Когда маленькая была, мы с мамой все ходили в Страстной монастырь, пока его не сломали. И там было удивительное распятие: деревянная скульптура распятого Христа в натуральный человеческий рост. До ноготочков на ногах как живой! Я шустрая была, и начинаю по монастырю бегать, но почему-то как только к этому распятию примкну – все, устроюсь у Его ножек, и эти ноготочки все перебираю. И монахини маме говорят: «Нина Николаевна, пусть девочка у нас ночует, чтобы ей не мучаться, не ждать, мы ее в 7 утра причастим. И мама так несколько раз меня оставляла.Так вот Спаситель вошел в мою жизнь, и где бы я ни была, что бы ни делала, я все время Его чувствовала и вспоминала… Потом Страстной монастырь взорвали, ничего не осталось, монахинь куда-то разогнали. А я после войны иногда заходила в храм около Рижского вокзала. Называется он «Знамение Пресвятой Богородицы», но там мощи мученика Трифона, и все больше его «Трифоновским» называют. Там акафист мученику Трифону, мне очень нравилось, что все прихожане в конце службы вечером сбивались в одно место, где его мощи, и пели акафист.
И вот зашла туда как-то, смотрю – нет акафиста. Спрашиваю «Что такое?» Мне говорят: «А сегодня акафист Кресту, в другом приделе». Я пошла туда, наклонилась приложиться ко Кресту и вдруг вижу эти ноготочки… Я голову кверху подняла – Боже мой! – это то самое Распятие, из моего детства! Спрашиваю: «Это из Страстного монастыря?» Они так обрадовались: «Мы пишем историю наших святынь, а откуда Распятие, не знаем. Вы точно подтверждаете?» Я говорю: «Точно. У него даже запах остался». Такой чудесный тонкий аромат розового масла. У меня сразу чувство такое было: «Зовет, зовет Спаситель».
Но я все работала тогда. А тут еще у однополчанина одного сын ушел в семинарию и стал монахом. Мы с его матерью поехали к нему в гости. Он приход получил в Ярославской области, в каком-то захолустье под Угличем. Деревня – видно, когда-то была богатая, хорошая, вдали виден храм. Тихо, пусто. Избушка стоит. Заборчика даже нет. Во дворе колодец. Вдали что-то похожее на туалет. – «Это твой дом?» (А у них квартира в Ленинграде шикарная, трехкомнатная…) «Да», – говорит, и улыбается, глаза такие глубокие, вдумчивые. Зашли. Там одна комната, терраска. Видно, бедная семья какая-то жила. А потолок весь в щелях, из щелей пакля даже висит. И, представляете, вместо какого-то ужаса, несогласия, меня вдруг такой восторг охватил. Думаю: «Господи, какую же веру надо иметь!» И тут впервые подумала: «Господи, пошли мне такую же веру, как у него!»
Утром мы пошли к нему в храм. Он служил. Я себе там купила крестик, который ношу до сих пор. И вот с тех пор я ездила по монастырям, как только у меня отпуск. Посетила почти все возможные монастыри. И когда я оттуда уезжала, у меня все время было такое чувство, что нужно вернуться, что это моя жизнь. У жены моего духовного отца, который у меня к тому времени, уже появился, в Финляндии была подруга. Она в Хельсинки в храме и просфоры пекла, и церковница она, и регент она. Священников туда присылали, как в командировку на три месяца служить. Я с ней познакомилась и очень она мне понравилась. Ходит от подсвечника к подсвечнику, будто не идет, а как конькобежец, скользит. Глаза такие ясные, необыкновенные. Думаю: «Господи, есть еще такие люди на свете!» И я ей рассказала, что в детстве, когда я в Страстной монастырь ходила, то монахини мерили на меня клобук. Она говорит: «Да?» – так серьезно. «Вы знаете, – говорит, – что есть у нас поверье, что если хоть один раз человек клобук наденет, то он будет в монастыре». Я так расхохоталась!
Так и разрывалась между работой и монастырями. И вдруг заболеваю тяжело – заболевание позвоночника, которое не лечится… Ушла на пенсию. И в это время приезжает в Москву моя приятельница, с которой мы вместе раньше по монастырям ездили. Она уже к тому времени стала послушницей в Пюхтице. Было решение Моссовета выделить какой-нибудь храм для организации здесь подворья Пюхтицкого монастыря. Ее и послали сюда, чтобы она помогла с оформлением бумаг. Она мне говорит: «Давай помогай!» Я уже не работала и ездила с ней везде по инстанциям. Наконец, дали маленькое помещение на Рождественке. Храм долго не отдавали, его архитектурный институт занимал, а дали маленький этажик. Поселились там она и еще две девочки из Иванова. Это все было уже 11 лет назад.
Стала и я к ним приезжать, помогать. А на выходные уезжала к себе домой. Потом они посадили меня на улицу перед храмом – книжками торговать. Тогда это было в новинку, 11 лет назад. И я продавала православную литературу. Вот так платок надвинула, чтобы никто меня не узнал. Потом перестала стесняться. На Рождественском бульваре сплошные были офисы, банки – они все лопнули потом. И вот идет толпа мимо меня. И никто не может пройти мимо – это все интересно, еще в новинку. А я им еще и рассказываю. Торговля пошла очень хорошо. И матушка настоятельница захотела меня посмотреть, какая я такая. И, видимо, решила меня не отпускать. И вот потихонечку, потихонечку… так вот пять лет назад меня и постригли. Вот так я стала Адрианой.
Использованы материалы с сайта http://sretenie.paskha.ru/