган, будучи техническим секретарём ЦК, «имела доступ ко всем протоколам заседаний Политбюро, нередко сама их и оформляла». В свою очередь, её сестра Р.С. Коган «работала шифровальщицей в советском полпредстве в Осло (Норвегия), где в то время находился Троцкий». Она по поручению троцкистской группировки «поддерживала в Осло связь с Троцким». Именно по этому каналу «становилось известно если не всё, то чрезвычайно многое». Словом, «свои люди» в полпредстве СССР в Осло также могли поспособствовать тому, чтобы секретный полёт Пятакова в Норвегию не стал достоянием гласности.
Таким образом, мы выяснили, что скрытые сторонники правотроцкистского блока в органах государственной безопасности могли прикрыть деятельность Пятакова, как они делали это в отношении всех заговорщиков в целом.
Теперь нам предстоит найти ответ на следующие вопросы, которыми Троцкий загружал Советское правосудие в своих открытых обращениях в январе 1937 года: как Пятаков мог отъехать из Осло на сутки, когда он постоянно проводил переговоры с представителями немецких корпораций? Под каким предлогом он выехал в Норвегию? Во-первых, сама троцкистская пропаганда, пытаясь посеять недоверие к Московским процессам, всё же допустила прокол. Так, Бронштейн в своей книге «Преступления Сталина», стремясь доказать «невозможность» встречи Пятакова с ним в 1935 году, процитировал выдержку из немецкой газеты «Берлииер Тагеблат» от 21 декабря 1935 года, в которой было написано, что «в Берлине находится первый заместитель народного комиссара тяжёлой промышленности СССР г. Пятаков, а также руководитель Импортного управления комиссариата внешней торговли СССР г. Смоленский, который ведёт переговоры о заказах с рядом немецких фирм». Следовательно, Пятаков поехал в официальную командировку не один. Вместе с ним в Берлин отправился глава Импортного управления Наркомата внешней торговли СССР. Таким образом, из приведённой нами публикации газеты «Берлииер Тагеблат» видно, что основную часть переговоров с немецкими фирмами вёл именно Смоленский. Т.е., основная нагрузка во время переговоров лежала отнюдь не на Пятакове.
Во-вторых, во время Второго Московского процесса (дело параллельного троцкистского центра) Карл Радек, отвечая на вопросы Генерального прокурора СССР А.Я. Вышинского, заявляя о том, что после получения ими письма-инструкции Троцкого они с Пятаковым приняли решение о необходимости встретиться с Бронштейном, отметил, что в качестве официального предлога поездки в Осло они использовали приглашение в столицу Норвегии для выступления перед студентами. Радек пояснил, что «поездка Пятакова была результатом нашего совещания». По его словам, «мы пришли к убеждению, что я должен использовать лежащее у меня троекратное приглашение для поездки в Осло с докладом студенчеству». Радек отметил следующее: «Если бы Пятаков не имел командировки, я, имея это разрешение, поехал бы с этим докладом в Осло, чтобы, безусловно, повидать Троцкого». На уточняющий вопрос А.Я. Вышинского о том, намечалась ли поездка Радека за границу, он сказал, что речь шла либо о его отправлении за границу, либо Пятакова.
Таким образом, мы видим, что под предлогом поездки в Осло для выступления перед студенчеством (при наличии соответствующего троекратного приглашения) Пятаков отсутствовал на протяжении суток в Берлине. Однако в виду того, что в реальности он летал в Норвегию для встречи с Троцким, поездка должна была иметь конспиративный характер. Именно поэтому троцкисты воспользовались поддержкой человека, располагающего связями с германскими правительственными структурами. Однако впоследствии выяснилось, что в декабре 1935 года Юрий Пятаков всё же был обнаружен в Осло. Однако он объяснил собственное пребывание в норвежской столице, используя иной предлог. Но об этом речь пойдёт ниже.
На наш взгляд, важно обратить внимание на следующее: в начале данной статьи мы приводили размышления Троцкого, который был в недоумении по поводу того, что Пятаков после двухчасовой беседы с ним не остался на ночь у него. Дескать, он после перелёта и переговоров не мог не проголодаться, а значит его следовало накормить, устроить на ночлег, чтобы оградить от «излишних рисков». То, что Пятаков на суде сказал о том, что после двухчасовых переговоров сразу вернулся обратно, по мнению Троцкого, наводит на определённые мысли.
На самом деле Бронштейн пытался ввести всех в заблуждение. Во-первых, мы показали, что наличие сторонников правотроцкистского блока в органах государственной безопасности (даже среди руководящего состава) означало, что их заговорщическая деятельность останется нераскрытой. Соответственно, ни о каких рисках в случае вечернего отъезда от Троцкого и возвращения в Берлин Пятаков мог и не думать. Напротив, его отсутствие в столице Германии больше одного дня могло усугубить его положение, усилить подозрение со стороны Советской власти. Ведь если он официально поехал в Осло по приглашению выступить перед студенчеством на определённый срок, то его превышение вполне могло вызвать целый ряд вопросов к нему.
Во-вторых, нужно принять во внимание, что Ю.Л. Пятаков денно и нощно работал, даже обедал не каждый день. Так, даже такой перебежчик как А.Г. Орлов в своей книге «Тайная история сталинских преступлений» писал, что был хорошо знаком с Пятаковым. По словам Орлова, «его рабочий день был так заполнен, что и обедал-то он не чаще двух-трёх раз в неделю». Он подчеркнул, что «из-за такой интенсивной работы и недостаточного питания Пятаков был худ и болезненно бледен». Таким образом, Пятаков не нуждался в том, чтобы Троцкий его накормил после двухчасовой беседы. Крайне редкий приём пищи, постоянная «занятость» были свойственны Пятакову. Однако это не обеляет его ни в малейшей степени, поскольку известно, на что была направлена деятельность Пятакова в реальности. Тем не менее, данное обстоятельство напрочь опровергает утверждения Троцкого о «подозрительном характере» показаний Пятакова на суде.
Теперь мы переходим к рассмотрению следующего блока вопросов – как удалось достать паспорт для Пятакова? Как удалось в кратчайшие сроки подготовить не только документ, но и специальный самолёт? Надо учитывать, что перелёт Пятакова в Осло организовал Густав Штирнер – человек, который и поддерживал с Троцким связи, и который контактировал с германскими правительственными кругами. Так, присутствовавший на встрече Пятакова со Штирнером в Берлине корреспондент «Известий» Д.П. Бухарцев выступил на Втором московском процессе в качестве свидетеля. Он заявил, что спросил Штирнера по поводу паспорта для Пятакова. Тот, со слов Бухарцева, ответил следующее: «…не беспокойтесь, я это дело организую. У меня есть связи в Берлине».
Теперь надо предстоит выяснить, что представлял собой Густав Штирнер. На самом деле это был псевдоним. В реальности данного человека звали Карл Райх. С 1923 года принадлежал к троцкистскому течению. До начала 1930-х годов был работником отдела чёрной металлургии Берлинского торгпредства. С.А. Бессонов, отвечая на вопросы Генерального прокурора А.Я. Вышинского во время Третьего московского процесса (март 1938 года – прим. авт.), подчеркнул, что Райх «очень хорошо знал Европу, в частности, европейскую металлургию, бывал в разных странах, говорил на нескольких европейских языках». Однако в конце 1931 – начале 1932 гг. Райх принял датское гражданство. По словам Бессонова, «весной 1932 года он был откомандирован в Москву, но в Москву он не поехал и стал невозвращенцем». И после получения паспорта Дании он сменил фамилию (Иогансон).
Следует также обратить внимание на то, каким образом Карлу Иогансону удалось получить датский паспорт. С.А. Бессонов показал, что получение соответствующего документа «связано с подкупом должностных лиц». Причем «это имело место при денежной поддержке троцкистов», потому что Пятаков говорил Бессонову, что «это стоит известных денег». А перевод финансовых средств осуществлялся через заместителя НКИД СССР Н.Н. Крестинского (активиста правотроцкистского блока и одного из фигурантов Третьего московского процесса – прим.авт.). В свою очередь, бывший нарком финансов СССР Г.Ф. Гринько (тоже состоял в правотроцкистском блоке и находился на одной скамье подсудимых с Бухариным, Рыковым, Ягодой и прочими в марте 1938 года – прим.авт.) в ходе своих ответов на вопросы Генерального прокурора А.Я. Вышинского заявил, что «помогал Крестинскому как бывшему заместителю Наркоминдела использовать те валютные средства, которые накапливались в курсовых разницах за границей и которые нужны были ему для целей финансирования троцкистов».
Если быть конкретным, то следует говорить о наличии двойного гражданства у Иогансона. С.А. Бессонов подчеркнул, что «Советское гражданство было открытое, а датское – тайное». Как видим, речь шла о получении гражданства Дании нелегальным путем (с помощью подкупа) и на скрытой основе. Как вы думаете, иностранные спецслужбы, располагая соответствующей информацией, использовали это в своих интересах (речь идёт о закрытии глаза на нарушения действий Иогансона при условии информирования зарубежных разведок)? Ответ на столь риторический вопрос очевиден. Известно, что разведки буржуазных стран постоянно вербовали тех Советских высокопоставленных деятелей, которые, нарушив законы, стремясь уйти от ответственности, обращались к ним в целях прикрытия. Тем более, что соответствующими людьми (на которых имеется «досье») легко манипулировать.
Карл Иогансон постоянно организовывал встречи Троцкого и Седова с их скрытыми сторонниками из СССР в различных странах мира. В частности, он, по словам Бессонова, «был тем самым лицом, которое вместе с Пятаковым совершало поездку в Осло и об имени которого он умолчал, когда давал показания на Военной Коллегии в январе 1937 года».[1] Учитывая, что он поддерживал связи с правительственными структурами стран Европы, а также со спецслужбами, то есть основания полагать, что все необходимые операции выполнялись в кратчайшие сроки. Тем более, если принять во внимание факт подкупа должностных лиц для осуществления планируемых троцкистами операций.
Продолжение следует…
Михаил Чистый
[1] Судебный отчёт// Матер./Воен. кол-я. Верх. Суда СССР. М.: Международная семья, 1997.